Я с трудом верила своим глазам. Он оглядел девушек и спокойно выбрал ту, которая будет иметь честь завершить священнодействие. Что за неслыханная наглость! А та, которую он осчастливил, униженно благодарила его! Мне хотелось плюнуть. Но я лишь возмущенно завозилась в своих путах.

Как только дело было сделано, все они отвели глаза. Одевая его, девушки умудрялись не смотреть на него. Как видно, ни одной женщине не было позволено видеть пенис султана, когда он находился в беспомощном состоянии. Как только на него надели длинную белую тунику и повязали кушак, он поднялся на ноги и щелкнул пальцами. Девушки немедленно удалились.

Наконец он снизошел до того, чтобы обратить внимание на меня, лежащую на полу. Он опустился на колени и расстегнул стягивающий меня ремень. Потом он дернул за край простыни, так что я перекатилась несколько раз и предстала перед его взглядом. Он неторопливо поднялся на ноги и, подойдя ко мне, остановился, расставив ноги и внимательно разглядывая меня. Наглядевшись, он перевернул меня, чтобы посмотреть на меня сзади. Я повернула голову, пытаясь увидеть его через плечо.

— Отвернись, — приказал он. — Я не давал тебе разрешения смотреть на меня.

Меня возмутило его высокомерие, но в моем положении было бы неразумно спорить, поэтому я отвела взгляд. Опустившись на одно колено, он провел рукой по моей спине, бедрам, ягодицам. Потом снова перекатил меня на спину и разрезал связывавшие щиколотки веревки.

— Встань, — приказал он.

Когда я поднялась на ноги, он сказал:

— Подними руки, чтобы я мог как следует разглядеть тебя.

— Я ни за что не стану этого делать, — заявила я, призвав на помощь всю свою храбрость. — Ты не имеешь права делать этого, я хочу видеть британского консула!

Как весело он расхохотался! Смех у него был сочным и очень привлекательным, и ему почти удалось отвлечь мои мысли от опасного положения, в котором я оказалась. Но я решила не расслабляться.

— Я хочу встретиться с британским консулом, — повторила я. — Это мое право как британской подданной.

Он перестал смеяться.

— Я хочу, чтобы ты поняла: абсолютный правитель здесь я. В Камаре закон — это я. Ты имеешь только те права, которые я дам тебе, а я пока не давал тебе никаких прав. Поэтому ты их не имеешь. Да и на какие права ты можешь претендовать? Ведь ты преступница.

— Это по чистой случайности, — сказала я. — Я не знала, что это ваш флаг.

— Незнание закона не является оправданием преступления. Этот превосходный принцип я узнал, когда обучался в Оксфордском университете в Англии. Тебе следовало бы ознакомиться с обычаями этой страны, прежде чем приезжать сюда. Ты виновна в государственном преступлении.

— Но это должен решать суд, — возмущенно сказала я.

— Я вершу суд. Ты признана виновной. Я лишь пока не решил, что с тобой сделать. — Он отступил на шаг и окинул меня таким равнодушным взглядом, словно выбирал на ярмарке козу или корову. — Насколько мне известно, в твоей стране ты считаешься красавицей, — задумчиво произнес он. — Я не нахожу тебя красивой.

— А что тебе не нравится? — спросила я, забыв об осторожности.

— Ты слишком тощая. Красивая женщина должна иметь приятные округлости.

— Ха! Не такие ли, как у этих толстух, которые тебя ублажали? — презрительно фыркнула я. — Там, где я живу, на таких, как они, никто и внимания не обратит.

— А откуда ты приехала? — спросил он.

— Из Великобритании, — ответила я, умышленно подчеркнув первую часть слова.

Он не обратил на это внимания.

— Из Великобритании? — переспросил он. — Не уверен, что я слышал о такой стране.

— Считаешь себя могущественным правителем, — саркастически заметила я, — а сам даже не слышал о стране, объем торговых операций которой с Камаром ежегодно составляет два миллиарда фунтов.

Он замер на месте, сердито глядя на меня черными глазами.

— Женщины не обсуждают такие вопросы, — заявил он.

— Сожалею, но ты только что слышал, что я говорила на эту тему. Ты, случайно, не глухой? — заорала я. — В прошлом году вы продали двадцать миллиардов баррелей нефти Америке и закупили на их доллары межконтинентальные ракеты и пшеницу. Сейчас здесь у вас тридцать британских технических специалистов, которые помогают вам построить гидроэлектростанцию и плотину. Я говорю, черт возьми, обо всем, о чем пожелаю!

Султан стоял с непроницаемым выражением лица и молчал. Он протянул руку и положил ее на мою грудь, потом рука скользнула на талию, прошлась по бедрам. Я изо всех сил сдерживала дрожь удовольствия, не желая доставить ему такого удовлетворения.

— Слишком тощая и слишком бледная, — продолжил он предыдущий разговор, как будто из того, что я сказала, не слышал ни слова. — Я хотел было подарить тебя кому-нибудь из своих верных людей, которых собирался вознаградить за службу, но не могу предложить тебя, потому что они могут воспринять это как оскорбление.

— Я восприняла бы это как оскорбление! — сердито огрызнулась я.

Он пожал плечами и даже не потрудился ответить. Он снял с меня наручники, потом снова развалился на подушках и, указав рукой на столик, стоявший рядом, коротко предложил вина.

Кувшин с вином был из чистого золота, инкрустированный рубинами и изумрудами. Золотой кубок был отполирован как зеркало. Когда я наливала вино, от его запаха у меня закружилась голова. Я безумно устала после всех событий сегодняшнего дня.

Мне удавалось держаться на ногах твердо, пока я приближалась к нему, но в последний момент рука, в которой я держала кубок с вином, дрогнула, и я увидела красное пятно от вина, появившееся на его белой тунике. «Теперь мне конец», — подумала я и потеряла сознание.

Придя в себя, я обнаружила, что голова моя лежит у него на груди, и он подносит краешек кубка к моим губам. Взглянув ему в лицо, я заметила на нем чуть ли не доброе и заботливое выражение, словно это был другой человек.

— Выпей, — сказал он. — Не хочу, чтобы ты умерла от недоедания, прежде чем я решу, что с тобой делать дальше.

— А что ты собираешься делать со мной? — прошептала я.

— Надо хорошенько подумать. Ты не похожа ни на одну женщину из тех, которых я знал, а я большой любитель раритетов.

Он заставил меня выпить еще глоток, потом помог встать на ноги. Пока я стояла, все еще нетвердо держась на ногах, он подобрал с пола простыню и собственноручно завернул меня в нее.

— Ни один мужчина не должен видеть твое тело, кроме меня, — объяснил он.

Он извлек откуда-то из-под подушки радиотелефон и стал что-то говорить на языке, который я не понимала. Мгновение спустя появились двое стражников, которые принесли нечто похожее на кабинку в гондоле, какую я видела в Венеции, только шторки на этой были из золотистого атласа. Она располагалась на двух шестах. Султан сам усадил меня в нее и плотно задернул шторки. Он что-то сказал на своем языке. Потом паланкин подняли, и я почувствовала, что меня несут.

Вскоре паланкин опустили. Шторки отдернула юная девушка, которая, низко поклонившись мне, высвободила меня из простыни.

— Меня зовут Зуфия, — сказала она. — Меня прислали, чтобы прислуживать вам.

— Где я? — спросила я.

— Вы пленница его величества, а это ваша камера.

Вот это камера так камера! Я оказалась в шатре, обтянутом изнутри шелком. Половину его площади занимала кровать под шелковым балдахином. Однако я успела заметить силуэты вооруженных стражников снаружи.

Там стоял стол с самыми разнообразными сладостями, фруктами и печеньем. Зуфия принесла широкое домашнее платье переливчатого синего цвета, в которое я сразу облачилась. Ночью в пустыне холодно, и мне давно хотелось надеть что-нибудь более существенное, чем шедевр фирмы «Мата Хари». Зуфия усадила меня на стул и налила бокал вина.

Пока я с аппетитом ужинала, вошли еще несколько женщин, которые принесли ванну и большие медные кувшины с водой. Когда я закончила есть, они убрали стол и повели меня в ванну. Я позволила им делать все без моей помощи, потому что очень устала. Они намылили, ополоснули и вытерли меня, проводили до кровати, подождали, пока я лягу, и задернули шторы балдахина.