— Не хотите ли присоединиться к шоу? — спросил он.

Я кивнула и поднялась на ноги. На мне был обтягивающий тело золотой комбинезон, и, естественно, чтобы не испортить линию, я не надела никакого нижнего белья. Комбинезон был из эластичной ткани и плотно обтягивал мои ягодицы, которыми я соблазнительно покачивала, идя впереди Энди на сцену и поглядывая через плечо, желая убедиться, что он следует за мной. Он не отставал.

Присутствующие завопили от восторга, и Пирс поднял голову, чтобы узнать, чем вызван такой ажиотаж. Увидев меня, он протестующе замахал руками, но не мог ничего сделать, потому что на нем верхом восседала Лана, готовая опуститься на его стоящий наготове пенис.

Энди обвил кончиком кнута мою талию, и я, крутясь, позволила кнуту обвиться вокруг талии несколько раз, пока не оказалась тесно прижатой к обнаженному телу Энди. Он уронил на пол кнутовище. Топ моего комбинезона имел глубокий вырез и застегивался спереди на пуговки. Одной рукой прижимая меня к себе, другой он принялся расстегивать пуговицы, пока комбинезон не раскрылся до талии. Энди, приподняв рукой одну грудь, начал дразнить пальцами сосок.

По моему телу пробежала дрожь удовольствия, но я держала себя в руках. Пирс в отчаянии наблюдал за нами, разрываясь между желанием немедленно утащить меня отсюда и состоянием экстаза, до которого довела его своими манипуляциями Лана. Я завела руки за спину, и мои пальцы скользнули вверх по ноге Энди. Он расстегнул еще несколько пуговиц на моем комбинезоне и запустил пальцы в мои брючки. Я улыбнулась ему.

Это переполнило чашу терпения Пирса. Не выдержав, он вскочил с кушетки так резко, что Лана вверх тормашками полетела на пол. Зал взревел от восторга. Мне потребовалось собраться с духом, чтобы оторваться от человека, который доставлял мне такие приятные ощущения, но я это сделала.

— Эй, постой… — запротестовал Энди.

— В другой раз, — сказала я. — Может быть.

Мы собрали одежду Пирса, и, затащив его за ширму за кулисами, я помогла ему одеться. Он отчаянно ругался.

— Прекрати, пожалуйста, — сказала я. — Это была всего лишь игра.

— Игра? Я в жизни своей не видывал, чтобы женщина вела себя столь аморально…

— Где твой бумажник? — спросила я.

Разумеется, бумажника не было. Произошел короткий, резкий разговор с Энди, который уверял, что уже предупреждал девушку на этот счет, потому что такое не должно происходить в его респектабельном клубе. Как оказалось, Лана исчезла, прихватив все деньги Пирса, но оставив в гримерке его бумажник с кредитными карточками.

В машине по дороге домой Пирс высказал мне свои претензии, главная из которых заключалась в том, что я не присмотрела за его одеждой и бумажником.

— Послушай, — сказала наконец я, разозлившись, — ты выставил меня дурочкой, и я выставила тебя дураком. Мы квиты. И запомни: никогда не снимай одежду в присутствии незнакомой женщины. — Потом я сказала шоферу в переговорную трубку: — Остановите машину, Фред.

Машина остановилась, и я открыла дверцу.

— Пока, Пирс. Позвони, когда будешь в более хорошем настроении.

— Куда ты?

— Домой.

— Но ты завтра утром летишь со мной в Нью-Йорк!

— К чертям Нью-Йорк!

— Мы полетим на «конкорде».

— К чертям «конкорд»!

— А как же я?

— К чертям тебя!

Я с силой захлопнула дверцу и зашагала по дороге, высматривая такси. Я пылала гневом.

Но на следующее утро мне принесли пакет, в котором находились золотые с бриллиантами серьги с гравировкой с обратной стороны. На одной серьге было написано: «В память о нашей первой», а на другой — «и последней ссоре. Пирс».

Ну что будешь делать с таким человеком? Я примчалась в аэропорт Хитроу за несколько минут до отлета. Он ждал меня, широко раскрыв объятия.

Когда мы с Пирсом пробыли вместе около четырех месяцев, у меня возникла проблема. Приближался его день рождения, а я не знала, что ему подарить. После того как он осыпал меня драгоценными украшениями, моя гордость требовала преподнести ему такой подарок, который показал бы, что я не только беру, но и даю нечто взамен. Однако подарок, соответствующий его уровню жизни, был мне явно не по карману, и я долго ломала голову над решением этой проблемы. Пока не вспомнила, что у меня есть моя камарская жемчужина.

Я побывала на Хаттон-Гарден [5], чтобы оценить ее у мистера Эдвардса, дилера, и он предложил мне за нее двадцать тысяч фунтов. Будучи человеком честным, он даже подсказал, что если я попридержу ее, то цена вскоре поднимется еще выше. Я последовала его совету и положила жемчужину в банк. И теперь, когда я снова отнесла жемчужину к нему, он заплатил мне за нее двадцать три тысячи фунтов. На эти деньги я купила для Пирса запонки с бриллиантами и такую же булавку для галстука.

Увидев подарок, Пирс пришел в восторг.

— Не верится, что ты сделала это, — сказал он, то так, то эдак поворачивая руку и любуясь блеском бриллиантов. Он чуть не плакал. — Обычно мне ничего не дарят. Люди думают, что если я богат, то дарить должен я. Но ты, Хани… ты особенная! Я не должен спрашивать, но как ты умудрилась?

— Я продала жемчужину, которую привезла из Камара, — сказала я. Мне не хотелось хвастаться, а хотелось лишь, чтобы он понял — я для него постаралась. Было очень трогательно видеть, как этот самоуверенный человек радуется тому, что кто-то о нем подумал.

— Ты продала свою жемчужину, — сказал он. — Кто бы мог подумать? Я не могу прийти в себя от удивления.

Я приготовила для него еще один сюрприз по случаю дня рождения. Заказав для нас ужин в ресторане, в том числе и его любимую спаржу, я незаметно припрятала несколько штук.

Пирс пребывал в особенно приподнятом настроении, потому что в тот день ему удалось положить на обе лопатки одного из своих конкурентов, а это означало, что в постели он будет настоящим тигром. Когда у него бывали неудачи, он обычно не пылал страстью. К счастью, он почти всегда выходил победителем.

За ужином он рассказал мне обо всем, что случилось за день.

— Я заставил их сделать то, что мне нужно. «Лорримерс» теперь принадлежит мне!

— Но ведь тебе принадлежат не все акции «Лорримерса», не так ли?

— С сегодняшнего дня я владею девяноста процентами акций и, конечно, сумею заставить владельцев остальных десяти процентов продать мне свои доли.

— Ты хочешь сказать, что если у тебя в руках девяносто процентов акций, то у них не будет выбора?

— Вот именно. А сегодня я получил девяносто процентов. Мне очень повезло в мой сорок первый день рождения!

На самом деле ему исполнилось сорок семь лет. Я видела его паспорт, но не стала напоминать ему об этом.

Пока он говорил с Нью-Йорком, я успела принять ванну и сделать кое-какие приготовления. Потом растянулась на кровати и позвала его:

— Иди сюда и поешь еще спаржи.

Он появился в дверях спальни.

— Но я уже ел сегодня спаржу.

— Таким способом ты еще не ел.

Я увидела, как загорелись его глаза при виде стебельков спаржи, которые смотрели в потолок с того места, где я их пристроила.

— Ты права, — охрипшим голосом произнес он. — Таким способом мне еще никогда не приходилось есть спаржу.

Он моментально сбросил с себя одежду и, опустив голову между моими ногами, принялся радостно жевать. Доев до конца и слизнув остатки сливочного соуса, он не остановился на этом.

— Эй, ты уже все съел, — напомнила я.

Он подмигнул.

— Как бы не так! Я еще только вошел во вкус.

Он ласкал меня языком до тех пор, пока я чуть не обезумела от возбуждения, потом улегся на меня, и мы насладились здоровым традиционным сексом без всяких экспериментов и ухищрений. В ту ночь он был особенно хорош и невероятно долго держался в напряжении. Должно быть, он одержал на бирже действительно крупную победу.

В наших с Пирсом отношениях установился определенный порядок, насколько это возможно с человеком, обладающим таким искрометным характером. Он энергично претворял в жизнь свой план открытия универмага в Нью-Йорке, и ему приходилось очень часто летать туда. Когда я была свободна, я его сопровождала, но если у меня была работа, оставалась в Лондоне. Ему это не нравилось, он не понимал, зачем мне вообще нужно работать, но я предпочитала сохранять некоторую независимость.