Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Как они жили тут без меня? Больше пяти лет я мечтал об этой минуте — и вот сейчас (надо же!) отчаянно трушу, прямо душа в пятках, словно у солдата отступающей армии.

Краем глаза я заметил мужчину с большим пакетом, очень важного с виду, с козлиной бородкой. Мужчина подошел к двери Лоттиного дома и дважды громко постучал. Я отступил поглубже в тень. Дверь медленно отворилась… Погоди… минутку… вытри… молодчина. На пороге стояла Лоттина мама в длинном элегантном зеленом платье, ее поседевшие волосы были собраны в тугой узел. Казалось, она очень рада гостю.

— Я внес все необходимые изменения, о которых вы просили, — торжественно объявил господин с бородкой, бережно передавая пакет.

— Покорнейше благодарю, герр Кляйн. Лотта будет на седьмом небе.

Господин поклонился:

— Рад услужить, фрау Штейнберг.

Они сердечно попрощались, и важный мужчина пошел своей дорогой.

Я догадывался, что находилось в пакете, и это было выше моих сил. Развернувшись, я поплелся восвояси… добрел до конца улицы и повернул обратно. А потом опять повернул, и еще, и еще… На одной чаше весов были гордость и сострадание (ну зачем портить Лотте жизнь за неделю до свадьбы), на другой — пройденные десять тысяч километров. Я задыхался, сердце у меня колотилось, я уже видеть не мог мерцающее во тьме бронзовое дверное кольцо…

И я подошел к двери и с силой грохнул кольцом о голубую филенку.

Дверь открыла госпожа Штейнберг, в зеркале за ее спиной я увидел Лотту в свадебном платье.

Сердце мое перестало биться.

Госпожа Штейнберг меня не узнала.

— Что вам угодно? — сухо спросила она.

А я стоял и глядел на Лотту… язык не ворочается… и не узнавал ее. У девушки, что приходила ко мне во сне, волосы были светлее, скулы выше, лицо печальнее. Нет, не ее я целовал в юности над рекой Сан, эта красавица в белом платье была чужая.

Как странно, я, а не жених первым увидел ее в свадебном наряде…

Я хотел окликнуть ее, но язык меня не слушался.

Она отвернулась от зеркала и посмотрела на меня.

Мне бы бодро улыбнуться, щелкнуть каблуками. А я прислонился к косяку и зарыдал.

Госпожа Штейнберг пробормотала что-то и сделала шаг в сторону.

Лотта узнала меня сразу.

Мы долго стояли в молчании, чуть дыша, и глядели друг на друга.

Минута была мучительная. Я видел себя ее глазами, такого гадкого, безобразного, плюгавого. Я словно стоял на эшафоте в ожидании казни: вот сейчас все и решится, раз и навсегда, и от меня уже ничего не зависит. Никакой надежды во мне уже не было.

Только не затягивай, молил я ее про себя, не надо вежливых экивоков. Отказала — выпроводила — и делу конец.

Губы ее зашевелились.

Неужели я забыл ее голос?

Или оглох?

— Мориц, — прошептала Лотта, — вот ты и вернулся домой…

И бросилась ко мне.

И поцеловала, как тогда, над рекой Сан.

Я люблю ее… я всю жизнь любил ее… Ш-ш-ш… Исаак проснулся… радость моя… Слушайте и запомните: жизнь — это вечный поход, и чтобы противостоять невзгодам, нужны не власть и богатство, а только любовь. Я и мама любим вас больше жизни. И пусть моя повесть, моя судьба останется вам в наследство…

— Папа?

— Папа!!

Квантовая теория любви - _00195.png

[35]

Квантовая теория любви - _001951.jpg

30

— Со свадьбой все уже было решено, более того, приготовления были в самом разгаре, когда начали пачками приходить письма. Ты только представь себе, Лео, какое потрясение они вызвали: Мориц вернулся с того света! Лотта поверить не могла, что он жив, в душе она его уже похоронила. А тут груды писем изо дня в день целыми неделями. И каких писем! Каждая строчка наполнена любовью.

Получается, вся ее жизнь перевернулась. Что ей делать, ведь уже приглашения разосланы?

И Лотта просит отца отменить свадьбу. Тот приходит в ярость, но Лотта напоминает: ты обещал выдать меня за Морица, если он вернется живой. Отец колеблется — и соглашается, но при одном условии: прежде чем принять окончательное решение, Лотта должна увидеться с Морицем.

«У многих солдат после войны с головой бывает не в порядке, часто они не могут приспособиться к мирной жизни. А я не хочу отдавать дочь за сумасшедшего», — говорит он ей.

— Впрочем, за свадебное платье уже было заплачено, и семейство во главе с отцом надеялось, что оно таки будет использовано по назначению.

Когда они наконец встретились, Лотта глазам своим не могла поверить: перед ней стоял старый, жалкий, больной оборванец… который обогнул половину земного шара, чтобы только увидеться с любимой. Он дрожал как осиновый лист, от его грязных рук на свадебном платье остались следы. Но ей было совсем не жалко платья. Разве хоть один человек на свете мог любить ее сильнее, чем Мориц?

Через месяц они поженились.

После смерти отца я перестал спать по ночам и просил маму побольше рассказывать мне о нем. Она охотно делилась воспоминаниями, и он сделался для меня кем-то вроде мифологического героя. Начинала она неизменно так: «Однажды твой отец, блистательный Мориц Данецкий…» По ее словам, отец был самый замечательный человек на свете, его невозможно было не любить.

Фрэнк вздохнул, покачал головой:

— Так-то, Лео. Наследство тебе передано. Используй по своему усмотрению.

Лео подошел к окну.

— Странно… Мориц добился своего, женился на Лотте… она моя бабушка.

— Да. Но ты ведь это и раньше знал. Я же тебе рассказывал, как она провожала меня на пристани.

— Да, твоя мама провожала тебя, ты говорил. Но как ее звали, ты мне не сказал. Так что уверенности у меня не было.

Отец всегда держал себя так, что расспрашивать его о прошлом Лео совершенно не хотелось. Как хорошо, что эта печальная полоса их жизни осталась позади. Теперь отец предстал перед ним совершенно в новом свете.

— Мистер Дикин, я одного не могу понять, — сказала Ханна немного погодя. — Почему вы никогда ничего не рассказывали о себе и о своих родителях?

— Потому что меня терзала совесть.

— Совесть? — не понял Лео.

— Мне казалось, отец умер из-за того, что я заставил его рассказать свою повесть до конца. Мало того. Я смотрел, как он умирает, и молчал. Не сказал ему, как я его люблю, даже не попрощался. Когда мама отправила меня в Англию одного и не приехала вслед за мной, как обещала, я подумал, она сердится на меня за то, что я убил отца. Смешно, конечно, но…

— Вовсе не смешно, — прервал его Лео. — Со мной приключилось почти то же самое. Я не мог себе простить, что заставил Элени пересесть вперед. А ведь она уже заняла место в середине автобуса. Но я ее попросил пересесть. Она всегда меня слушалась.

— Я всю жизнь считал себя виноватым и при этом молчал о своей вине. Когда у нас с Евой родился ты, счастливее меня не было на свете человека, но мое чувство вины отравило нашу жизнь, и я не собирался делиться своей тайной.

— Понимаю тебя, — кивнул Лео. — Может, это и к лучшему, что ты рассказал мне только сейчас. — Он подошел к отцу, обнял. — Я люблю тебя, папа. Здорово, что у меня есть ты.

Ханна, закусив губу, смотрела в сторону. Ее словно душило что-то. Внезапно она вскочила и выбежала в сад. Лео кинулся было за ней, но Фрэнк удержал его.

— Позволь мне поговорить с ней, — сказал он твердо и вышел вслед за девушкой.

Лео удивленно приподнял бровь, оглянулся на мать, и они вдруг рассмеялись.

— Вылитый Джон Уэйн.

— Или Фишель Данецкий собственной персоной, — подхватила Ева.

Дышалось теперь в доме намного легче. Напряженное молчание, в котором они прожили столько лет, исчезло. Будто его и не было никогда.

Фрэнк сел на скамейку рядом с Ханной, тронул девушку за плечо.

вернуться

35

Запись 103

Без любви жизнь превращается в прозябание.

Тассо
50
{"b":"147072","o":1}