Ложе получилось неудобное, ноги выше головы, пружины торчат. Лео закрыл глаза и погрузился в пучину забытых звуков — с улицы доносится музыка, под окном бормочет парочка пьяных бродяг, скрипят тормоза ночных автобусов.

Всю ночь Лео добросовестно старался заснуть, но как только дремота брала его в свои пушистые объятия, в шум добавлялся какой-то новый оттенок и Лео просыпался. С каждой новой попыткой спать хотелось все отчаяннее, но засыпалось все хуже. К утру пришла настоящая бессонница.

«Вот так я жил до Элени», — размышлял Лео. Птенец, выпавший из теплого гнезда прямо в грязь, — вот кого он напоминает сейчас сам себе.

[17]

«Придется вернуться к прежним занятиям, а что еще остается делать?» — думал Лео, пробираясь в середину салона 73-го автобуса. Он ехал в Юниверсити-колледж. Ему не очень-то хотелось возобновлять свои исследования. И не возобновлять — тоже не хотелось. Просто требовалась опора, за которую можно зацепить свою жизнь, что ветошью пока валялась на полу.

Лео расстегнул висевшую через плечо сумку и достал купленный утром красный альбом, в нем их латиноамериканские снимки. Первым туда попало фото, сделанное в Колумбии в канун Нового года, — они прижимаются друг к другу щеками, их сияющие лица заполняют весь кадр. Переворачивая страницы, он останавливался только на тех снимках, где была Элени. На последней странице она со свирепым лицом размахивает ледорубом, сидя в первом ряду автобуса, справа от прохода. Того самого автобуса. Перед Элени металлическая штанга, за окном вздымаются Анды. До гибели каких-то полчаса. В памяти всплывает их тогдашний разговор — они перебирали тысячу шутливых способов использования ледоруба не по прямому назначению и хохотали.

А ведь смерть была уже рядом, только никто этого не знал.

Лео шагал по знакомым университетским коридорам к кафедре зоологии, по пути он заглянул в свою почтовую ячейку. Старое приглашение в Бостон на симпозиум, три приказа по факультету и ответ от профессора Цюрихского университета по поводу некоторых аспектов поведения муравьев. Лео колебался: пойти в кафе и прочитать письмо или сперва поздороваться с научным руководителем?.. когда его чуть не смела толпа возбужденных студентов, направлявшихся в большую аудиторию.

«Роберто Панконези» — уловил имя Лео и вспомнил слова Ханны о чрезвычайной популярности итальянца среди студентов. Ему стало любопытно.

В аудитории Лео сел в последнем ряду у двери: в случае чего можно незаметно выскользнуть. Помещение на несколько сотен студентов, амфитеатром спускающееся к кафедре, заполнено было до отказа.

Появился Роберто, одетый весьма непринужденно: джинсы и голубая рубашка, верхние пуговицы расстегнуты. Бросив на стол портфель, он включил микрофон и, не достав никаких бумажек, начал:

— Приятно, что на вводную лекцию моего летнего цикла пришло столько народу, но, думаю, ближе к концу ваши ряды сильно поредеют. — Улыбнувшись, он продолжил: — Физика — не более чем описание реально существующих явлений и процессов, но чем пристальнее мы в них всматриваемся, тем необычнее оказывается действительность. На квантовом уровне происходит нечто настолько удивительное, что наше представление о мире в корне меняется. К концу курса вы не только переосмыслите свое отношение к миру, но и к самим себе как частицам этого мира. По-моему, открытия квантовой физики затрагивают не только философию, но также религию и политику. Квантовая физика сродни поэзии, она как мания, навязчивая идея. Моя цель — обратить вас в свою веру, представить ее во всей красе и великолепии.

Такого резкого и смелого вступления Лео не доводилось слышать. Роберто как бы бросал слушателям вызов, шел ва-банк. Живой интерес это, конечно, пробуждало. Только удастся ли Роберто удержаться на заявленной высоте?

— С тех пор как Ньютон всласть наигрался со своими шариками (аудитория откликнулась довольным смехом), ученые стремятся занимать положение объективных наблюдателей. Ньютон считал, что при столкновении шариков можно четко рассчитать каждую воздействующую на них силу и предсказать результат. От природы он не ждал никаких сюрпризов, Вселенная работала четко, как машина, состоящая из многих миллионов отдельных частей, взаимодействующих друг с другом, и поведение каждой из них было предсказуемо. Ньютоновская механика не таит в себе скрытых опасностей, в ней все определено раз и навсегда.

Но великий Исаак ошибался. Последние научные открытия со всей очевидностью доказали: на квантовом уровне все тончайшим образом взаимосвязано. Даже сам ученый является составной частью своего эксперимента, ведь от его решений зависит результат. Мы теперь можем научно доказать то, о чем интуитивно догадывались основатели крупнейших мировых религий, — мы живем в единой, холистической Вселенной.

Однако представления Ньютона и Декарта оказались живучи. Мы по-прежнему рассматриваем мир как нечто отдельное от нас самих, будто не являемся его частью. Холизм как философия целостности пустил только свои первые корни. Но без него вы в философии физики не сдвинетесь с места. Более того. Воспринять холизм как концептуальную теорию недостаточно. Вам предстоит сжиться с холизмом, прочувствовать самую его суть…

Приметив Лео в последнем ряду, Роберто внезапно прервался.

— А, Лео, привет.

Лео покраснел.

— Леди и джентльмены, позвольте представить вам Лео Дикина.

Под взглядом двухсот пар глаз уже не сбежишь.

— Лео работает над диссертацией о поведении муравьев. Наверное, его опыт окажется в чем-то полезен для нас.

Лео внутренне весь сжался. Говорить об Элени на публике? Проще провалиться сквозь землю.

А Роберто, словно ведущий ток-шоу, уже направлялся к нему.

— Скажи, Лео, ты вот длительное время наблюдаешь за муравьями. Вопрос мой очень прост. Ты сам муравей?

Лео с облегчением улыбнулся.

— Нет.

— Значит, с муравьями, которых ты изучаешь, у тебя мало общего? Ты сам по себе?

— Ну да.

— А откуда ты это взял? Каковы различия между тобой и муравьем?

— Для начала, размеры, — ответил Лео, недоумевая, куда клонит Роберто.

— Любопытно. Получается, ты куда больше муравья?

— Значительно больше.

— Лео Дикин многократно превосходит своими размерами муравья. А теперь скажи, каков ты по сравнению вон с тем дубом за окном?

— Я намного меньше.

Роберто повернулся к аудитории:

— Вопрос к вам, леди и джентльмены. Лео Дикин велик или мал?

— Это смотря с чем сравнивать, — крикнул кто-то из студентов.

— Совершенно верно. В той Вселенной, где мы воспринимаем себя как нечто совершенно отличное от муравьев, в ньютоновской картине мироздания, если хотите, мы осознаем себя через сравнение с окружающим нас миром. Я смотрю на муравья и говорю: я не муравей. Я смотрю на женщину и говорю себе: я не женщина. Большинство людей ниже меня, значит, я высокий. Я неважно играю в футбол — ведь я вижу, что другие играют лучше меня. На каждом уровне я сопоставляю себя со средой. И окружающие объекты я тоже познаю через соотнесение. Непохожесть, неодинаковость лежит в основе нашего познания мира. Вы согласны?

Аудитория дружно закивала.

— Но что делать, если сравнивать не с чем? Большим ты тогда окажешься или крошечным?

Тишина.

— Ладно. Давайте проведем мысленный эксперимент. Закройте глаза (Лео послушно смежил веки) и представьте себе, что вы плаваете в абсолютном вакууме, в полном неведении о вашей земной жизни. Понятий пространства и времени не существует. Обнаженный человек — и ничего вокруг.

Лео представил себя во мраке и пустоте.

— И что сталось со всеми вашими представлениями о самом себе? Всеми этими «Я англичанин», «Я высокий молодой мужчина» и иже с ними? Честно и безжалостно разберите по косточкам сложившийся у вас образ самого себя.