— Да. Бесплодных поисков умершего. Люди утрачивают всякий интерес к обыденным занятиям, их сознание всецело занимает ушедший человек. Приемные дети ищут своих настоящих родителей, вдовы часами сидят в любимом кресле покойного или постоянно наведываются на его могилу, усопший по-прежнему присутствует в их жизни, некоторые даже ведут с ним беседы. Вполне естественные явления истолковываются как знаки с того света. И это нормально. Со временем все эти симптомы пройдут и вы увидите свет в конце туннеля.

Но Лео как раз и боится, что «симптомы пройдут». Свет прогонит тени, и Элени исчезнет даже из его снов. Пусть по пятам миллионов людей следуют ангелы, пусть в шуме города им чудятся голоса мертвых, пусть в падающих листьях и скрипе лестницы они видят знамения с того света, все равно лечение миссис Филипс куда страшнее. В этом он убежден.

— Позвольте вам помочь, — продолжала настаивать Шарлотта.

Но в ее голосе Лео слышалась пустота.

— Если передумаете, все, что надо, — лишь позвонить.

[24]

За осень Лео поймал сотни падающих листьев, спас сотни душ. Листья он вкладывал в книги Чарли, тут же забывая, в какие именно. И когда Чарли брался за книгу, оттуда частенько выпархивали сухие листья. Он поднимал их и осторожно возвращал на прежнее место — из уважения к безумию друга.

Однажды Чарли, вернувшись домой, обнаружил, что вещи Лео упакованы, а сам он сосредоточенно перетряхивает книги. Сухие листья парами были сложены на полу.

— Что ты затеял, Лео?

— Я подумал, что листьям, наверное, очень одиноко. — Голос Лео дрожал, глаза нервно моргали. — Ты читал Платона?

— Нет. — Чарли снял куртку и сел на пол, встревоженный странным поведением друга.

— Платон пишет, что Зевс сотворил странных существ о двух головах, с четырьмя руками и ногами. Эти существа были вполне счастливы и не чувствовали себя в чем-то ущербными. Мир был полон смеха. Но как-то раз у Зевса случились нелады с женой Герой, днем они ссорились, а по ночам Зевсу не давал заснуть постоянный смех его созданий. И однажды Зевс не выдержал и забросал двухголовых молниями. Каждое существо он разбил на две части, которые раскидал по всему миру. Платон говорит, что с тех пор Землю населяют одноглавые творения, которые без устали ищут свою вторую половину.

— А при чем тут листья?

— Как ты не понимаешь? Каждый листок — это душа в свободном падении. Эти души не успели коснуться земли, я их поймал. И теперь сотни одиноких людей ожидают своей участи. А я соединяю их судьбы, складываю вместе Зевсовы создания.

Чарли обалдело разглядывал гербарий, разложенный на ковре; листья бука, платана, дуба и каштана плотным осенним ковром устилали пол. Лео потряс очередной том, сложил вместе два выпорхнувших кленовых листа, достал с полки следующую книгу, но внезапно книга вывалилась у него из рук. Быстро мигая, словно угодив из мрака на яркий свет, Лео взял книгу обеими руками и осторожно перелистал. Пусто. Зато другая прятала в себе целых пять листьев.

Чарли медленно встал и обнял Лео за плечи:

— Я беспокоюсь за тебя.

— А вот мой лист никто не поймал. Я один, — едва слышно пробормотал Лео.

— Что случилось, с чего это ты так раскис? Держись. Черная полоса кончится, поверь.

Лео покачал головой:

— Ты не знаешь, насколько это страшно. Время идет, а легче не становится. Наоборот, боль все сильнее. Похоже, она никогда не исчезнет. Я пытался, Чарли, честное слово, пытался жить нормальной жизнью. Но я устал. У меня уже нет сил искать Элени. Я сломался и ненавижу себя за это. А самое тяжелое, что мне не с кем об этом поговорить.

Чарли стало не по себе. Да, все так и есть, он и вправду ни разу не поговорил с Лео по душам, старательно избегал тяжелых тем. Пропасть между ними все росла и росла, по сути, он наблюдал, как его друг тонет. Чарли посмотрел на груду у двери — рюкзак и пару коробок. На рюкзаке напоминанием о трагедии в Эквадоре темнело бурое пятнышко крови.

— Зачем ты собрал вещи?

— Не хочу больше быть тебе в тягость. — Лео открыл очередную книгу.

— Ты мне не в тягость.

— А Ханна другого мнения.

Чарли покраснел.

— Послушай, я тогда был расстроен. Меня просто тоска заела. Квартира у нас тесная, места мало, и я чувствовал себя твоей домработницей, вечно убирал за тобой и таскался по магазинам. Давай просто переедем в квартиру попросторнее?

— Нет, думаю, мне будет лучше одному.

— Ты уже подыскал что-нибудь?

— Сниму комнату.

— Ради бога, Лео, только не вонючая комната! Послушай, оставайся. Извини меня, я виноват, но это больше не повторится. Нам будет хорошо вместе, вот увидишь.

Но все его уговоры и мольбы были напрасны. Лео принялся выносить багаж на улицу. Чарли наблюдал в окно, как друг садился в автобус.

А Лео со своего места на втором этаже смотрел на Чарли, печально глядящего на него из-за стекла, точно рыба из аквариума.

Автобус тронулся, и на Лео навалилась новая тяжесть, тяжесть обиды на друзей. Ведь никто даже не попытался понять его. Они застыли в своей эмоциональной недоразвитости, понятия не имея о том, что такое по-настоящему сильное чувство. Они не знают, что такое любовь и что такое страдание, им неведомо, каково это, когда горем пропитан даже воздух, которым дышишь. Как бы они повели себя, если бы на их долю выпало такое? Они предали его, каждый на свой лад. И черт с ними. Хорошо, что не оставил им своего адреса, не придется им больше изображать участие. Да, он завидует их беззаботной жизни, и он когда-то жил так же, но прежнего не вернуть. Он молод, пусть и кажется себе стариком, и он попробует начать все сначала там, где его никто не знает и никто не станет чувствовать себя виноватым в его присутствии, где ему не придется ничего объяснять. Да, он никогда не сможет снова полюбить, но обойдется без любви. Жил же он без нее до того, как встретил Элени. И был счастлив.

Гости и уличная обувь в дом не допускались. Музыку после десяти вечера не включать, ванную комнату с восьми до девяти утра не занимать, пиццу или китайские блюда на дом не заказывать, не курить, не пить, на стены ничего не клеить. Оплата за комнату вперед, строго ежемесячно, первая задержка с платежом влечет за собой предупреждение, повторная задержка — выселение. Квартирная хозяйка оставляет за собой право выставить жильца без объявления причин; жилец обязан предупредить о перемене места жительства за месяц. У жильца свой шкафчик на кухне и своя полка в холодильнике, хозяйские продукты не трогать. Во время семейных трапез на кухне не появляться, за исключением экстренных случаев.

Такие вот необременительные правила — зато в остальном полная свобода.

Жить с молодой семьей Лео было в новинку. Между пятью и шестью утра начинает плакать младенец. В семь в постель к тебе запрыгивает кошка. К восьми в твоей комнате объявляется пятилетка и дудит в трубу. В доме воняет детскими подгузниками: испачканные пеленки скапливаются в корзине в ванной, совсем рядом с комнатой Лео. Есть и другой источник ароматов: между диванными подушками, в щелях между половицами мирно догнивают съестные остатки.

Зато он один. Как-то раз позвонили родители, а так его никто не тревожит. Сам он тоже редко выходит из своей комнаты, чем нравится нервной хозяйке, так что дважды в неделю его даже используют в качестве няньки. В такие вечера гостиная в его полном распоряжении — куда лучше, чем вести вежливые разговоры с семейством.

Комната у него не такая уж маленькая — хватило места для письменного стола и небольшого диванчика. А вот односпальная кровать ужасна. Ее, наверное, специально выбрали, чтобы квартиранту было несподручно приводить лиц противоположного пола, впрочем, как и лиц своего пола. Посередине кровать основательно продавлена — кто-то, как видно, слишком сильно любил самого себя. Буковый паркет прикрыт красным марокканским килимом, на стенах два идиллических пейзажа — над кроватью и над диваном. В распоряжении Лео старый чайник — чтобы не торчал зря на кухне, — вода из чайника оставляет на чашках известковый след. Окно выходит на задний двор, где разбита крохотная клумба, до дома соседей рукой подать, и можно в деталях наблюдать, что происходит у них в кухне и в гостиной.