Роберто попросил выстроить стулья в ряд посреди комнаты, затем отправил средний стул в угол, словно нашкодившего мальчика. В ряду образовалась дыра.
Студенты хихикали. Лео недоумевал.
— Не волнуйся, Брайан, — улыбнулся Роберто, — на тебя возложена важная задача. Представь себе, что ты электрон и перед тобой барьер, а в том месте, где стоял твой стул, щель. Ты проникаешь в эту щель и мчишься к стене напротив — экрану, на котором оставляешь отметку.
Роберто вручил студенту мелок, тот прошел между стульями, приблизился к стене и выжидательно посмотрел на преподавателя.
— Мне нарисовать что-нибудь на стене?
— Да, будь любезен. Оставь свой след.
Брайан намалевал на стене крест.
— Замечательно! Когда электрон проникает в одну щель, он ведет себя, как частица, и оставляет на экране отметку. А теперь попробуем сбить Брайана с толку. Камилла, отодвинь свой стул и встань в сторонку.
Девушка послушно выполнила указание.
— А сейчас что ты намерен делать, а, Брайан?
— Выберу щель и проникну в нее. — Брайан прошел через вторую брешь.
Кое-кто из студентов покачал головой.
— Он все правильно сделал? — спросил Роберто.
— Нет, — услышал Лео свой голос. — Если перед электроном две щели, он одновременно проходит через обе, потому что…
— Достаточно, — прервал его Роберто. — Брайан, ты сможешь пройти сразу через две щели?
— Нет.
— Тогда что в состоянии проникнуть сразу в два отверстия?
— Волна, — ответила Камилла.
— Точно. Например, морская волна в проломы в дамбе. А выглядит это так. Подойдите все к Брайану. Вы — волна. Делайте свое дело.
Одиннадцать слушателей слаженно подошли к стульям и просочились сквозь бреши.
— Значит, друзья мои, в случае с двумя щелями электрон ведет себя как волна, и на экране возникает классическая интерферограмма. Расставьте стулья в круг и садитесь. — Роберто улыбнулся. — Итак, каков главный вопрос для каждого, кто интересуется физикой?
— Так электрон — это частица или волна? — пискнула тощая девица с косичками.
— Вот-вот. Это с какой стороны посмотреть. Результат зависит от исследователя, одну щель тот выбрал или две. Получается, сам ученый — очень важная составляющая эксперимента, поскольку он и электрон связаны между собой. Перед вами краеугольный камень теории единой, холистической Вселенной.
— Но как нечто может быть сегодня волной, а завтра частицей? Ведь собака, поев из кошачьей миски, не превращается в кошку, — с недоумением произнес Лео.
— А с электронами происходит нечто подобное. Те еще штучки. Иррациональные. Их с кондачка не возьмешь. Наверное, поэтому мы такие эмоциональные.
— Но ведь в скале тоже полно электронов. А ее эмоциональной никак не назовешь, — подал голос Брайан.
— А ты откуда знаешь? — не согласился Роберто.
Сделалось тихо. Видимо, все старались переварить образ эмоциональной скалы. Роберто ничего не говорил просто так.
— А когда за электроном никто не наблюдает, то он частица или волна? — осенило вдруг Лео.
— Никто не знает. Возможно, и то и другое.
Так, значит, каждый эксперимент субъективен? А как же его собственная научная работа? Может, в неволе животные ведут себя совсем иначе? Чем муравьи занимаются, когда на них никто не смотрит? А Ханна, когда остается одна? А то она все на людях и на людях. Кто знает, какие чувства одолевают ее, когда она засыпает?
— Доктор Панконези, — заговорила Камилла, — значит ли это, что мы можем изменить мир, если посмотрим на него под другим углом?
Или если изменим походку, подумалось Лео. Вот как он старался подражать походке Элени, когда они впервые встретились.
— Превосходная идея! — Роберто не скрывал восхищения. — Пока такие штуки случаются только на квантовом уровне. Но изменить мир, поменяв свое представление о нем… мне это нравится, Камилла. Давайте попробуем и проведем эксперимент. Завтра этим и займемся. Представим себе, что земля — это небо, что нет ничего прекраснее пологих холмов, прозрачных ручейков и проплывающих над нами облаков, представим себе, что наша планета, где вода льется прямо тебе на голову и можно прожить на подножном корму, — это сущий рай, представим себе, что те, кто покидает свое тело, всего-навсего переходят на более высокий, неведомый нам уровень, где все другое, а мертвая плоть превращается в землю, цветы, воздух и сливается с миром живых в буквальном смысле…
Роберто мерил шагами комнату. Лицо у него одухотворенное.
— А что, если нам удастся изменить сказки, которыми тысячелетия пичкали людей различные религии, стремясь подчинить нас себе? Мол, жизнь — это всего лишь мостик к чему-то иному, может, хорошему, а может, плохому. И надо следовать указаниям полномочных представителей религий и возглавляемых ими учреждений, только тогда можно надеяться на хорошее. А вдруг мы отринем эти россказни, пропитанные кровью, приправленные ненавистью и страданием, и признаем, что мы уже на небесах и нет ничего великолепнее, чем то, что происходит здесь и сейчас. Молодчина, Камилла. Мир будем изменять вместе.
Домой Лео шагал походкой Элени и представлял себя на небесах. И мир на какую-то долю секунды взаправду изменился.
Самцы Formica Rufaвылупились, и Лео уныло наблюдал, как они ползают по клетке. За две недели не случилось ровно ничего примечательного.
И вдруг…
Королева Элени грызла зернышко, когда один из самцов приземлился у нее за спиной. Королева прервала трапезу, повернулась к ухажеру, обнюхала… Парочка взмыла в воздух. Лео резко переключил видеокамеру на замедленную съемку. Королева Элени обнюхивалась уже с массой муравьев, и всякий раз дело кончалось ничем. Неужели флирт в воздухе?
Точно, спариваются. Потрясающе!
Лео вскочил:
— Все сюда, быстрее!
К его столу стянулась небольшая толпа, раздались восхищенные возгласы. С грузом на спине Элени парила в воздухе. На лицах собравшихся замелькали улыбки. Пара вертелась в волшебном танце. Несколько секунд — и дело сделано. Ученые в лаборатории бросились пожимать друг другу руки, обниматься. В будущем году у них будет новая колония.
За суматохой никто не заметил, что Королева Бесс тихо отошла в мир иной.
Еще каких-то восемнадцать месяцев — и был бы рекорд.
Исследователи переместились из лаборатории в паб. Событие надо отметить. Юная лаборантка Амелия (неравнодушная к Лео) тоже здесь. Девушка — полная противоположность Элени: высокая, гибкая, светловолосая. Да еще и из аристократической семьи. Лео с ней не слишком любезен. Именно это привлекает ее. И еще переменчивость его настроения и высокомерная отчужденность. Его душа представляется ей чем-то вроде хрупкой античной безделушки, требующей очень бережного обращения. Такой возьмет тебя надменно и холодно, словно милость окажет. Ей давно уже этого хочется, и сегодня, похоже, пришла пора.
Амелия устроилась рядом с Лео у стойки.
— Выпьешь за компанию? А то ты слишком трезвый.
— Спасибо, бокал красного вина.
Для начала.
Все уже давно разошлись, а они все сидели у стойки. Лео дал волю своей новоприобретенной слабости к алкоголю, Амелия не отставала от него. И с каждым стаканом Амелия делалась все смелее, а сопротивление Лео все слабело. Ему легко с этой девушкой. И она такая красивая, черт бы вас всех побрал. А Элени мертва. Ее больше нет. И как долго она собирается держать его на поводке? Лео неожиданно обнаружил в себе неудержимое желание вырваться, обзавестись новой привязанностью, да что там, его просто влекло к Амелии. Хотелось ощутить прикосновение женской кожи, забыть обо всем, и в первую очередь об отчаянии, ставшем привычкой.
Амелия быстро наклонилась к нему, неуверенно поцеловала в губы, и, к ее изумлению, Лео не просто ответил, он набросился на нее, точно оголодавший на хлеб. Один поцелуй — и смерч желания смел остатки тоски.
И вот Лео уже парит в воздухе, абсолютно свободный от всего. Темные стены пивной расступаются, и они плывут над душистыми сияющими лугами. Рука его скользит по ее талии, забирается под ткань, исследует плавный изгиб спины. Кожа у нее теплая и гладкая, словно прибрежный валун, отполированный морем и согретый солнцем. В его прикосновениях столь жадное нетерпение, что она отстраняется, вытаскивает его на улицу и ловит такси. И вскоре они уже падают на кровать в ее квартире.
