– Похороны Брета через два часа, – вставила Мэрилу.

В ее тоне прозвучало обвинение, но Рикки предпочла не заметить его и обняла Кэрри.

– Я буду там, дорогая.

– Глупости, – ответила Кэрри, – ложись в постель и оставайся там как можно дольше.

– По-моему, ей следует прийти, – настаивала Мэрилу. – По крайней мере, она сможет высказать Фиби свои соболезнования. Бедная женщина совершенно сломлена всем этим. – Она бросила взгляд на Дэнни, который стоял поодаль. – Некоторым, конечно, следует держаться подальше.

Кэрри вспыхнула от грубости матери, но впервые – Рикки знала это – не приняла ее покорно.

– Перестань, мама! Рикки не обязана ничего говорить матери Брета. – Она улыбнулась Дэнни. – А относительно того, кому не следует присутствовать на похоронах, решать мне. Я слишком долго была лицемеркой, но не собираюсь изображать, что не хочу быть рядом с Дэнни. Если это кого-то пугает, пусть идет к чертям вместе с моим мужем.

– Кэрри Энн! – воскликнула Мэрилу, хватаясь за горло с неподдельным ужасом.

Не обращая на нее внимания, Кэрри снова обернулась к подруге:

– Надеюсь, как только все успокоится, мы найдем способ восстановить нашу дружбу десятилетней давности. Только больше я не позволю кому бы то ни было диктовать, что и как я должна чувствовать. Обещаю, Рикки.

– Мне бы тоже хотелось этого, – улыбнулась в ответ Рикки.

Они с Китом посторонились, и Кэрри и Дэнни последовали за Мэрилу вниз по лестнице.

Петит отнесла в дом подарки, полученные Рикки от благодарных горожан, и вернулась на террасу.

– Ну, кажется, все. Еда в холодильнике, цветы в воде. Что делать со всем остальным, решайте сами. А мне пора домой к моему старику и детишкам. – Она обняла брата за талию, стала на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Джесс хочется иногда повидать своего дядю Кина.

– Скажи ему, что я приду на этой неделе. Хочу посмотреть и на малыша.

– Ого, – Петит покачала головой, – ты хорошо действуешь на него, Рикки. Он больше года не появлялся у нас, даже не видел малыша. – Она подошла поближе и добавила шепотом: – Между прочим, я бы сказала, что он желтый.

– Желтый? – переспросила Рикки, приподнимая брови.

– М-м-м, это цвет любви, подруга, – засмеялась Петит. – По правде говоря, ты и сама довольно желтая.

Рикки смеялась, а остальные смотрели на нее, ничего не понимая.

– Что это означает? – спросил Бoy после ухода сестры.

– Не сейчас. Я объясню тебе позже, когда мы будем одни.

– Это намек, любовь моя? – спросил Кит. – Если да, то мы с Сейди можем сейчас же перебраться в мотель.

– Я в восторге от того, что вы здесь. Но мне нужно несколько минут побыть с Боу. Поэтому сделаем так. Вы с Сейди пойдете освежиться, а мы с Боу спустимся в коттедж.

– Мы можем поговорить позже, Блю, – предложил тогда Боу, поняв, что Кит не представляет угрозы.

– Ха, – сказала Сейди, – вы, очевидно, знаете Рикки не так хорошо, как думаете. Если она сказала, что хочет поговорить, то это всегда означает – неукоснительно и прямо сейчас. Может быть, вы сможете выбить из нее хотя бы часть упрямства.

– Безнадежно, – смеясь, ответила Рикки и обратилась к Боу: – Но она права, мною довольно трудно командовать. Так мы идем?

Неожиданно Боу утратил уверенность в себе. Что она хочет сообщить ему такого, что нельзя отложить? Он молил Бога, чтобы это было не то, чего он боялся. Но когда они направились вниз по склону холма, он не стал расспрашивать. Он не спешил узнать.

В домике он постарался отвлечь ее от разговора.

– Почему бы тебе не прилечь ненадолго? Я понимаю, ты устала. – Говоря это, он пересек комнату, чтобы привести в порядок постель: вчера он так спешил, что даже не сложил одеяло. – Сожалею о торжественной встрече, Блю, – сказал он, не глядя на женщину. – Мне следовало оценить обстановку и попросить Скутера прислать пару помощников, чтобы разогнать их всех.

Рикки села у стола, положив руки на колени и с улыбкой наблюдая за ним. Он нервничал, и его неуверенность тронула ее. Такой большой и красивый мужчина, сильный и уверенный в себе в одних случаях, уязвимый и растерянный – в других.

– Боу, я хочу поговорить с тобой.

– Да, конечно. Ты сказала. – Он сел на кровать, сохраняя между ними дистанцию, как будто это могло смягчить удар, который она собиралась ему нанести. – Говори, Блю, я слушаю.

Она усмехнулась, встала из-за стола и села на кровать рядом с ним. Его сердце сжалось.

– Итак?

– Помоги мне.

– Просто выскажи все, Блю. Или ты хочешь, чтобы я сказал это вместо тебя? – Он встал, засунул руки в карманы и посмотрел на нее сверху вниз. – Хорошо, пусть будет так. Все было великолепно. Ты действительно довольна тем, как мы провели время, но теперь, когда всех подонков схватили, ты возвращаешься на восток.

Рикки качнула головой и, усмехнувшись, тоже встала. Положив руки ему на грудь, она повернула его так, что икры его ног коснулись кровати. Потом она толкнула его и опрокинулась вместе с ним, обняв его за шею.

– Как может такой умный парень высказывать такие глупые предположения?

Он не ответил, просто не знал, что сказать. А ей было так приятно лежать на нем.

– Во-первых, почему я должна хотеть уехать теперь, когда все подонки схвачены, как ты выразился?

– Ты остаешься?

– Во-вторых, как, черт возьми, я могу уехать куда-нибудь, когда мое сердце осталось здесь?

– Итак, твое «во-первых»: зачем тебе нужно оставаться теперь, когда все бандиты вышли из игры?

– Тебе просто нравится быть упрямым, Боухэнон!

– Я рассудительный, – парировал он, наслаждаясь игрой, которую затеял незаметно для себя.

– Рассудительный, вот как? Тогда изволь додумать все до конца. Подонки будут всегда. Я знаю, как разыскать их с помощью моей радиопрограммы, а ты сможешь их осудить. У нас будет великолепная команда.

Его глаза перестали смеяться.

– У нас, Блю?

Она поцеловала его и усмехнулась, не отрываясь от его губ.

– У тебя есть сомнения?

– Я не могу шутить этим, Блю. Я слишком люблю тебя.

– Это совсем другое дело, потому что я тоже люблю тебя. – Она перестала улыбаться и подняла голову, чтобы заглянуть в его темные глаза. – Всем сердцем, Боу. Я всегда любила тебя. Я сказала это тебе как-то ночью, но ты спал и не слышал.

– Слышал, – признался он, – но боялся поверить.

– Поверь.

Он обхватил ее за талию, и они перевернулись так, что теперь он оказался сверху.

– Ты уверена, что остаешься, Блю? Потому что иначе я тоже уеду, я поеду, куда ты захочешь.

Она покачала головой:

– Я не хочу никуда уезжать. Мне нравится здесь, Боу. Всегда нравилось. Кроме того, старая пословица права: дом там, где твое сердце. Здесь похоронены мои родители. Здесь ты. Я хочу, чтобы мои дети… наши дети родились здесь. – Она оглядела убогие стены комнаты. – Ну, может быть, не прямо здесь…

Он усмехнулся:

– Я построю тебе самый большой дом в Сент-Джоуне. Люди будут проезжать мимо него, показывать и говорить: «Вот это да! Посмотрите, какой дворец!» Он будет больше, чем Стоун Хилл.

– Боу, мне не нужен огромный дом. Я хочу, чтобы он был веселым и счастливым, таким, какой ты сделал меня.

– А как же все болезненные воспоминания, Блю? – хмуро спросил он. – Я не могу избавиться от них, где бы мы ни были.

– Они не все печальные, у нас есть и радостные, и будут еще. – На мгновение она спрятала лицо у него на груди, а потом снова заглянула в его темные глаза, объясняя, о каких воспоминаниях она говорит. – Например, когда мы в первый раз занимались любовью, или во второй, несколько ночей назад.

– О Боже, я так люблю тебя, – приглушенно произнес Боу.

– Тогда докажи мне это, – прошептала Рикки.

– Прямо сейчас? Ты уверена?

– Никогда в жизни ни в чем не была уверена больше. Я люблю тебя, Кин Боухэнон. Я хочу заняться с тобой любовью.

– Поверь мне, ничего на свете я не хочу больше, чем любить тебя прямо здесь и прямо сейчас. Но как же эти двое проклятых янки на холме? Ты пообещала им вернуться через несколько минут.