Рикки улыбнулась:

– У меня есть записи, которые моя мать делала с доктором Грантом.

– Он назвал одного из нас? – нетерпеливо спросил Эрон.

– Не знаю, я еще не слушала их.

– Почему? – требовательно спросила Салли Джейн. – Мне кажется, это первое, что я сделала бы.

– По двум причинам, – спокойно ответила Рикки. – Во-первых, я не думаю, что он назвал кого-нибудь конкретно. Как я помню, моя мать говорила, что они обсуждали образы, а не имена.

– А какая вторая причина? – спросила Кэрри.

– Я еще не в состоянии копаться в их вещах. Я собираюсь это сделать, но не могу заставить себя. Если я смогу узнать что-либо другим путем, я лучше так и сделаю.

Эрон покачал головой:

– Но зачем говорить нам о пленках, если ты считаешь, что один из нас убийца? Не похоже ли это на размахивание красной тряпкой?

– Нет, это не вызов, не приглашение убить меня. Это скорее предупреждение и страховка.

– Ты не расслышала меня, – сказал Джуниор.

Рикки терпеливо улыбнулась:

– На самом деле все просто. Я уверена, что один из вас – убийца. Рассказывая вам о пленках, я также заставлю быть начеку остальных, тех, кто не виновен. Если со мной что-нибудь случится до того, как я узнаю, кто не виновен, вы сможете помочь шерифу Уиткому. И теперь, думаю, нужно быть круглым дураком, чтобы прийти за пленками. И кроме того, теперь все мы будем под наблюдением.

Джуниор почесал в голове.

– Да, но уже тогда ты рассказала нам о пленках, так ведь?

После ее кивка он продолжил:

– Если это был один из нас, то как вышло, что он не искал пленки во время убийства?

– Не знаю. У меня нет ответов на все вопросы. Я того и вернулась, чтобы найти их.

В комнате снова воцарилась тишина, каждый из присутствующих оценивал высказанные соображения.

Совершенно неожиданно тишину нарушил Брет, он впервые повысил голос, и Кэрри и Пэм вздрогнули от неожиданности.

– Ты не имеешь права вершить правосудие над нами! Указывать пальцем!

Рикки резко вскочила, оттолкнув стул так, что он перевернулся и упал на пол.

– У меня есть все права! Один из вас отнял у меня будущее. Вы отняли у меня двух самых любимых, самых дорогих людей. Ты, Брет, имеешь наглость говорить, что у меня нет права? Один из вас… – она медленно оглядела стол, не пропуская ни одного из своих гостей, глубоко вздохнула и подавила в себе приступ гнева. – Один из вас разрушил мою жизнь. О, у меня есть все права. Это называется «законное право на защиту», – закончила она более спокойно, повернулась и вышла из комнаты.

– Думаю, вечер окончен, – сардонически произнес Джуниор.

– Я полагаю, ты ошибаешься. – Боу встал. – По-моему, вечер только начинается.

По пути домой после званого вечера Брет не заводил разговора, и Кэрри была довольна. Ей хотелось подумать, поразмышлять над переменами в своей подруге детства. Да, Эрика изменила… не только свое имя.

Рикки. Звучит непривычно, но имя подходит ей, очень подходит. Совершенно наглое, почти бесстыжее, порывистое и необузданное, как сама его обладательница, полная противоположность Кэрри.

При последней мысли Кэрри чуть не застонала вслух. Но это правда, она всегда была слабой, уступчивой, послушной – такой никогда не была Рикки Блю. Марионетка, которой могут управлять все. Она преображалась только, когда была с Дэнни. Но у нее было твердое правило – не вспоминать о нем в присутствии Брета, и она отогнала прочь мысль о своем любовнике, не доверяя себе и боясь выдать свой секрет. Лучше вернуться к Рикки.

Кэрри скучала по ней, но даже не подозревала, как сильно, пока не увидела ее сегодня вечером, и она была уверена, что Рикки тоже по ней скучала. Она увидела, как в волшебных голубых глазах Рикки отразилась ее собственная тоска. Увидела и другое: радость, одобрение, когда Кэрри взяла шампанское вместо безалкогольного виноградного сока, гнев и одиночество. Кэрри нахмурилась, ей не хотелось думать, какими тяжелыми должны были быть для Рикки прошедшие десять лет, но она знала, они должны были быть сущим адом, потому что Рикки Блю стала женщиной из стали.

Сама же Кэрри, напротив, не повзрослела, не созрела и оставалась все такой же тряпкой, какой была всегда. Она позволяла своему мужу, которого почти ненавидела, и своей матери, которая была немногим лучше Брета, помыкать собой… пользоваться собой. Мать обращалась с ней изысканно-издевательски, оказывая моральное давление искусной рукой благовоспитанной женщины. Брет обращался с ней более откровенно, и это было еще хуже. Она вздрогнула при мысли о способах, которыми он унижал и оскорблял ее, о том, как пользовался ею. Будь у нее мужество Рикки… но у нее его нет. Дэнни был ее единственным актом неповиновения, но даже это она не могла сделать как должно.

Когда они свернули на дорогу, проходившую между их домом и Первой баптистской церковью Сент-Джоуна, Брет коснулся ее руки.

– Я рад, Кэрри Энн, что мы поехали сегодня туда. Приятно, когда тебе напоминают, как ты счастлив.

– Потому что я ничуть не похожа на Рикки Блю, – закончила за него жена.

Он улыбнулся ей великодушной одобряющей улыбкой священника. Она тысячу раз видела, как он одаривал такой улыбкой своих прихожан, и тогда ненавидела его еще сильнее. Он был лицемером, гнусным и омерзительным, – волк в овечьей шкуре.

– Я тоже рада, что мы поехали, – ответила она, с вызовом встречая его взгляд. – Думаю, Рикки была очень добра ко мне. Я совсем позабыла, как сильно любила ее. – Кэрри открыла дверцу машины и собралась выйти, но при последнем замечании Брет схватил ее за руку. – Пожалуй, я позвоню и приглашу ее на ленч в субботу, когда у нее нет записи. Ой, мне больно!

– Я не хочу, чтобы после сегодняшнего вечера вас что-либо связывало, – произнес он тихим угрожающим тоном.

Кэрри старалась не замечать боли, которую причинял ей муж.

– Почему, Брет? Ты боишься ее?

– С какой стати мне бояться ее? – Он отпустил ее руку, но угроза в его взгляде не исчезла. – Не будь смешной, я просто не хочу, чтобы она вовлекала тебя в свои мирские заботы. – Он потянулся погладить ее по голове, но Кэрри уклонилась от его прикосновения. – Я люблю тебя такой, какая ты есть, Кэрри Энн. Я научил тебя, как важно следовать совету Господа: «Будьте как маленькие дети». Сегодня вечером, когда ты приняла спиртное, я понял, как она влияет на тебя.

Кэрри не отвечала, не могла ответить. Поспешно выбравшись из автомобиля, она бросилась к дому. Только бы добраться до ванной и запереть дверь до того, как он схватит ее…

Брет, смеясь, вышел из машины и прогулочным шагом, неторопливо направился вслед за ней.

Для него это была игра, она знала. Дрожащими пальцами она отперла входную дверь и почти бегом побежала в ванную, захлопнув дверь и защелкнув замок. Сев на унитаз, она сжала лицо руками и стала раскачиваться взад-вперед. Прошлое научило ее, что, сколько бы она ни оставалась здесь, он будет ждать. О Дэнни!

Она пойдет к нему завтра. Сегодня ночью она будет терпеть унижения от Брета, но завтра… завтра она, кроме того, увидится с Рикки.

Кэрри встала, смыла с лица слезы и открыла дверь.

Брет ждал ее, но она не пошла к нему, и он был вынужден прийти к ней сам. Она превратилась в деревянную куклу, пока он раздевал ее, вел к кровати и укладывал на живот. Ее едва не стошнило, когда его руки начали свой маршрут по ее телу, остановившись, как это было всегда, на ягодицах. Она почувствовала, как он раздвинул их, и собрала все силы, готовясь к боли, которая, она знала по опыту, вот-вот навалится на нее.

– Ты не побрилась, – жалобно захныкал он, дотронувшись до нее, это ей тоже было знакомо. – Как ты можешь уподобиться ребенку, если покрыта волосами, как блудница?

Кэрри все сильнее и сильнее кусала нижнюю губу. «Ты больной!» – пронзительно кричал ее мозг. Интересно, знает ли кто-нибудь еще о его магическом обряде? О его неестественном пристрастии к невинности, не достигшей полового созревания?