Открыв верхний ящик, он вытащил конверт, украшенный орнаментом из листьев, и еще раз перечитал зеленовато-голубую карточку.

Рикки Блю просит Вас почтить своим присутствием неофициальный прием во вторник 18 апреля 1995 года в 8 часов вечера. Курортный отель Бар-Бер-Кин; строгий английский костюм с черным галстуком обязателен.

Вице-президент радиостанции, 555-9898, м-р Холлинз Паркер, отель «Менеджер»

Он велел Кэрри не обращать внимания на возвращение этой женщины в Сент-Джоун, как будто они никогда о ней не слышали, но, очевидно, это невозможно. Она вернулась, чтобы внести в их жизнь смуту Он не мог допустить, чтобы ей это удалось безнаказанно.

Он поднял телефонную трубку и позвонил жене.

– Позвони в отель, Кэрри, – сказал он без предисловий, когда она взяла трубку, – и скажи мистеру Паркеру, что мы прибудем на прием, который Эрика устраивает вечером во вторник.

– А я думала, ты хочешь, чтобы я не замечала ее.

– Я изменил свое мнение. Я пастор, Кэрри Энн, и мой долг встретить дьявола лицом к лицу

Кэрри хихикнула.

– Что здесь смешного?

– Ты… – она снова засмеялась, – ты так… так мелодраматичен. Эрика не дьявол, она просто женщина, ставшая достаточно богатой, чтобы проматывать свое состояние. Не могу представить себе, что ты так из-за нее расстроился.

– Я не расстроился, дорогая. Но думаю, было бы ошибкой недооценивать ее. Десять лет мы прожили в мире, теперь она опять хочет все взбаламутить. Как пастор самой большой конгрегации Сент-Джоуна, я считаю, что, очевидно, имею законное право проследить за тем, чтобы ей не удалось этого сделать.

– О, Брет, ради Бога, ты ведь не Билли Грэм! – Она снова засмеялась с явной издевкой. – Мы идем в город на фестиваль?

– Вероятно, ты охотнее пошла бы с кем-нибудь другим, – мягко сказал он.

– Конечно, нет. С кем бы это мне было приятней, чем с собственным мужем?

Брет улыбнулся в телефонную трубку, услышав нервозность в ее голосе.

– Не нужно звонить в Бар-Бер-Кин, я сам об этом позабочусь. Я буду дома через пять минут, будь готова к выходу.

Он положил трубку, потом еще раз внимательно посмотрел на вычурное приглашение, которое держал в руке, снова взял трубку, позвонил в отель и дал согласие от себя и от имени своей жены.

Покончив с этим, он усмехнулся и решил, что намерен наслаждаться, – смотреть на Кэрри всегда было для него истинным удовольствием. Рикки Блю, как она называла себя, придется подтвердить свои вызывающие заявления.

– Бог должен наказать ее за то, что она вернулась и заставила меня снова пережить всю боль, – говорила Ронда Грант, чистя у раковины картошку.

– Подожди, Ронда, ты ведь еще даже не видела ее. Как могло ее возвращение заставить тебя снова пережить смерть доктора Гранта? – удивилась Пэмела Сью.

– Ты слышала, что сказал Эрон? В понедельник утром она собирается выступать по радио. Она всерьез намерена это сделать, и мы знаем, о чем она будет говорить. Она будет говорить об убийствах. – Ронда бросила нож в дуршлаг и всплеснула руками. – Я просто не смогу этого вынести.

– Тогда не слушай.

– Ты думаешь, это так просто? Если я не буду слушать, так и не узнаю? Неужели ты думаешь, что Мэрилу, Фиби или Ванда Мей из библиотеки не удосужатся позвонить мне и описать все в мельчайших подробностях?

– Тогда оставайся здесь со мной и детьми. Ты поможешь мне справиться с малышом и одновременно избежишь их телефонных звонков.

– Мне это, возможно, и приятно, а для вас с Эроном?

– Для нас? – раздраженно выдохнула Пэмела Сыо.

– Ты прочитала это приглашение и слышала, как Эрон сказал, что намерен пойти туда. Ты же не думаешь, что она хочет просто поболтать о добрых старых днях?

– Я не знаю, чего она хочет.

– Знаешь, я слышала, как вы с Эроном обсуждали это у себя в спальне.

Пэм хотела было отчитать ее за подслушивание, но какой в этом толк? Ронда вечно вмешивалась в их дела, особенно последние три года, когда чаще ночевала у них в доме, чем у себя. Вероятно, ей даже известно, когда были зачаты два последних ребенка.

– Ладно, – сказала она, стараясь говорить вежливо, – мы не верим, что это вновь воскресит нашу старую дружбу. Как тебе известно, она считает, что это сделал кто-то из нас, из тех, кто был с ней в ночь убийства ее родителей, потому что убеждена, что никто другой не знал об их косвенном участии в расследовании предыдущих смертей. Но ты понимаешь, насколько это нелепо!

– Ты ошибаешься, Пэмела Сью. Я думаю об этом по-другому.

– Что? Что ты говоришь? – возмутилась Пэм.

– Что, если я скажу тебе, что Эрон тоже встречался с этой Эпперсон и Синди Ричвальски?

– О Боже, ты не в себе! – Пэм вскочила из-за стола и выбежала из комнаты.

– Я, может, и не в себе, но я не тот человек, который ненавидел его отца.

– Здравствуй, Блю, – сказал Кин. Рикки резко обернулась. Она не собиралась участвовать в празднике, а приехала в город за продуктами, но попала в дорожную пробку, и ей пришлось припарковаться почти за полмили от продуктового магазина и идти пешком. Она пробиралась через толпу, наблюдавшую парад, когда услышала свое имя.

– Боу, я не заметила тебя. – Она нервно провела рукой по волосам и сделала слабую попытку расправить фланелевую рубашку.

У него на лице появилась та же неторопливая улыбка, которую, как ей казалось, она забыла.

– Вполне вероятно, хотя, если бы сделала еще один шаг назад, ты бы сбила меня с ног и приземлилась мне на колени.

– О, извини, – сказала Рикки, чувствуя, что краснеет, и ненавидя себя за то, что позволила ему смутить себя. Она переминалась с ноги на ногу, испытывая желание просто сказать ему: «Приятно было увидеть тебя» – и отправиться по своим делам. Но не могла, просто не могла. – Как… как ты?

– Не жалуюсь. А ты?

– Я? Прекрасно. Хорошо, по-настоящему хорошо.

Снова эта неторопливая широкая улыбка.

– Да, я должен бы понять это по фотографии на обложке журнала.

– Рассмотри его как следует, чтобы не упустить главного. – Она повернулась, собираясь уйти.

– О, детка, здесь ты не права. Гарантирую, я ничего не пропустил.

Она замерла, сжав кулаки, потом медленно повернулась лицом к нему.

– Тогда ты знаешь, что у меня есть дело. Я собираюсь найти того, кто убил моих родителей. – Она сделала паузу и с вызовом добавила: – Кто бы это ни был.

Его легкомысленное настроение пропало, и он резко выпрямился.

– Ты ищешь неприятностей, Блю, я не хочу видеть, как это произойдет.

– Боу, я больше не наивная маленькая девочка. Я прошла тяжелый путь и научилась сама о себе заботиться.

Пространство между ними было наэлектризовано.

– Ах, так! – Он прислонился к стене дома. – Тогда я не стану беспокоиться о тебе.

– Ты этого никогда и не делал.

Боу смотрел, как Рикки уходит, ему нечем было защищаться – она была права, его не было с ней тогда, и сейчас он не хотел быть с ней. Он потратил массу сил и времени, чтобы научиться не чувствовать, не беспокоиться – особенно о ней.

На следующее утро, проснувшись, Рикки была сбита с толку. Последние десять лет она привыкла просыпаться под суматошный шум бостонского транспорта, спокойные звуки сельского озера были незнакомыми и приводили в замешательство. Она повернулась на бок и посмотрела в окно на озеро, прислушиваясь к голосам, долетавшим до нее по воде, к птицам, которые чирикали, ухали и каркали. Необыкновенная голубизна неба обещала чудесный весенний день. Легкий утренний ветерок раскачивал ветки дуба, шелестя еще не сброшенными прошлогодними засохшими листьями. К ней вернулись воспоминания детства: тогда она думала, что жизнь прекрасна, и считала себя дастью мироздания, которое совершенно и незыблемо.

Одиночество охватило ее, одиночество и тоска. Она думала, что преодолела их с помощью психиатра, которого посещала каждую неделю пять с лишним лет. Похоже, тоска томилась здесь, как в плену, ожидая ее возвращения, и сейчас она, казалось, просачивалась в ее сознание, окутывая и угрожая поглотит в.