– Вероятно, из-за отрешенности.

– Возможно. Со мной она была даже приветлива.

– Почему бы и нет? Ты не имеешь никакого отношения к тому, что делал ее зять.

– Знаешь, если бы я рассказала тебе о ней до того, как все это случилось, я поступила бы подло. Сегодня утром Мэрилу остановила меня в городе. Она была с судьей Монтана. Очевидно, она забила голову судьи кучей сплетен обо мне, рассказав о том, что я настраиваю против нее местных жителей.

– Из-за прав на выкуп закладных по поводу которых обратилась ко мне Фиоиа Фрэнклин?

Рикки кивнула и задумчиво отхлебнула пива.

– Думаешь, в теории Фионы что-то есть?

– Кто знает? Может быть. С другой стороны, возможно, банк просто не хочет рисковать деньгами, как они это делали раньше. Экономика в упадке, банки разоряются. Но завтра я еще кое-что проверю.

– Я начинаю думать, что, вернувшись сюда, открыла вонючую банку с червями. Сперва Джуниор, теперь Брет и это дело с банком. А я так и не приблизилась к главному – не узнала, кто убил моих родителей. Может, мне следует махнуть на все рукой, пока еще кто-нибудь не пострадал?

– Неделю назад я согласился бы с тобой, потому что не хотел, чтобы для тебя все окончилось страданием. Но взгляни на это иначе. Ты разоблачила главу шайки автомобильных воров и раскрыла убийства детей. – Он помолчал, покачивая головой, как будто все еще не мог поверить, что кто-то, кого он знал, мог быть причастен к этому ужасу, и продолжил: – Кроме того, Блю, ты сократила свой список подозреваемых. Мы знаем, что это не Брет и не Джуниор. По крайней мере, эта уверенность обоснованна. Я говорил с Эроном и могу поспорить на что угодно, что он и Пэм невиновны. Не думаю, что Кэрри могла бы и муху обидеть. Значит, остаюсь я и Салли Джейн.

– Ты нахал. Знаешь ли ты это?

– Я? Почему ты так говоришь?

– Потому что ты так же, как и я, понимаешь, что доказал мне, что я напрасно все затеяла. Я знаю, что ты не убивал их, и совершенно уверена, что это не Салли Джейн. Поэтому все стало еще хуже, чем в самом начале. Тогда у меня, по крайней мере, был список подозреваемых.

– Похоже, что так. Но мне не нравится разочарование, которое я вижу в этих неправдоподобно голубых глазах. Ты должна быть довольна, что это не один из твоих друзей. Я знаю – я один из тех, кто вне подозрения:

– Я рада, Боу, но, естественно, и разочарована. У меня нет ни малейшей улики, чтобы продолжить расследование, – значит, у меня нет шанса найти убийцу.

– Э, ты всегда можешь пойти на радио и попросить своих слушателей проверить чуланы, посмотреть, не валяется ли там шесть непарных ботинок.

– О! Ты…

В доме зазвонил телефон, прервав ее на полуслове.

– Спасен звонком, – пробурчал Боу, когда она вошла в дом взять трубку. Он услышал ее возбужденный голос, которым она приветствовала звонившего.

– Привет, Кит! Нет, я не пренебрегла тобой. Здесь сплошное сумасшествие.

Боу слушал, как она комментировала события двух последних дней, и с такой жадностью пил пиво, что его замутило. В эти последние несколько минут, сидя здесь с ней, он почти забыл, что она любит другого, почти поверил, что он тот единственный человек на свете, с кем ей хотелось бы быть. Реальность была горькой, ревность еще хуже. Боу поднес бутылку ко рту и осушил ее. Поставив бутылку на перила, он встал и, подойдя почти к самой лестнице, услышал окончание разговора.

– Я позвоню тебе завтра вечером, обещаю…

Пауза, а потом фраза, которую он хотел бы никогда не слышать.

– Я тоже люблю тебя, Кит, и безумно скучаю по тебе.

Боу бегом бросился вниз по лестнице. Он, возможно, глуп, но и у глупости есть свои права.

Рикки услышала, как автомобиль Боу понесся вниз по склону, и нисколько не сомневалась в том, что знает, почему он сбежал. Очевидно, он не дождался той части телефонного разговора, которая касалась Сейди.

Рикки снова вернулась на террасу к своему креслу и пиву и, улыбаясь, водила пальцем по запотевшей бутылке. Она совершенно избавилась от своей детской влюбленности в Кина Боухэнона, призналась она себе, но на самом деле эта влюбленность переросла в настоящую любовь. И как только он вернется к себе в рыбацкий коттедж, она откровенно признается ему в этом.

Она услышала, как на дороге по гравию зашуршали шины, и, вскочив на ноги, подбежала к краю террасы и перегнулась через перила. Но это был не Боу.

Несмотря на разочарование, которое испытала Рикки, разглядев патрульную машину шерифа, ее глаза широко раскрылись от страха, а сердце болезненно сжалось. Он обещал сообщать ей обо всех изменениях в состоянии сына. Неужели он приехал сказать, что Джуниор умер? О Боже, не допусти этого!

Выйдя из машины, Скутер немного задержался, для того чтобы прочнее нахлобучить свой «стетсон» и выровнять его строго в соответствии с инструкцией. Сердце Рикки тяжело перевернулось в груди.

– Ты просила дать тебе знать, если… – начал Скутер, поднимаясь на верхнюю ступеньку.

– Что случилось? – не сдержавшись от волнения, перебила его Рикки.

– Он выкарабкался, дорогая. Перед отъездом из дома Пирсонов я позвонил Элти. Она сказала, что доктора помогли ему. Есть надежда на полное выздоровление, его переводят в закрытую палату.

Вскрикнув от радости, Рикки бросилась к шерифу и обняла его.

– О, шериф, я так рада!

Взволнованный этим проявлением эмоций, Скутер легонько похлопал девушку по спине, отступил и спросил, можно ли ему присесть.

– Конечно, – ответила она, нахмурившись. – Случилось еще что-нибудь плохое?

Вместо ответа он кивком подбородка указал на бутылку пива.

– У тебя есть еще такая, мисси?

– Конечно. – Рикки с облегчением улыбнулась. – Садитесь, шериф. Я возьму и сразу вернусь. – В коридоре она задержалась. – Если только вы не предпочитаете беседовать в доме.

– Нет, мне нравится на свежем воздухе, особенно сегодня вечером. После хорошей бури земля всегда кажется такой чистой…

Через секунду Рикки снова присоединилась к нему подала ему холодную бутылку и села напротив.

– Как чувствовала себя Кэрри, когда вы успокоили ее, шериф?

– С ней все в порядке. Настроение подавленное, но этому нельзя помочь. Однако ее мать… – Он покачал головой, подчеркивая свое неодобрение, и сменил тему. – Знаешь, мисси, ты всегда была самой воспитаной девушкой в этих краях. Ни разу не слышал, чтобы ты называла взрослого человека по имени. Твои родители хорошо воспитали тебя, но теперь ты сама взрослая. Думаешь, ты могла бы называть меня Скутер?

– Полагаю, да, – медленно ответила она, соображая, почему возник такой вопрос.

Скутер объяснялся длинным окольным путем.

– Ты, наверное, не помнишь моего отца?

– Нет, не помню, – ответила она, заинтересованная неожиданным поворотом разговора.

– Знаешь, он был хороший человек, но полон самомнения, гордый своим богатством. Я никогда не мог понять этого. Его отец был одним из тех, кто делал деньги. Но можно подумать, что Джерид Уитком, мои отец, делал их как бы одной левой. Он разозлился, когда я не пошел в колледж, – не мог понять, почему я хочу быть полицейским. Сказал, что, если я так загорелся работать на стороне закона, мне нужно получить лицензию и стать юристом. Как бы там ни было, он так никогда и не простил мне, что я пошел в офис шерифа. Сказал, что носить полицейскую форму, как простое ничтожество, это ниже достоинства Уиткома. После этого он как бы повернулся спиной ко мне… или, может – быть, я отвернулся от него. Видишь ли, я стыдился его высокомерия так же, как он отсутствия у меня амбиций.

– Очень, жаль, – сказала Рикки, не понимая, чего он хотел от нее.

– Не нужно сожалений, – остановил ее Скутер. – Я был доволен своей жизнью, а он своей.

– Но это, должно быть, тяжело, не иметь возможности обратиться к отцу, когда хочется поговорить. – Она опустила голову и смотрела на свои руки. – Я знаю, мне это было трудно.

– Это совсем не одно и то же, мисси. У меня такое чувство, что твои мама и папа одобрили бы все, что ты делала.