Единственная, кто сейчас в ударе, — это Луиза. На самом деле ее зовут Лиза. Со школы ее дразнят: «You make me dizzy miss Lizzy [4]». Она потратила кругленькую сумму на занятия йогой и кармическим пением и научилась-таки контролировать свои эмоции: теперь она в состоянии сдерживаться и не плевать миру в лицо. Поверив в свою привлекательность, она наконец схватила жизнь за хвост и бросила свою половину — Адольфа. Она возродилась, стала носить туфли на высоченном каблуке и юбки с высоченными разрезами, порой, правда, ее неуклюжие ноги заплетаются. Выглядит не очень сексуально.
Адольф, не будучи способным ни понимать, ни — меньше того — хотеть, продолжает жить дальше. То есть влачить жалкое существование на хлебе и валиуме. Говорит, что чувствует себя ненужным, как бонгист в рок-группе. Маленький, толстенький Адольф не очень-то на многое имеет право претендовать. Он начал коллекционировать комплексы неполноценности еще в младших классах школы. Во-первых, его звали, как Гитлера. Это уже довольно неприятно. Прибавьте к этому фамилию Рекалли. Одноклассники дразнили его «речкой Вонючкой». В средней школе он вытатуировал имя своей девушки — Саманкта на правой икре, после чего она его бросила. С тех пор он все время носит гетры, даже в бассейне.
Короче говоря, Адольф принадлежит к той категории мужчин, от которых надо бежать без оглядки. Вечный ребенок. Он родился, жалуясь, и умрет так же. Вечный ребенок, набитый фобиями. Психоаналитик накопает не менее четырехсот. Он боится грозы, воздушных потоков, сатаны, кукольных глаз, темноты. Он всегда спит при включенном свете и не в состоянии справиться с простейшим покраснением кожи. Он не рожден для семейной жизни. Но будьте спокойны, мамочка поможет ему справиться. А если не мамочка, то кто-нибудь другой, наделенный функциями мамочки.
Старой закалки, но не старики
Маурина, будучи всю жизнь женщиной нерешительной, в одном была уверена всегда: она хочет найти мужчину, похожего на ее отца. Наконец ей это удалось. Жаль только, что Пьервито на тридцать пять лет старше ее, то есть ему семьдесят: на четыре года больше, чем отцу. Скромный, замученный жизнью мужик с высоким давлением, двумя грыжами — паховой и межпозвоночной и двадцатью четырьмя волосами в сумме. Но она его любит. Безумно. Любовь слепа. Скорее для него, с катарактой, чем для нее, со стопроцентным зрением.
Проблема в том, скажем правду, что отец Маурины — копия Кевина Костнера, а Пьервито похож на крысу. Тщеславную крысу. Как бы там ни было, вместе они — достойное зрелище. Толстый и тонкий. Маурина немного полновата. Много лет она борется с проблемой удерживания воды. Она скорее плотина, чем женщина, — гидроэлектростанция.
Но теперь она счастлива. Говорит, что с Пьервито чувствует себя защищенной маленькой девочкой. Он провожает ее в школу (потом будет отвозить в университет для людей преклонного возраста), читает ей на ночь «Гарри Поттера» и подбрасывает маленькие подарки — по полсотни евро — «от зайчика». Он научил ее ездить на велосипеде без колес по воскресеньям. Единственное, на что его не удается уговорить, — это сходить на блошиный рынок. Наверное, он боится, что ей захочется выставить его на продажу, как старый абажур.
Мне тоже нравятся мужчины старой закалки. Но не старики. Мне нравятся те, кто еще дышит, от кого не несет молью, как от кресла эпохи Людовика XVI. Кто не спит с подусниками и не является членом клуба «Друзья простаты». Мне нравятся те, кто с достоинством принимает свой возраст. Молодящиеся любой ценой старики наводят на меня тоску. Они принимают травяные ванны, носят кашне даже в августе и собирают свои жалкие (и нередко жирные) волосики в хвост. Некоторые, правда, предпочитают прикрывать лысину искусственными волосами. Чем-то вроде паричка, который улетает при первом же порыве ветра. Молодящиеся старики носят джинсы, протертые на том самом месте. Господи, на что надеется их усохший стручок? Кроме подгузника для взрослых, ему ничего не светите.
Ну и скука!
Если много лет подряд ты делишь с ним супружеское ложе и лодка вашей любви безмятежно покачивается на волнах открытого моря «вечности» — это еще не значит, что под водой не прячутся коварные рифы. И если ты не бог весть какой рулевой и не успеешь увернуться, — лодка напорется на риф и потонет. Я говорю о скуке. Рано или поздно это назойливое чувство настигает каждую пару. Взрывная волна неминуемо прибьет вас к дивану перед телевизором. Ты растечешься на подушках и тупо уставишься в экран, а он задремлет рядом, уткнувшись в собственный тройной подбородок. С другой стороны, после такого количества пиццы, паэльи, пасты и суши, которое вы съели за все эти годы, странно было бы ждать чего-то другого. Музыка надоела, друзья разъехались, что остается? Может, сыграем в карты? Ну уж нет!
Лучше кино. Развлекает и не утомляет. Главное — договориться, что смотреть. Поначалу мы все толерантны. Она говорит: «Мне, в общем, все равно, только бы не вестерн». Хорошее условие. Особенно если учесть, что ковбоев, краснокожих и хижин в прериях вот уже лет двадцать как не видно на большом экране. А потом начинается настоящая игра. Он: «„Стюарт Литтл“?» Она: «Нет, терпеть не могу мышей. „Гарри Поттер“?» Он: «Меня пугают совы. „Властелин колец“?» Она: «Нет, слишком длинный, я усну на середине и буду храпеть на весь зал». Он: «„Джек-потрошитель“?» Она: «Обожаю Джонни Деппа, но в этом фильме убивают женщин, я против чисто из солидарности. „Вам письмо“?» Он: «Фу, ненавижу приторные любовные истории». Она: «„Шоколад“?» Он: «Нет, у меня аллергия — покроюсь прыщами. „Маска обезьяны“?» Она: «Зачем тратить деньги — посмотрим на тебя, любимый». Он: «„Последний поцелуй“?» Она: «На свадьбе у Джорджетты». Он: «Я имел в виду фильм». Она: «Нет, я умру от зависти. Последний фильм с Сандрой Баллок?» Он: «С ней хороших фильмов не бывает. Может, пойдем на Джима Керри?» Она: «Нет, у него слишком много зубов. Как будто ему в рот засунули клавиатуру от пианино, только без бемолей и диезов». Игра подходит к концу — уже одиннадцать — по телевизору в сороковой раз показывают «Привидение». Патрик Суэйзи уже минут десять амурничает с Мур, и счастливый конец дня, по крайней мере, в этот раз вам гарантирован.
Любовь нужно тушишь на пару
Если, разговаривая с ним, вам кажется, что вы бьетесь головой о Берлинскую стену, не переживайте: рано или поздно она рухнет. Тициана меня послушала. Моя дорогая подруга из Помаретто билась-билась и добилась-таки. Жаль только, немного переусердствовала и проломила себе голову. Game over [5]. Несчастный случай. Три года назад она вышла замуж за Вальтера. Сейчас они разводятся. Время летит. Характер у Тицианы стоический. Она ничего не боится. Я думала, если уж она и в метель носит каблуки, вряд ли ее может напугать неудача в семейной жизни. Но я ошибалась: она не выдержала страданий. Того и гляди, разразится рыданиями. К черту чувства молодого Вальтера! Нужно было раньше думать. Коэффициент умственного развития? Как у споры. Коэффициент хитрости? Не обнаружен. Больше всего он любит рассказывать о том, как в детстве разглаживал утюгом забытые на солнце пластинки. Осел. Хвастается, что до средних классов школы грыз ногти на ногах. Обычно он рассказывает свои идиотские истории за ужином с новыми знакомыми. Ему нужно было стать человеком-змеей, а не кадровым служащим. Женился бы на какой-нибудь циркачке.
Утонченная Тициана все это терпела, хотя с удовольствием сбежала бы на «Энтерпрайзе» с капитаном Споком. Неисправимая оптимистка, она из года в год повторяла одну и ту же мантру: рано или поздно я изменю его. И изменила ведь! Но только физически. Всему виной паста. Чтобы узнать, сколько лет они женаты, нужно посчитать жировые складки на боках у Вальтера (так же подсчитывают возраст дерева по кольцам на пне). Три. Без сомнения три. В остальном он остался прежним.