Он в полном восторге: «Какая она наивная! Просто прелесть!»

Я пытаюсь ему объяснить, что наивность в данном случае далеко не самое подходящее слово. Через несколько минут, уж не помню почему, мы с ним заговорили о Феллини. И тут она спрашивает: «А кто такой Феллини?» Вот тебе и на! Короче говоря, через неделю он решает на ней жениться. Честное слово. «Поверь, у нее масса талантов, — убеждал он меня, — например, она марку пива может на вкус определить».

Потрясающе! Сверхвеская причина, чтобы провести с ней остаток жизни. Но он на этом не остановился. Прибавил: «И еще она все про животных знает». Разумеется. Чтобы в тебя влюбиться, надо в душе зоологом быть. Впрочем, она и в животных ни хрена не понимает. Притворяется. Типа спросишь ее про мышей. И она начинает: «Мыши бывают трех видов. Домашняя мышь, полевая мышь и снежная мышь». А кошки? То же самое. «Кошки бывают трех видов: домашняя кошка, полевая кошка и снежная кошка». Спросишь про корову, тапира, верблюда… Никакой разницы, все та же песня. Кошмар! Думаете, они поженились? К счастью, нет, он влюбился в другую, у которой на одну извилину меньше было. Эта требовала, чтобы он провожал ее до самой двери, — боялась, что на лестнице ее подкарауливает маньяк, спала при свете, как маленькая, и не могла по телевизору даже мелодрамы смотреть — уж больно была впечатлительная. Мораль: если ты изображаешь из себя Белоснежку, всегда найдется гном, который станет увиваться за тобой. Примечание: но любовь — это нечто другое.

Последнее социологическое исследование, проведенное мной лично среди знакомых, показало, что все человеческие особи мужского пола делятся на два подвида: мужчины-растяпы и мужчины-педанты. Кто лучше? Трудно сказать.

Начнем с первых: это разини, ротозеи, клоны Мистера Бина. Им скорее не невеста нужна, а нянька. Для них терять и забывать — обычное дело. Покупают газету и оставляют ее в киоске; вынимают из машины приемник, чтоб не сперли, и кладут на крышу автомобиля; забывают включать мобильник; теряют ключи вместе с дубликатом, кошелек и документы; меняют аккумулятор каждый месяц, потому что постоянно оставляют фары зажженными, а кроме того, каждую минуту включают зажигание, после того как в очередной раз заглохнет двигатель, который не любит, когда за рулем забывают, зачем сели за руль. Им вечно не везет. То они вывихнут ногу, то шишку набьют, то порежутся. Детский сад какой-то!

С педантами не легче. Даже, возможно, труднее. Эти засекают время от въезда на платную автостраду до выезда, определяют с точностью до одного кубического миллиметра расход бензина их автомобилем, обычно представляющим собой консервную банку на колесах, складывают полотенца в стопку по оттенкам цвета, начищают туфли зубной щеткой, заполняют таблицы доходов и расходов с учетом стоимости дезодоранта и автобусного билета, держат в памяти начало и конец месячных у их девушки и помечают буквой «С» в календаре числа, когда занимались сексом (таких пометок, надо сказать, — кот наплакал).

Всех переплюнул муж моей подруги Эльвиры. Педант, помешанный на чистоте. Мы еще едим, а он уже моет тарелки. Причем те самые, из которых мы едим. Когда у его беременной жены отошли воды, он, вместо того чтобы ее успокаивать, бегал за ней с супервпитывающей шваброй. «Ты мне нравишься несмотря ни на что», — пел Алекс Бритти. Верно. Но верно и то, что мне на днях одна подруга сказала: «Мудака учить — что мертвого лечить».

Ну что тебе стоило? Подобное ведь и с тобой могло случиться. Достаточно было знака. Локтем бы в бок толкнул, приподнял бы чуть заметно бровь, мизинцем бы до губы дотронулся. Так нет же. Ты, мой дорогой сосед, добрейшей души человек, старый друг и коллега, позволил мне красоваться целый вечер с листом кресс-салата, застрявшим между зубами, и ничего мне не сказал. По твоей милости я расточала лучезарные улыбки, чувствуя себя наверху блаженства и не подозревая, как я выгляжу. Дома мне достаточно было увидеть себя в зеркале. Это был не просто маленький листик. Это был целый пучок салата. Не могу поверить, гад, что ты его не заметил, ты ведь как прилепился ко мне в начале вечера, так и не отлипал до конца. И ладно бы это был семейный ужин или встреча в пиццерии со школьными товарищами! Это было официальное мероприятие, связанное с работой, скучное сборище, когда главное правило — меньше говорить и больше слушать ну и, разумеется, улыбаться при первом удобном случае, что я и делала — увы, с застрявшим в зубах салатом. На уличных рекламах зубной пасты хулиганы любят разрисовывать передние зубы фломастером, — так вот я была похожа на такую рекламу. А ведь достаточно было всего-навсего…

Сколько раз мне придется еще, посетив дамскую комнату, ходить после этого с юбкой, застрявшей в колготках, пока кто-нибудь не удосужится сказать мне об этом? И сколько раз я вынуждена буду разгуливать с размазанной тушью для ресниц, пока кто-нибудь не спросит, почему у меня синяки под глазами, как у енота? И никто не скажет мне, что я уронила поролоновые подплечники на рыбный прилавок и что лучше забрать их к чертовой матери. Или что у меня колготки поехали до самой щиколотки. Что, садясь в машину, я прищемила дверцей шелковый шарф. Что я должна взять номерок, по которому меня вызовет врач. Чушь собачья! Ну неужели от нас убудет, если мы скажем другим то, что сами хотели бы услышать от них?

Представляете? Все мои подруги беременны. Все до одной. Даже убежденные старые девы. Пышнеют на глазах, как булочки в духовке. Может, вирус беременности передается по воздуху, как грипп? Кто знает. Тем временем я тоже жду. Да. Я готовлюсь произвести на свет почечные камни.

Каждому свое. У кого-то рождается сразу пятеро близнецов, а у кого-то камушек. В конце концов, какая разница? Говорят, боли при коликах похожи на родовые боли — это утешает. Врачи сказали, что у меня будет двойня. Один из правой почки, другой — из левой. Никакой дискриминации. Интересно, будут ли они похожи друг на друга?

Одно точно могу сказать: мне не придется вставать среди ночи, чтобы покормить их, я не должна буду водить их в детский сад, платить за обучение. Они никогда не назовут меня плохой матерью, не провалят экзамен на водительские права, их никогда не бросят невесты. Они всегда будут здесь, на полочке. Будут смотреть на меня, неподвижные и выразительные, как каррарский мрамор.

В ожидании я начала прикладываться к бутылке. Я даже заглянула в справочник «Скорая помощь», чтобы узнать, что мне предстоит. Если мне и нравился анисовый вкус капель от головной боли, на третий раза я поняла, что нужно что-то посильнее, может, даже внутривенно. Об этом позаботились санитары, перебегая от одного зомби к другому. В общем, я перезимовала на больничной койке, как и все в таких случаях. Правда, в коридоре. Под капельницей я чувствовала себя пассажиром «Титаника» в момент столкновения с айсбергом. Но несмотря на это каждый из проходивших мимо, кто узнавал меня, останавливался поболтать как ни в чем не бывало. Одна женщина даже подошла ко мне и сказала: «Надеюсь, вас задержат здесь еще на пару часов, мой муж должен приехать за мной, он — ваш большой поклонник». Я тоже надеюсь. А другая: «Когда мы снова увидим тебя в шоу у Фацио?» Да хоть сегодня, если тебе так хочется, пусть только снимут эту проклятую капельницу.

Спору нет: каждая женщина — загадка. Я знаю себя тридцать шесть лет, причем довольно близко, и не перестаю себе удивляться. Делаю, говорю, думаю такое, чему при всем желании невозможно найти объяснение.

Например, уже который год меня преследует мысль о том, что я могу попасть под машину. И именно в тот день, когда на мне самое отвратительное, самое кошмарное белье из моего гардероба. У меня под платьем трусы с нарисованными не то жуками, не то тараканами? Идиотский лифчик, разрисованный лягушками и жабами, который я сдуру купила сама не помню когда? На одной ноге дырявый носок? Я в ужасе. А вдруг меня собьет какой-нибудь лихач? И я уже вижу себя распластанной на асфальте, вокруг санитары, бригада реаниматоров в полном составе, которые, вместо того чтобы откачивать меня, горячо обсуждают допотопный узор на моих трусах. Мне бы мечтать о романтическом свидании или о жарких объятиях с поцелуями взасос, а я думаю о том, как меня сбивает машина. И еще, что по такому белью сразу видно, как у меня дела на любовном фронте. Впрочем, тут я в мать, у нее всегда был и до сих пор есть в комоде специальный ящик, где она держит белье для походов к врачу или на случай внезапной госпитализации.