— Я возлагаю все хлопоты на него, — сказала Лизетт, махнув рукой в сторону дворецкого. — А сама проведу день в детской с Люсиндой и Филлиндой.

— Это не их имена, — заметил Вильерс. — Так их записала миссис Минчем.

— Но должна же я как-то их называть! — вполне резонно заметила Лизетт. — Они пока знают только эти имена.

— Вильерс, вам пора проявить волю и принять свое отцовское решение, — вмешалась Энн. — Надо дать им новые имена.

Вильерс поднялся и ушел, даже не попрощавшись.

— Ненавижу эту его манеру, — сказала Лизетт.

Элинор ненавидела боль, которую увидела в глазах Вильерса.

— Пожалуй, я не выйду за него, — сказала Лизетт. — Маргерит вернется сегодня после полудня. Полагаю, она тоже не придет в восторг от моего выбора.

— Надо спросить твоего отца, — напомнила ей Элинор.

Лизетт пожала плечами:

— Он тоже не будет в восторге.

— Неужели они не хотят, чтобы ты вышла замуж? — спросила Элинор.

— Нет, — ответила она, брезгливо отодвинув картофель на край своей тарелки. — Они этого не жаждут.

— Это из-за того, что случилось… — Элинор запнулась и договорила: — несколько лет назад?

Мать тогда перестала ездить в это поместье, и в свете стали, открыто поговаривать о том, что Лизетт сумасшедшая.

— Я не могу иметь детей, — уклончиво ответила Лизетт.

— О, прошу извинить меня, — сказала Элинор.

— У Леопольда уже есть дети, так что ему все равно, — сказала Лизетт. — Если бы только не этот Тобиас, мне он совсем не нравится. Он такой грубый. Я попытаюсь превратить этих двух девочек в леди, но из Тобиаса никогда не получится джентльмен.

— У него на все есть свое мнение, а это как раз признак благородной породы, — заметила Элинор.

— Я могу выйти за Леопольда, — сказала Лизетт, — но мне придется уговорить его отдать мальчика в подмастерья. Это будет вполне разумно. Остаются еще три девочки, даже четыре — более чем достаточно для одной семьи, учитывая штат прислуги, который понадобится для них.

— Вряд ли Вильерс пойдет на такую сделку, — заметила Элинор.

Лизетт вдруг истерически рассмеялась:

— Стоит ли тебе и дальше так жеманничать?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду твое обращение к нему, ты всегда произносишь Вильерс!

— Ну и что?

— Это притворство!

— Я готова называть его, как вам будет угодно. Итак, Лео?

— Нет, Вильерс. Но заруби на своем благородном носу, я не слепая, вижу, как он на тебя поглядывает!

У нее было такое состояние, что Элинор решила держаться от нее подальше. Позволь она себе еще одно неосторожное слово, и разразится скандал с воплями и слезами.

— Я согласна на все, лишь бы угодить вам, — сказала Элинор, покидая комнату.

Ноул-Хаус, загородная резиденция герцога Гилнера

22 июня 1784 года

Утро праздничного дня выдалось ярким, безоблачным. Элинор проснулась, вспоминая ласки Вильерса, и снова принялась сравнивать его с Гидеоном.

Ее бывший возлюбленный был красив, благороден, безукоризнен в одежде, любая молодая леди влюбилась бы в него. У Вильерса были выпуклые, боксерские ляжки, широкий простецкий нос, одевался он чересчур пышно; все в нем казалось брутальным, но женщин влекло к нему. Он был весьма проницателен, умен, у него были свои моральные принципы, хотя и отличные от тех, что у Гидеона.

Гидеон подчинялся светскому этикету и морали англиканской церкви. Его жизнь казалась безупречной, если брать только внешнюю сторону. Вильерс пытался жить по собственным правилам, учитывая прежние ошибки. Он был сам себе судья. И его жизнь не была безупречной, у него было шестеро незаконнорожденных детей. Поговаривали, что еще одного ребенка он прижил с леди Кэролайн, и она этого ребенка растила. Теперь Вильерс стремился исправить ошибки молодости. Но удастся ли это ему?

Гидеон всегда боялся ответственности, боялся страсти Элинор и ее готовности к любовным утехам. Он постоянно трусил, что за ними могут подсмотреть. А Вильерс занимался с ней любовью несколько часов подряд на открытом месте. И она оказалась почти такой же открытой и страстной, как он.

Но она леди, ее поведение строго регламентировано в обществе. Леди обязана остерегаться мужской страсти, быть кроткой, как, например, Ада. Не каждая леди решилась бы вести себя столь разнузданно со своим собственным мужем, как Элинор вела себя с Вильерсом.

Поднявшись с постели, она раздвинула тяжелые шторы на балконной двери и с грустью уставилась на два одинаковых кресла, выставленных Вильерсом. Она чувствовала, что Гидеон уже простился с тетушкой Ады и находится по пути в имение Гилнера. А от нее сюда — всего час езды.

Вильерс сейчас в соседней комнате, за стеной, и наверняка он думает о ней и чувствует ту же пустоту. И она теперь верит, что жизнь без ошибок и переоценки своих принципов и увлечений почти мертва. К тому же так скучна, что ею вряд л и стоит дорожить.

Но сейчас оба ее возлюбленных словно поменялись местами. Гидеон совершает безумство ради нее, а Вильерс стремится наверстать растраченную добродетель. Он становится таким скучным, когда рассуждает о женитьбе на Лизетт ради счастья детей. Почему он становится таким близоруким в своих благородных порывах? Почему не желает замечать очевидного? Лизетт не способна быть матерью и хозяйкой дома!

Размышления Элинор были прерваны Виллой, которая буквально ворвалась в комнату с кучей новостей.

— Леди Лизетт заперлась у себя, ее тошнит от самой идеи этого детского праздника, — отрапортовала она. — Хотя ее камеристка Джейн считает, что она выйдет, когда прибудут леди-инспекторши из комитета.

— Возможно, она теперь увлеклась чем-то другим? — спросила Элинор.

— Да, эти две хорошенькие близняшки. Она возилась с ними вчера несколько часов в детской, причем так, словно сама была такой же крошкой. Сегодня она завтракала с ними, а потом начала учить ту, которая потише, Филлинду, кажется, игре на лютне.

— Очень мило, — заметила Элинор.

— Она разодела их так, словно они дочки помещика. Три швеи всю ночь строчили для них наряды.

— Я надену сегодня то платье из голубой парчи, которое мадам Гаске сшила сначала для другой заказчицы, — сказала Элинор.

Вилла поднесла ей наряд.

— Леди Лизетт настаивает на том, чтобы у каждой девочки была своя камеристка, — продолжила Вилла. — И это поставило в тупик ее дворецкого. В его распоряжении всего две служанки. Лизетт приказала им сделать малышкам высоченные прически с накладками.

— С накладками?! — удивилась Элинор. — Им не будет жарко?

— Да, я слышала, что малышкам это не очень понравилось. Но Лизетт настояла на своем.

— Посмотрим, что произойдет, когда солнце будет в зените, — сказала Элинор.

— Мастер Тобиас просил узнать у вас, нельзя ли ему взять Ойстера на поиски?

— Пусть берет, — согласилась Элинор. — Только предупреди его, чтобы не показывался со щенком на глаза Лизетт.

— Он, кажется, вообще избегает ее, — заметила Вилла. — Отношения у них не сложились. Лизетт говорит, что мальчик слишком своевольный, и даже собирается перевести малышек на ночь в свою спальню.

— Зачем ей это?

— Она будет рассказывать им истории о феях и гоблинах, — ответила Вилла. — Желаете голубую ленту, госпожа, или цвета морской волны?

— Голубую, пожалуйста, — сказала Элинор. — Значит, феи и гоблины?

— Джейн говорит, что леди Лизетт по ночам частенько играет на лютне и поет, а потом весь день спит.

— При таком распорядке трудно управлять большим домом, — сказала Элинор.

— Все слуги получают щедрые подарки на святки от герцога. Он говорит, что они сделаны на деньги, сэкономленные Лизетт. Она самая рачительная хозяйка в графстве Кент. Он в шутку говорит, что это пошлина, удержанная Лизетт, как будто она заведует дорогами и всем фискальным департаментом Кента.

— Ее отец еще не прибыл?

— Пока нет. Зато леди Маргерит уже здесь. Начинают прибывать окрестные сквайры, и скоро прибудут все леди из комитета.