— Ну и пусть, — сказала Элинор, потеряв надежду утихомирить сестру:

— Все считают тебя гордячкой, набитой предрассудками, — заявила сестра. — Всему Лондону известно, что ты поклялась выйти не иначе как за герцога. Ни одной ступенькой ниже. Тебя называют ханжой.

— Я всего лишь хотела…

— И вот пожалуйста, на ярмарке женихов появился герцог. Герцог Вильерс, никак не меньше. Богат, как Крез, и такой же привереда, как ты. Прошел слух, будто он рассчитывает жениться только на герцогской дочке. Пробил твой час, Элинор. Мы дочери герцога. Но я уже замужем, Элизабет еще слишком мала. Остаешься ты. В Лондоне нет другой леди брачного возраста твоего ранга.

— Согласна, но не понимаю, чему тут радоваться. Герцог Вильерс, по слухам, человек неприятный, с тяжелым характером.

— Ты ждала герцога, вот и получай! — продолжала сестра. — Ты сама заявила, что тебе нужен только герцог, получается, что его человеческие качества, его нрав тебя не интересуют.

Элинор попыталась возразить, но тут с ужасом заметила Вильерса, стоявшего за спиной ее сестры, которая продолжала говорить.

— Помнишь праздничный ужин в последнюю Двенадцатую ночь? Ты тогда сказала тетушке Петунии, что выйдешь за мужчину, даже если от него разит псиной и он весь оброс собачьей шерстью, лишь бы он был герцогом.

Нет, Элинор никогда прежде не встречалась с герцогом, но у нее не было сомнений в том, что это именно он стоит так близко. Он точно подходил под описание: с мужественными скулами, которые придавали ему притягательный ореол брутальности. Ей говорили, что он не признает париков. И этот джентльмен был без парика. Его короткие черные волосы с парой тонких седых стрелок были зачесаны назад и стянуты в узел на затылке. Это мог быть только он, и никто другой.

Ее сестра продолжала в том же духе:

— Ты заявила, что выйдешь за герцога, даже если он будет глуп, как Ойстер, и жирен, как свинья мистера Хендикера.

Глаза герцога Вильерса были цвета стали, цвета вечернего неба перед метелью. Он был похож на человека, у которого отсутствует чувство юмора.

— Элинор, ты слушаешь меня? — Почувствовав что-то, сестра удосужилась обернуться. — О! О!

Герцогиня Бомон стояла рядом с герцогом, едва сдерживая смех.

— Добрый вечер, леди Элинор, добрый вечер, леди Энн. Хотя мне уже пора привыкнуть звать вас миссис Бушон, не так ли? Я искала вас обеих. Позвольте представить вам его светлость герцога Вильерса!

— Ваша светлость, — произнесла Элинор, присев в глубоком реверансе перед герцогиней. Энн тоже попыталась совершить нечто подобное, но ей мешала тога. — И ваша светлость. — Элинор снова присела, на этот раз перед герцогом, который, как и она, отказался от переодевания в тогу.

На нем был камзол идеального покроя, из превосходного шелка цвета коньяка и с великолепной вышивкой, на фоне которой переливались драгоценные пуговицы.

— Леди Элинор, — произнес герцог, оглядев Элинор с головы до пят.

Элинор порозовела, ощутив неловкость. Холодок пробежал по ее спине. Но она тут же справилась с собой, надменно приподняв подбородок. Если он искал аристократизма, то это в ней есть. Элегантности маловато, но породы не отнять.

Герцог Вильерс был совершенно не похож на герцога Гидеона, это действительно был особенный тип. Она никак не могла вообразить, что на свете есть такая удивительная смесь властности и элегантности. Но не расшитый камзол, не шпага и даже не то уверенное чувство свободы, что витало вокруг него, взволновали ее. Она не знала, что существует такой брутальный образец мужского превосходства, с сумрачным взглядом и презрительными морщинками в уголках губ. Она уже пропускала сквозь себя его мужскую силу, оценивала широту и твердость плеч и груди.

Если Гидеон был похож на принца из волшебной сказки, то Вильерс являл собой тип пресыщенного и циничного злодея, готового узурпировать королевский трон.

— Насколько я поняла, вам довелось услышать нашу нескромную беседу с сестрой, — произнесла Элинор. — Все эти мои детские глупости про герцога. Я должна извиниться перед вами за эту свинью мистера Хендикера, совершенно нелепое сравнение.

— О, Вильерса трудно смутить такими пустяками, не так ли, герцог? — спросила герцогиня Бомон, посмеиваясь.

— Меня больше заинтриговало замечание об интеллекте устрицы, — сказал, усмехнувшись, Вильерс.

Услышав его низкий голос, Элинор невольно ощутила робость и насторожилась. Это был голос человека, привыкшего повелевать, вести за собой. «Каким умом должен обладать столь сильный человек?» — подумала она.

— Ах, она имела в виду Ойстера, своего любимого щенка, — вмешалась Энн.

— В таком случае мой интеллект напрямую зависит от породы щенка. Если это пудель то я, несомненно, умнее.

— Я также могу заверить леди Элинор, что вблизи вас никогда не пахло псиной, хотя она и объявила милостиво, что это ей не помешает, — произнесла герцогиня. — А теперь прошу извинить меня, Элинор, но я хочу представить леди Энн дочке моей кузины. Бедняжка так скучает, у нее совсем нет друзей в Лондоне. А еще Энн расскажет мне о своем замужестве и медовом месяце. — Завладев рукой Энн, герцогиня повлекла ее за собой.

— Выходит, мы оба заинтересованы в одном, — обратился Вильерс к Элинор.

— Вы подразумеваете брак? — Она была так шокирована поведением сестры, что с трудом соображала. Ей хотелось, чтобы герцог счел ее скромной, очаровательной девушкой, и к тому же невинной. Пусть даже у нее уже не было для этого оснований. Но предстала перед ним настоящей ведьмой.

— Я подразумеваю брак с особой высокого ранга, — уточнил Вильерс.

Придя в замешательство, Элинор не без сарказма произнесла:

— И вас нисколько не испугали мои заниженные требования к партнеру? Что можно ожидать от столь неприхотливой особы, согласной на тело жирной свиньи и мозги глупого пуделя?

— Признаться, мне вовсе не хотелось бы жениться на особе, у которой интеллект ниже, чем у пуделя.

— Не беспокойтесь, я не писаю под себя, когда у меня начинается истерика.

— Вы даже представить себе не можете, как мне приятно это слышать, — парировал Вильерс. Возможно, его глаза вовсе и не были такими холодными, как ей показалось вначале. — В таком случае у меня нет никаких опасений за наших будущих отпрысков.

Ее сестра не права, она умеет разговаривать с джентльменами, не раздражая их, подумала Элинор. И даже решила перейти на тему, которая могла быть приятной герцогу.

— Вы играете в шахматы? — спросила она, отлично зная, что он является игроком номер один в шахматном клубе Лондона.

— Да, а вы?

— Когда-то играла с моим братом.

— Виконтом Гостом? Он достойный партнер.

Элинор подумала, что ее брат очень плохо играет, но только улыбнулась в ответ.

— Весьма любопытно узнать, почему вы облекли свой клич о намерении выйти замуж исключительно за герцога в такую жуткую форму? — спросил Вильерс. — К чему все эти вульгарные фразы? Когда я впервые услышал об этом, я решил, что вами движет гордыня. Но сейчас изменил свое мнение.

Энн права. Своей непосредственной выходкой Элинор сама создала себе репутацию тупой, надменной индюшки. Она попыталась мило улыбнуться.

— Герцогский титул предполагает не только привилегии, но и ответственность, налоговое бремя. Если я хочу строить свой союз на надежной, практичной основе с умным партнером, то мне подходит именно герцог.

— Совершенно с вами согласен.

Если бы это еще было правдой, подумала Элинор, надменно приподняв бровь.

— А вы? Что движет вами в поисках достойной супруги?

Он взглянул ей в лицо:

— У меня есть шестеро незаконнорожденных детей.

Элинор почувствовала, как ее рот сам собой приоткрывается от изумления, и поспешно сжала зубы. Может быть, он ждет, что она поздравит его с этим?

— О! — только и смогла она произнести.

— Я хочу жениться на той, которая не только станет матерью моим детям, но и поможет им занять достойное место в свете, когда придет время, которая будет уделять им много внимания. Герцогиня Бомон уверила меня, что никакая леди ниже вашего ранга не способна привить им нужные правила высокого тона, которых требует мое положение. Вы не должны удивляться. Поверьте, многие джентльмены на этом балу имеют бастардов, подрастающих в деревнях.