— Не хочешь встречаться с Габриэллой?

— С Альбертом.

— Он что, прикажет выпороть тебя за непослушание?

Элджи даже не улыбнулся.

— Я дал слово, что не появлюсь в замке. Альберт видел сон… что меня убьют здесь. Тогда он выдворил меня в Элджертон и заставил поклясться. Альберт считает, что сон — вещий. Так что… я буду ждать здесь. Жду три дня. Если не вернешься, придется что-то придумывать.

Я пожал его твердую небольшую руку. Честно говоря, было жаль расставаться с мальчишкой — и не только потому, что мне предстояло действовать в одиночку. Я успел к нему привязаться. Элджи откинул волосы и улыбнулся мне своими золотыми глазами.

— Помни — я жду!

— Ашур, — тихо сказала королева.

Я стоял неподвижно, глядя на нее. Молния в ночи. Смерть, от которой невозможно отвернуться. Такой была ее красота.

Габриэлла приблизилась и тихо коснулась моих плеч ладонями. В изумрудных глазах ее мерцала влага.

— Ашур… как долго я ждала…

Она была почти такой же высокой, как я, благоухающей, горячей.

— О, Ашур!

Я вздрогнул, почувствовав ее прильнувшее тело, ее губы на своих губах. Поцелуй длился — слишком долгий для брата с сестрой, слишком краткий для любовников. Я стоял неподвижно. Габриэлла подняла голову и заглянула в самую душу.

— Я знаю, — сказала медленно, — знаю, милый… но почему ты так долго не возвращался?

Я молчал.

— Я ждала тебя, брат мой Ашур, — Габриэлла свободно взяла меня под руку. — Идем, я все расскажу тебе и ты все расскажешь мне.

Но она заставила говорить меня. Она слушала мой рассказ, ухаживая за мной, как служанка. Протягивая руку за бокалом, я встречал ее пальцы, наклонив голову, чувствовал невесомое прикосновение ее волос, видел ее светлую улыбку, ее прекрасные, молящие о чем-то глаза…

Ее ли присутствие или старое вино, которого было выпито немерено, было причиной — но через некоторое время я был не в состоянии ни беседовать, ни передвигаться самостоятельно.

Габриэлла довела меня до уже приготовленной спальни, от всей души смеясь над моими попытками раздеться, сама помогла мне. Я уперся локтями в постель — голова кружилась и неумолимо тянула меня назад — но я все-таки увидел, как Габриэлла смотрит на меня. Нежность, испуг и жалость…

— Ашу-ур…

Не успел я и слова сказать, как она упала рядом с кроватью на колени, целуя мой разукрашенный шрамами живот. Мгновение я глядел на ее склоненный затылок, рассыпавшиеся по постели волосы. Потом, стремительно трезвея, резко, грубо оттолкнул ее голову.

Габриэлла качнулась, но не упала, обхватив меня сильными руками. Вскинула затуманенные молящие глаза.

— О, Ашур, как я тосковала по тебе! Любимый мой!

Я смотрел на нее, не веря своим ушам, потом наклонился, жадно отыскивая ее горячие губы.

Она с легким вздохом повернулась ко мне, прижавшись упругой мягкой грудью. Пальцы медленно скользили по моей коже.

— Ты изменился… — тихо сказала Габриэлла. Я улыбнулся в темноте.

— Постарел?

— Нет. Ты стал нежным. Раньше ты умел только брать. И мне это нравилось.

— Скажи… — спросил я, помолчав. — И давно мы?…

— Давно. Хотя сначала я колебалась между тобой и Асмуром. Как ни странно, выбрала тебя.

От ее шепота по телу пробежали мурашки.

— Действительно, странно…

— Бедный мой, — сказала Габриэлла. — Как ты настрадался…

И вновь я ощутил ее загоревшееся тело, ставшее на мгновение единственным, ослепительным, пьянящим…

Это пришло ко мне ночью — так ясно и четко, что я мгновенно проснулся. Приподнялся на локте, вглядываясь в почти неслышно спящую Габриэллу.

Я никогда не знал этой женщины.

Никогда не знал ее. Никогда не спал с ней. Никогда не любил ее.

Эти дни были днями сумасшествия. Габриэлла была щедра и высокомерна, вспыльчива и холодна, ненасытна и изобретательна: она не могла наскучить, а ее великолепное тело — пресытить. Я совсем перестал следить за течением времени. Я перестал думать о будущем, о Королевском совете. Вообще перестал думать.

Понемногу Габриэлла рассказывала мне о прошлом, но хотя то, что я узнавал, было невероятным и, наверно, чудовищным, я и это воспринимал как данность, как какие-то исторические факты, которые происходили со мной, но теперь меня совершенно не касались.

Мы с Габриэллой были в заговоре против короля и, соответственно, против всей нашей семьи. И обладая дьявольским честолюбием, безрассудством и расчетливостью, в конечном счете стали виновниками смерти нашего брата. Габриэлла вступила в сговор с воинственным северным народом, уже давно косо поглядывающим на укрепляющийся Элджеберт, и подала мысль навести подозрение на Ганелону — через меня, которому Асмур слепо доверял. Мы же задумали и убийство короля во время одного из боев, хотя вовсе не наша заслуга, что оно произошло на самом деле.

От нее же я впервые услышал о знаменитой Королевской Шкатулке. Когда ребенку королевской крови исполнялся год, его относят в семейное святилище. Камень, который брал в руки ребенок, считался его талисманом и сопровождал хозяина всю его жизнь, даруя ему колдовские способности — ими была знаменита вся королевская семья. Я же, утратив свой талисман — бриллиант, — стал обыкновенным человеком, может, чуть сильнее, выносливее и умнее.

Хотя с последним можно было и поспорить.

Габриэлла влетела, разъяренная, как пантера, и оттого еще более красивая.

— Опять эта ведьма здесь, у Альберта!

— Кто? — сонно спросил я, отрывая голову от подушки.

— Да эта ведьма из Элджертона!

Услышав знакомое название, я сел. Слабость, мягкая слабость растекалась по мышцам.

— Что за ведьма?

— Отродье Ганелоны! Элджгеберта! — Габриэлла выругалась. Мне еще не приходилось видеть ее в такой ярости.

— Какая Элджгеберта? — тупо спросил я.

— Черт побери! — крикнула Габриэлла, блистая яростными прекрасными глазами. — Что ты спрашиваешь? Ведь ты же жил у нее в замке!

Я вставал, и Габриэлла глядела на меня, поднимая глаза. Наверное, с моим лицом что-то произошло, потому что она вдруг забеспокоилась.

— Я знаю, ты благодарен ей за приют, но она — наш заклятый враг. И… но ты что, спал с ней?

Я растерянно поглядел на нее и снова опустился на кровать.

— Почему ты решила, что Элджи… Элджгеберта — враг?

— Подумай, милый, — она наклонилась надо мной, говоря терпеливо-убеждающе, как непонятливому ребенку, — ведь это мы обвинили ее мать! Тем самым мы убили сразу двух зайцев — убрали Ганелону и нейтрализовали Альберта. Ах, если бы я тогда знала, что за отродье она вырастила!

— Мы…

Габриэлла заглянула мне в глаза и прижала мою голову к своей груди — но и там, в тепле ее роскошного тела, я сжимался от стыда, злобы и досады… Как я дал себя так провести, ведь все просто лежало на поверхности — все, все, все, вплоть до второго имени. Габи…

А Габриэлла все шептала, шептала успокаивающе, перебирая мои волосы:

— Не нужно, не нужно, не нужно тебе встречаться с ней… Они хотят отнять тебя у меня, любимый, но мы с ними справимся…

Я освободился, обнимая ее за талию.

— Но что она может сделать?

— Она ведьма! Ведьма! Она многое переняла у своей матери и многому научится в будущем, если ее не остановить… А если она узнает, кто оговорил Ганелону…

— Я все не могу понять, почему Асмур нам поверил.

— Этот простофиля ходил к Вещему Ворону и тот наплел ему что-то про предательство…

— Асмур тоже ходил к Ворону?

— Почему — тоже?

— Потому что и я там был. Ворон сказал мне — много лет назад.

— Да? — Ганелона, казалось, удивилась. — Ты не говорил мне об этом. А теперь — спи. Я справлюсь с ними сама. Выздоравливай, набирайся сил, они тебе скоро понадобятся…

— Я хочу помочь, — пробормотал я. Изумрудные глаза Габриэллы приблизились к моим. Она поцеловала меня. Как всегда, это длилось вечно и, как всегда, слишком мало…