— Ну и что ты там такого понял?
— Никогда не зарекайся. Все могут встретиться — всегда и везде. Говорят, даже после смерти. Надеюсь, она не святая, и ее отправят туда же, куда и нас…
Саймон коротко засмеялся, ткнул его кулаком в плечо:
— Ты знаешь, даже ради встречи с нашей Говорящей я туда еще не тороплюсь!
— И потом, — продолжал старик невозмутимо, — с тобой-то она встретиться, может, и не пожелает, но вот со своими родными… Думаю, в Хейме еще помнят, кто и откуда была пропавшая девочка?
Саймон посмотрел на него. На берег, заполненный людьми. Глаза его засветились.
— Ах ты, старый черт! — сказал почти любовно, и вновь двинул помощника кулаком — довольно чувствительно. Ускорил шаг. Хорстон с кряхтеньем потер плечо.
— Вот так всегда — ему радость, а мне мучения!
Драконы появились после полудня. Привлеченные невнятными, но выразительными криками моряков, грузивших вещи на шхуну, те, кто еще оставался на берегу, развернулись к морю. Кое-кто бросился в воду, вразмашку моментально преодолев расстояние до берега. Оставшиеся замерли на палубе, указывая на то, что все и так уже ясно видели.
Или, вернее, — кого.
— Драконы!
Саймон теперь явственно представлял, что произошло, когда Дракон явился из моря и положил голову на нос осевшей под его тяжестью грожевской «Красотки». И колдуна Фейхнера не надо, чтобы понять — Дракон недоволен и рекомендует им убраться. Что пираты и сделали с наивозможней скоростью. Даже забыв про пленных.
Большинство его экипажа было готово проделать это сейчас же.
Но не он.
Заслоняясь от солнца, чтобы лучше видеть, Саймон с замиранием сердца смотрел, как один из драконов огибает «Удачу», и волны раз за разом подкидывают шхуну в сильных ладонях. Поверит ли кто-нибудь, что он видел Его? Он и сам себе не верит! Затаив дыхание, Саймон жадно рассматривал Дракона, стремясь запомнить каждую его частичку, линию, изгиб — чтобы повторять потом, всю жизнь, что он видел, видел Дракона!
Но они… они, кажется, уходят!
— Эй, погоди! — Саймон протянул руку. — Погоди, дьявол тебя возьми!
Моряки отшатнулись, испуганные таким непочтительным обращением. Саймон, вспарывая ногами волну, вошел в воду.
— Погоди!
Драконы, к удивлению моряков, да и самого Саймона, не уходили, словно желая послушать, что может сказать им человек. Саймон замер, немо уставившись. Дракон отливал всеми оттенками серебра… если у серебра бывают оттенки — каждая чешуйка сияла, отражая то небо, то солнце, то воду… всегда быстрый на язык и эпитеты торговец сейчас не мог подобрать подходящего слова, которое описало бы это морское божество. Чуть поодаль виднелся черный гребень второго, просто огромного дракона.
— Я… — сказал Саймон, облизывая вдруг пересохшие губы. — Ты…
Глаза дракона — миндалевидные, поднятые вверх к вискам… какие виски у дракона?… — в упор смотрели на Саймона: он видел в них свое отражение. Цвет их внезапно напомнил ему цвет Слезы — камня пропавшей девушки. Камня Драконов.
— Ну… — произнес Саймон и вдруг беспомощно всплеснул руками. — Ты и сам все знаешь, ведь так?
Дракон неожиданно насмешливо, чисто по-человечески фыркнул. Грациозно выгнув шею, оглянулся на своего неподвижно наблюдавшего собрата. Потянувшись к Саймону, легонько толкнул его головой — получивший полновесный удар, от которого хрустнула грудная клетка, торговец опрокинулся в захлестнувшую его с головой волну. Когда, отфыркиваясь, отплевываясь, мотая головой, поднялся — драконов уже не было.
Хорстон осторожно потянул его за локоть. Саймон взглянул на него с отчаяньем:
— Я ничего не смог им сказать! Ничего!
Лицо Хорта было мокрым — и не только от брызг.
— Ладно. Пошли. Пошли на берег, Саймон. Пошли. Я думаю, они тебя и так поняли.
— Что тебя тревожит?
До прихода черной луны было еще далеко, и они не спешили. Та, что раньше была Гейджи и пока не получила еще своего нового имени, кроме привычного «Говорящая» — но уже «с Людьми», могла насладиться таким непривычным и увлекательным путешествием. Она и наслаждалась — немыслимым для людей стремительностью и неутомимостью движением; полуузнаванием-полувоспоминанием подводного мира; рассказами своего спутника. Он учил ее Танцу и Вопросам, умению находить нужное течение или своего сородича, разговору с морскими обитателями, которые просто не могли не ответить Дракону, а потому с ними следовало быть вежливыми и не беспокоить попусту…
Но все чаще и чаще она сворачивала с нужного направления, пока ее спутник не поправлял ее — как будто нечто сродни той стрелке из голубого металла раз за разом разворачивало ее на север. Что-то притягивало ее — к берегу.
И он понял это.
— Ты не такая, как мы, — сказал он, — и нуждаешься в том, в чем мы не нуждаемся. Тебе нужно говорить не только с нами. Наверное, ты еще не договорила. Я покажу тебе твое течение.
Чувство, сложное, как окраска коралловой рыбки, и такое же радостное, омывало ее.
— Но черная луна…
— Она придет снова и снова, — ответил он. — Нам некуда торопиться. Доскажи то, что должна сказать, и возвращайся к нам. Мы просто немного тебя подождем.
Возвращение
Саймон резко остановился, точно налетел с разбегу на стену.
Она сидела на палубе, тесно обхватив руками колени — как когда-то, еще в самом начале плаванья. Мокрые распущенные волосы облепляли ее с головы до ног. Саймон быстро взглянул на Хорстона, стоявшего у штурвала — тот поднял плечи: мол, знать не знаю, ведать не ведаю… И ведь не позвал, пень старый, когда она наконец явилась!
Девушка даже не повернула головы. И не подняла ее, когда Саймон остановился прямо перед ней. Саймон посмотрел сверху на ее затылок, вздохнул и присел на палубу рядом.
— Ну? — сказал, заглядывая в ее лицо. — Ты наконец вернулась?
Гейджи молчала.
— Насовсем? Или… на время?
Девушка продолжала молчать. Саймон осторожно убрал с ее лица мокрые прилипшие пряди — только тогда Гейджи перевела глаза на него. Странные, далекие… нездешние глаза. Казалось, она даже не осознавала, что кто-то был рядом. Ее вдруг затрясло. Гейджи сжалась еще сильнее и уткнулась лбом в колени. Да уж, мокрые, хоть и густые волосы — плохая защита от промозглой ночи и ветра.
— Пошли, — сказал он, привстав на одно колено и подхватывая ее под спину и колени — холодная и мокрая. — Рыба ты моя морская…
Хорстон одобрительно подмигнул:
— Хороший улов, капитан! Поймал, наконец, Говорящую?
— Это уж кто кого поймал, — отозвался он. — Да и, похоже, отговорила она у нас.
— Разотри ее как следует, заверни в одеяла, да налей чего покрепче!
— Не учи ученого!
— А знаешь, как еще можно согреть девушку? — донеслось к нему с порывом ветра.
— И этому не учи, — бормотал Саймон. — Да и какая она сейчас девушка… лягушка, и только.
Он говорил это, чтобы успокоить себя — или молчащую, покорно прижавшуюся к нему Гейджи… не по себе ему от этой покорности… не по себе оттого, что она возникла так, посреди моря, ниоткуда… Его глаза невольно шарили по темной воде, разыскивая ее волшебных друзей. Саймон лягнул дверь и внес Гейджи в свою каюту… помнится, она еще не хотела выходить отсюда… лучше бы и не выходила. Сейчас он был готов навсегда запереть ее здесь. Осторожно уложил Говорящую на постель, укутал в одеяло. Метнулся к столу.
— Пей… ну пей же… вот так… молодец, умница, хорошая девочка, — ворковал он, как любящая мать над прихворнувшим младенцем.
— Ух ты, тюти-мути… — в тон подхватил Хорстон, объявляясь за его спиной. Похоже, помощник притащил сюда все плащи и одеяла, какие только нашлись на судне. Бросив взгляд на трясущуюся Гейджи — из одеяла торчало только ее бледное лицо, — скомандовал:
— Дай-ка рыбьего масла!
Разгреб одеяла, извлекая Гейджи. Саймон отступил, наблюдая за его мозолистыми руками, растирающими гладкую кожу, и поймал себя на том, что все больше склоняется к другому способу согревания выловленных из моря девушек…