Хорстон остановился, только когда все ее тело начало гореть, а сама Гейджи — тихонько поскуливать. Тяжело отпыхиваясь, кивнул Саймону:

— Еще вина, одеяла — и спать! К утру будет как новенькая!

«Лучше бы как старенькая», — мрачно подумал Саймон, за компанию прикончив бутылку. Эта новая Гейджи — беспомощная, бледная, немая — его пугала. Все казалось, что она просто растает, растворится в ночи, из которой явилась, — словно призрак, который поглощает рассвет.

Он сел у стола, скрестив на груди руки, с твердым намерением сторожить драгоценную находку до самого утра.

Все казалось таким выпуклым и четким… и странным… с непривычной, полной углов, перспективой. Потребовалось много времени, прежде чем она поняла, что такое находится перед самыми ее глазами. Потолок. Просто потолок — и, конечно, не перед самыми ее глазами. Она не могла бы дотронуться до него, даже если б протянула руку. А это — светильник, который уже побледнел с рассветом. Звуки… знакомые звуки моря… в которых чего-то не хватало… вот чего — бесконечного разговора его обитателей… казалось, уши были заткнуты пробками. Она повернула голову и долго, пристально изучала человека, сидевшего у стола. Он спал, скрестив на груди руки, вытянув ноги, откинув голову. «Саймон» — выплыло откуда-то из темной зыбкой глубины, в которую превратилась ее память. Саймон. Ригерт. Торговец. Искатель драконьих кладов. Ее жених.

— С-с… — вот и все, что вырвалось из ее пересохших губ.

Но он услышал.

Странное, резкое движение — и он уже рядом. Опрокинутое над ней лицо.

— Здравствуй, Гейджи.

Голос тоже был странным. Таким… однозвучным, без присущих драконам быстрой смены диапазонов. Хриплым.

Людским.

И в то же время — странно приятным. Саймон продолжал всматриваться в нее. По его лицу пробежала целая рябь выражений, которые ей тоже предстояло вспомнить — ведь мимика драконам ни к чему.

— Заставила ты нас поволноваться, Говорящая. Где ты столько пропадала?

— Там, — сказала Гейджи и с удивлением покосилась на собственную шевельнувшуюся руку.

— Можешь сесть? Тебе не холодно? Хочешь что-нибудь выпить? Съесть?

— Да. Нет. Да. Да.

Ригерт помог ей сесть. Она повертела головой, привыкая к новому… старому зрению.

— Мы далеко… сколько… — язык еще не справлялся с целыми фразами, но он понял.

— До Хейма три дня пути. Скоро мы… я буду дома, — он осторожно присел рядом. Поглядел искоса. — Я никогда не спрашивал… Ты ведь не из Хейма?

Гейджи машинально качнула головой, прежде чем вспомнила, что означает это движение. Тело вспоминало все гораздо быстрее.

— Нет.

— Где твой дом? Я могу… — Саймон замолчал. Рука его скользнула по одеялу. — Я должен вернуть тебя твоим родным. Я готов ответить за похищение. Это преступление, и я за него отвечу.

Гейджи вновь качнула головой и подняла два пальца.

— Два? — он быстро взглянул на нее. — Ты все еще считаешь, что я убил Коранда?

— Нет. Они. Сказать. Должен, — Гейджи была страшно довольна своими успехами. Как люди вообще умудряются друг друга понимать, если для этого требуется столько усилий?

— На суде лорда? Рассказать про Грожа? А что… будет с тобой?

Гейджи опять качнула головой (может, она вспомнила только этот жест?).

— Домой. Отец. Мать. Братья.

— Жених? — неожиданно подсказал Саймон. Она метнула в него насмешливый взгляд.

— Нет. Отказался.

— Дурак, — искренне сказал Саймон. «Не мне с тобой спорить».

— Я могу отвезти тебя…

Гейджи коснулась его руки. Приятно. Тепло.

— Есть. Хочу.

Он сорвался с места — все так же странно резко, резко и стремительно.

— Сейчас. Будешь есть здесь? На палубе?

Она засмеялась.

— Везде!

— Ну, парень, ты спекся! — сказал Хорстон, вдоволь налюбовавшись, как его хозяин рысью бросается выполнять то одно, то другое пожелание Гейджи. В общем-то, эта участь не миновала и остальных моряков, выяснивших наутро, что Говорящая снова с ними, но Ригерт был… особенно усерден. Саймон метнул в него красноречивый взгляд.

— Ну и что с того?

— Ничего, — утешил его помощник. — Рано или поздно это со всеми нами случается.

— Что?

— Приступ идиотизма.

— Я похож на дурака?

— И притом круглого.

Саймон открыл рот… и расхохотался.

— И как часто?

— На моей памяти — первый раз.

— Ладно, диагноз поставлен. Может, лекарь еще и посоветует, что мне делать с этой своей дурью?

— Жениться, — не задумываясь, отозвался Хорстон. Саймон улыбался.

— Лекарь, да ты просто коновал! Не слишком ли сильное средство?

— Тебе другое уже не поможет, — сухо отозвался Хорстон. — И не говори, что такой вариант тебе не приходил в голову. Женишься — вылечишься — и все пойдет по-прежнему.

Саймон перестал улыбаться.

— Вот тут ты ошибаешься.

— Ошибаюсь насчет того, какое сокровище само идет тебе в руки?

Саймон отвернулся. Поглядел на море. До Хейма было уже рукой подать — день пути. Еще день — и она может вновь уйти от него.

— Что все будет по-прежнему. Я знаю, что она — сокровище. Даже слишком огромное, Хорст. Слишком. Я боюсь, что не сумею его удержать.

Хорстон философски смотрел на его профиль.

— Мой тебе совет, парень, — не давай ей прийти в себя. Бери ее сейчас, пока она до конца не очухалась. Не давай время на раздумья.

Саймон помолчал. Потом качнул головой.

— Нет. В этот раз она пойдет — или не пойдет — со мной по своей воле. По своему желанию.

И уходя, сделал вид, что не услышал брошенное в сердцах:

— Ну не дурак ли?

Потому как был с этим полностью согласен.

Гавань Хейма достаточно просторна и глубока, чтобы в нее могли заходить большие и тяжело груженые корабли. Во время войны это сослужило городу недобрую службу — Хейм был занят стрейкерами одним из первых. Но зато теперь, в дни мира, Хейм процветал.

У Гейджи кружилась голова, когда она глядела на стоявшие в гавани разнообразные суда; на множество людей, снующих по пристани. Воздух разрезали голоса, выкрики, команды, зазывы продавцов и менял, трещотки нищих и монахов; ноздри вдыхали забытые запахи гавани — соленой и тухлой рыбы, свежеиспеченного хлеба, пеньки, смолы, южных специй, дыма и разогретых работой человеческих тел. Здесь, в отличие от островов, осень уже вовсю вступала в свои права, и Гейджи зябко куталась в плащ. Хейм, выстроенный из белого камня, просто светился на ясном солнце Золотого Дракона — первого месяца осени. Ее не было два месяца. Она машинально посмотрела на север, хотя прекрасно знала, что не сможет отсюда увидеть свою Гавань. Ждут ли ее еще? Надеются ли? В свете того, что она теперь знала о себе — и о своей матери — леди Янга наверняка знает, что она просто не может утонуть. Но вот что действительно с ней случилось, вряд ли кто мог догадаться…

Она покосилась на стоявшего рядом Ригерта. Он выглядел, как всегда, очень энергичным и очень уверенным в себе. Его, казалось, не обескураживала потеря клада, на поиски которого он потратил несколько лет. Впрочем, и того, что они привезли с собой, с лихвой хватит, чтобы окупить само путешествие, работу моряков и ныряльщиков, да и следующие поиски чего-либо, которые — она не сомневалась — он в скором времени предпримет. Ригерт, почувствовав взгляд, посмотрел на нее и быстро улыбнулся:

— Вот мы и дома, Гейджи. Теперь ты запросто можешь отправить меня в тюрьму или стребовать виру за свое похищение.

Она пожмурилась на теплое, непривычно не слепящее солнце.

— Я этого не хочу.

— А чего ты хочешь?

— Вернуться домой. Увидеть родных.

— Ты позволишь мне помочь?

Она засмеялась.

— Конечно, ведь я тоже имею право на долю от твоего клада! Я ее заработала!

В первый раз за эти дни его самообладание дало трещину.

— Ты имеешь право на весь этот клад, Гейджи, — сказал Ригерт тихо. — И мы с тобой это знаем.