— Что такое?

— Что такое? — одними губами переспросил он. — Ты ни слова мне о ней не говорил. Она то, что надо. — Пройдя на кухню, он приподнял штору и, встав на цыпочки и прижав нос к стеклу, стал следить за ее передвижениями по саду. — Что с ней такое? Она хромает? — Он повернулся ко мне: — Она что, ушиблась?

Я молча стоял, глядя на него без всякого выражения.

— Что? — спросил он. — Что ты на меня так смотришь? Девушка хромает, я тебя об этом спросил. И нечего смотреть на меня зверем.

— Пойдем наверх. Мне нужно тебе кое-что показать.

— Что же? — Он опустил занавеску и, раздраженный, последовал за мной на лестницу. — Ты собираешься меня соблазнить?

Войдя в кабинет, я зажег свет и включил ноутбук.

— У меня есть план книги. План и первые десять глав.

— Значит, дело все же сдвинулось с места. Ты действительно готов работать?

Я молчал, постукивая пальцами по столу.

Словно прочитав мои мысли, Финн покачал головой:

— Старик, он умер. Умер. Если бы это было не так, мы бы об этом услышали.

— Да. Да, я знаю. — Я немного помолчал. — Если мы за это возьмемся, сколько времени пройдет до публикации?

— Это зависит от издательства. Если они будут настроены серьезно… то три-четыре месяца.

— Три месяца?

Он вздохнул.

— Оукс, ты уж прости меня за грубость, но я приехал сюда потому, что ты сказал, что готов.

— Это так. Я готов. Я уже думал об этом. Вы оба правы. Ты и… — я кивком указал на окно, — ты и Анджелина. Вы оба правы.

— Она что, сильно на тебя влияет? Какое она вообще имеет к этому отношение?

Я помолчал, не отрывая от него взгляда, затем развернул кресло к компьютеру, щелкнул по значку «медиаплейер» и нашел любительскую видеозапись.

— Ты когда-нибудь это видел? Я тебе когда-нибудь это показывал?

— Конечно. — Наклонившись вперед, он смотрел, как смутно виднеющаяся фигура Анджелины пересекает пляж. — Надо же такое придумать! Вот тупые дети! Ты с ним еще не побеседовал — как я тебе говорил?

— Это не мальчишка.

Он повернулся ко мне.

— Что?

— Не мальчишка.

— Оукси, — сказал он, осторожно улыбаясь, — ты же говорил мне, что это мальчишка.

— Я соврал.

— Тогда кто это?

Я бросил на него взгляд, затем снова повернулся к экрану.

— В чем дело? — спросил он.

Я вновь включил запись, и Анджелина опять пошла по пляжу. На изумленном лице Финна отражались блики от монитора. Нахмурившись, он открыл рот, потом снова закрыл. Судя по его виду, в голове у него начало что-то проясняться. Он медленно положил руки на стол и уставился на экран, потом повернулся и посмотрел в окно.

— Нет, — прошептал он. — Не может быть… — Он внезапно побледнел. — Ты шутишь! — Двигаясь как во сне, он подошел к окну и долго смотрел в сад. Анджелина была там, вставляла на место планку под воротами, чтобы они плотно закрывались. Финн повернулся и посмотрел на экран компьютера, облизывая губы; в глазах его одновременно отражались восторг и отвращение. — Что это за хрень? — На лбу у него выступили бисеринки пота. — Что за хрень у нее там внизу?

— Паразитическая конечность.

— Пара… что?

— Конечность. Часть близнеца, который так и не сформировался до конца. Можно назвать это сиамским близнецом. Тут нет ничего сверхъестественного, Финн. Несмотря на выражение твоего лица, на самом деле это не так уж и необычно.

— Не так уж и необычно?

— Да. — Я щелкнул мышкой, выключая видеозапись. — Такие дети рождаются каждый год.

Его глаза расширились еще больше, потом в голове у него наконец прояснилось, и он все понял.

— Черт побери! — Внезапно он присел на кушетку, глядя на меня с благоговением. Руки он прижимал к вискам, словно боялся, что мозги могут вывалиться из черепа. — Господи Исусе! Так ты ее трахаешь? Вот оно что! Ты ее трахаешь.

— Да, — тихо произнес я. — Трахаю.

Когда он ушел, я отправился в постель. Было еще светло. Сняв с себя одежду, я улегся на спину, глядя на серое небо за окном. Через некоторое время из сада вернулась Анджелина. Она сняла пальто и платок, и теперь на ней была оливково-зеленая шерстяная кофта с поясом. Когда она вошла в комнату, я повернулся на бок и посмотрел на нее, подперев голову рукой.

— Привет!

— Привет!

Она пришла сюда, потому что знала, что я здесь. Но она еще робела, это еще было для нее ново, не успело еще осесть в сознании.

— Ну, — сказала она в ответ на мое молчание. — Я… я ложусь в постель.

Сняв пояс и кофту, она бросила их на пол. Под кофтой она носила блузку без рукавов, открывавшую ее худые плечи. Она сняла ее, расстегнула молнию на юбке и переступила через нее, оставшись совершенно обнаженной, не считая зеленых гольфов. Даже когда она не двигалась, на ногах ее были хорошо заметны мышцы.

Она робко засмеялась и постояла пару секунд, прижимая левую ногу к правой. Она знала, что я рассматриваю ее тело. Из-за голени выглядывала дополнительная конечность, постепенно сужаясь и образуя деформированную ступню, прижимавшуюся к лодыжкам. Я представил себе ее корни где-то в животе у Анджелины — клубок мышц, костей и сухожилий. В ней жило еще одно существо. Я пристально смотрел на ее живот, на небольшую складку над лобковыми волосами.

— Ну?

— Что ну?

— Я думала об этом весь день.

— О Финне?

— Что он сказал?

— Он сказал, — я почесал голову, стараясь не улыбаться, — что ему это нравится.

Наступила пауза. Улыбка тронула уголки ее губ. Она легла в постель и натянула на себя одеяло, став моим зеркальным отражением — локоть на подушке, голова оперлась на руку. Не отрывая от меня глаз, она старалась согнать с лица улыбку. Мы оба молча смотрели друг на друга. В косых лучах света я мог разглядеть на ее лице самые мелкие детали — красивые пушистые волоски, мягкие складки кожи. Прошлой ночью мы два часа вот так провели в постели. Она лежала, отвернувшись от меня, а конечность лежала между нами. Она позволила мне ее осмотреть. Я трогал узелки размером с горошину, образовавшиеся там, где должны были находиться пальцы ног. Я вертел их, заставляя щелкать и тереться друг о друга. Я клал руку на выпуклость посредине, где плоть натягивала кожу и чувствовалось странное напряжение примыкающих к кости мышц. Там, где находилось колено.

— А он не посчитал это странным? Я имею в виду — меня. Что он считает?

— Он считает тебя красивой.

— Красивой?

— Да.

Наступила пауза — она кусала губу, пытаясь сдержать улыбку.

— Что, правда? Действительно красивой?

— Правда.

— Боже мой! — сказала она и улыбнулась — широко улыбнулась, обнажив мелкие зубы. — Я не могу в это поверить. — Она вся дрожала, тихо смеясь, приподнимая плечи и извиваясь от восторга, так что ее холодные колени касались моих ног.

— Что, обрадовалась? — спросил я.

— И еще испугалась. Обрадовалась и испугалась. И то и другое сразу.

Мы поговорили об этом — о том, как сильно она хочет, чтобы люди узнали о ней все. Я напомнил себе, что ей девятнадцать лет — всего девятнадцать. А мне тридцать восемь. Я совсем забыл, что это такое — стремиться стать нормальным. Это желание так же сильно, как тяга наркомана к наркотикам. Для нее гласность, полная гласность была кратчайшим путем к тому, чтобы стать нормальной. В общем, не важно, что я тогда думал. Потаенным уголком своего очерствевшего сознания я отчасти понимал, что не должен сейчас показывать ей свое беспокойство. Я кивнул, пытаясь улыбнуться. Пытаясь проявить побольше энтузиазма.

— Это должно занять три месяца, — сказал я. — В общем, недолго.

— Недолго? — Она усмехнулась и снова задрожала. — Эти три месяца кажутся мне вечностью. — Она придвинулась ко мне вплотную, в ее сияющих глазах я видел отражение своего собственного лица — серого, напряженного, нерешительного. — Вечностью, — пробормотала она, склонив голову набок и прижав свои губы к моим. Ее рука поднялась выше, обхватила меня за шею и притянула к себе.