О Господи! Он собирался поцеловать ее. Запах кисловатого пота смешался со слишком крепким ароматом его духов. Она задержала дыхание и отвернула лицо. Его губы коснулись лишь уголка ее рта.

Он хмыкнул.

– Всего через пару недель вы уже не отвертитесь, Элизабет. Я думаю, вы просто забыли, как вам нравилось целоваться в былые времена.

Она стиснула зубы, но забыла прикусить язык.

– Это было тогда, когда я считала вас благородным человеком.

– Прошу прощения? Ну-ну. Я и есть благородный человек. Разве вы не обратили внимание? Я живой памятник британской доблести.

– Вы загоняете меня в брак шантажом, – дерзко заявила она, уже не в силах остановиться.

Снова насмешливо улыбнувшись, он отпустил ее.

– Моя дорогая, что вы такое говорите? Вам повезло, что вы леди. Ваши суждения не могут быть столь обдуманными, как мужские. Не обременяйте свои мозги подобными вещами. Дорогая, я просто защищаю вас от бесчестных действий вашего отца.

Она посмотрела в глаза Леланда Пимма и уловила в их глубинах нечто похожее на безумие. Спорить с ним бесполезно. И она решила подыграть этому безумию.

– Да, я понимаю вас, – согласилась она. – Генерал, сегодня очень жаркий вечер. Не будет ли слишком большой дерзостью попросить вас принести бокал пунша?

В нем боролись сомнение и явное желание ублажить ее.

Она сделает или скажет все, что угодно, чтобы освободиться от него на этот вечер.

– Прошу вас, сэр.

Он поклонился.

– Разумеется, Элизабет. Но я не удивлюсь, если вас здесь не будет, когда я вернусь.

Едва он исчез в толпе гостей, Элизабет, подхватив юбки, бросилась по ступенькам вниз, чтобы вернуться в крохотную келью.

Сразу за садом она увидела Майкла, который вышел из тени беседки: А вслед за ним появился из-за колонн другой джентльмен, со сжатыми кулаками и искаженным лицом.

И это был человек, которого она больше всего хотела видеть. Человек, которого она боялась видеть. И тем не менее она не колебалась. В мгновение ока она оказалась в его объятиях.

Его руки сжали ее плечи, притянули к себе. Его губы слились с ее губами, словно он знал, до какой степени она хотела стереть память о рте Пимма. Она отдалась роскоши оказаться в объятиях стальных рук и ощутила, что он дрожит, словно боясь раздавить ее.

– Пошли, нам нужно уйти отсюда, – шепотом сказала она. – Он очень скоро вернется.

– Нет, – напряженно возразил Роуленд, – я должен поговорить с этим мерзким животным.

Несмотря на его высокий рост, она попыталась сдвинуть его хотя бы на дюйм.

– Нет, пожалуйста, прошу… помогите мне уйти отсюда.

Наконец он сфокусировал взгляд, его бледно-зеленые глаза потемнели при лунном свете. Элиза почувствовала нерешительность в его теле. Он словно пытался вернуть контроль над собой.

– Я увезу вас куда захотите, Элизабет, куда-нибудь далеко-далеко отсюда.

Его слова ошеломили ее. Это было так непохоже на Роуленда. Она знала, что он зол на нее за то, что она участвовала в забеге. И в то же время он гораздо больше злился на Пимма из-за того, что тот поцеловал ее в щеку.

Роуленд предложил Элизе руку, она ухватилась за нее и потянула его в сторону монастыря. Они не произнесли ни слова, когда бежали по траве, избегая гравийных дорожек.

С бьющимся сердцем она прошла под тяжелой сводчатой дверью и повела его вверх по винтовой лестнице, в маленькую восьмиугольную комнату, которая в Средневековье, вероятно, предназначалась для монаха, давшего обет молчания. И в самом деле, создавалось такое ощущение, что они отрезаны от всего мира.

Роуленд отпустил ее руку и застыл, словно еще одна мраморная статуя, которые стояли вдоль стен готических коридоров в замке. Его загорелое лицо казалось бледным в лунном свете, падавшем из двух створчатых окон.

– Я хотел оторвать ему руки, – хриплым шепотом сказал Роуленд. – Я не позволю, чтобы вы снова приблизились к нему.

– Я думала, что вы сердитесь на меня. Злитесь за сегодняшнее утро. – Она скрестила руки на груди.

– Я злился. – Он втянул воздух. – Я и сейчас еще злюсь. – Он сжал виски. – Я никогда не прощу себя за это. О чем вы думали?

– Я думала, что это единственный и последний шанс сделать что-то справедливое, прежде чем я покорюсь неизбежному.

Он покачал головой и вполоборота повернулся к окну, глядя в беззвездное небо.

– Я все время, – прошептала она, подойдя к нему и остановившись за его широкой спиной, – думала, что не выйду за него замуж. Все время знала, что найду способ избежать этого. Но, должно быть, я всегда обманывала себя.

Он уронил голову.

– Вы не выйдете замуж за Пимма, Элизабет, – жестко проговорил он. – Разве вы не слышали, что я сказал?

Дрожь пробежала по позвоночнику, и Элиза осмелилась обвить руками его талию и положить голову ему на спину.

– Не говорите этого, пожалуйста. Я не хочу об этом слышать.

Он издал непонятный горловой звук, словно хотел сказать гораздо больше, но не посмел.

Она не могла справиться с комком в горле. В течение долгого времени она хотела узнать, что скрывается за жестким фасадом Роуленда Мэннинга, и вот сейчас, когда он был с ней, она не знала, как подступиться к этому.

– Вам лучше поставить точку сейчас, – тихо сказал он. – Видите ли, я больше не могу оставить вас.

Она сглотнула.

– Я этого и не хочу.

– Элизабет… – Он схватил ее за руку, повернувшись лицом к ней.

Его глаза сверкали стеклянным блеском. Ни одна черточка в лице не размягчилась, пока он гипнотизировал ее взглядом.

– Я намерен спать прямо за этой дверью. Обещаю, что он не найдет вас. Я увезу вас отсюда за час до зари. А сейчас вы должны поспать. Вы выглядите так, словно вот-вот упадете.

У нее подпрыгнуло сердце.

– Нет.

Его губы вытянулись в суровую линию.

– Я хочу, чтобы вы остались, – прошептала она, рискнув посмотреть ему в глаза. – Со мной. Здесь.

Она медленно потянулась к трем крючкам на спине своего платья, чтобы расстегнуть их.

– Вы хотите свести меня с ума? – В его глазах светилась боль, хотя он при этом хрипло засмеялся. – Разве не достаточно того, что вы лишили меня способности правильно мыслить?

Голубое платье соскользнуло с ее плеч.

– Я хочу тебя, – просто сказала она. – И мне наплевать на то, что это ошибка. Если я должна сказать тебе «до свидания», пусть будет так. Но пусть в моем сердце останется нечто такое, что я буду носить и вспоминать каждую ночь.

Она увидела, как он словно от сладостной боли зажмурил глаза. Затем Роуленд нагнулся, чтобы поцеловать ее в макушку.

– Элизабет… нет… – прошептал он.

Роуленд не смел пошевелиться и только щекой прижимался к ее теплой голове.

Он почувствовал, как ее пальцы тихонько развязывают ему галстук, и у него не хватало воли остановить ее. Ее руки задрожали, начав расстегивать его льняную рубашку. Похоже, она оробела уже на первой пуговице.

Если бы он мог попятиться и сделать всего пять шагов, то оказался бы у двери.

Но он словно загипнотизированный смотрел на то, как ее тонкие пальцы расстегивают и ослабляют шнуровку корсета. Кожа над лифом была такой нежной, такой обольстительной и, казалось, светилась в лунных лучах. Он затаил дыхание, когда Элиза спустила свою рубашку.

О Господи! Его железная воля дала трещину, словно айсберг, отколовшийся от тысячелетнего ледника.

Из его губ вырвался вздох восхищения. Он положил ладони ей на запястья. Ослепленный желанием, он не остановился бы, даже если бы сонмище чертей попыталось его удержать. Он обхватил ее талию и чуть присел, чтобы оказаться на одном уровне с маковкой ее груди. Его губы со вздохом отчаяния из-за того, что он не способен противостоять искушению, поймали и стали ласкать нежный бутон.

Она была такой нежной, такой сладкой. И он не мог до конца насладиться ею. Плавным движением он привлек ее к себе – одной рукой поддерживая под колени, другой за талию.