– Ой, Эйта, – проговорила Сара, и на ее лице читалось глубочайшее сочувствие.

Элизабет взяла руку вдовствующей герцогини.

– Я так сожалею.

Люк выглядел так, словно его стукнули по голове, и он до сих пор не мог прийти в себя.

Эйта успокоила:

– Это не имеет значения. Правда. Я счастлива, что дело наконец завершилось. Люк, прошу тебя, если ты искренне беспокоишься обо мне, никогда больше не затевай об этом разговор. Я хотела бы переменить тему.

Люк, всегда отличавшийся сдержанностью, посмотрел на свою маленькую бабушку и, кажется впервые, беспрекословно повиновался. Он поджал губы, повернулся к Элизабет и обрушил все свое внимание на нее.

– Вас снова можно поздравить за ваше мужество и отвагу во время вчерашних скачек. Поистине я должен быть благодарен вам.

Ага, точно. Он не проиграл Пимму. Элиза кивнула, смутившись от похвал.

– Вы должны пригласить мистера Мэннинга отобедать с нами завтра, – с трудом сдерживая улыбку, сказала Эйта.

– Но что с генералом Пиммом? – нахмурилась Сара. – Он выглядел очень несчастным, когда не смог найти тебя, Элизабет. Он должен остаться в Виндзоре с принцем-регентом еще на несколько дней. Но он сказал, что нанесет визит в Хелстон-Хаус сразу после возвращения, он приглашает вас прокатиться в Гайд-парке.

Элизабет сглотнула подступивший к горлу комок.

– И я поеду.

Люк откашлялся, судя по его позе, он испытывал неловкость.

– И что вы ему скажете?

Да, это действительно вопрос. И очень плохо, что у Элизы не было легкого ответа. Она жаждала действия. А пока что ожидание разрешения проблемы только затягивало ее все дальше и глубже в трясину, и она боялась, что будет поглощена лавиной событий.

Элизабет посмотрела на озабоченные лица своих друзей и приняла решение. Она поедет с Пиммом в Гайд-парк, когда генерал вернется в город, и выспросит у него, действительно ли он убил ее отца. Конечно, он будет лгать, но, возможно, ей удастся отличить правду ото лжи.

А потом она отправится во Францию, как предлагал Роуленд.

К несчастью, у судьбы были другие планы.

Никогда в жизни Роуленд так не злился. На себя. Он должен был предвидеть. Когда Элизабет поступала так, как ей приказывали? Он должен был привезти ее и затащить в карету, которая направлялась в сторону побережья.

Нет, он должен был сделать все вышесказанное и поехать с ней сам. Она ведь обвела бы этого безмозглого Джошуа Гордона, не отъезжая и трех миль от окраин Лондона.

Он уезжал из Виндзора, сопровождаемый множеством своих лошадей и карет, и, подумав о трудном положении Элизабет, сразу же вспомнил о собственных грандиозных неприятностях. На вершине холма он посмотрел назад, чтобы окинуть взглядом всадников, а также нескольких кучеров в его именных, голубых с позолотой, каретах. Тяжесть ведения этого хозяйства лежала исключительно на его плечах.

Он отчаянно искал решения. Этим людям и множеству других грозила нищета. Для потока солдат, хлынувшего с полей сражений Франции и Испании, мест в богатых домах явно не хватит. Если его предприятие рухнет, куда его работники пойдут?

О, сам он выживет. Он был чертовски упрям, и мог выполнять любую работу. Он будет трудиться в работном доме, в доках или даже в море и выживет.

Он все начнет сначала.

Но прежде всего он отправит Элизабет Ашбертон во Францию. Он сделает это до конца недели.

Она знала, почему предпочитала военный лагерь лондонским бальным залам. Первые были гораздо менее опасными, чем последние.

Она понимала мужчин и их методы.

Во многих отношениях Роуленд напоминал ей офицера, который преодолевал препятствия в бесконечной череде баталий, – никогда не жалующегося, все воспринимающего с суровой решимостью.

Когда она приблизилась к конюшням Мэннинга, то беспокойно заерзала при воспоминании о нем. Она не видела его в течение двух дней, и ее боль переместилась в область сердца.

Действительно ли между ними что-то было? Сейчас это казалось сном. Действительно ли она нашла в себе храбрость и привела Весперс к победе? И действительно ли у нее хватило дерзости провести прекрасную ночь с Роулендом Мэннингом?

Она тосковала по нему.

Тосковала по его удивительно красивому лицу – даже пусть оно в течение девяти десятых времени было мрачным и сердитым.

Она решила прийти к нему раньше, чем он придет к ней. Будет лучше, если она попытается усыпить его бдительность. Она вытерпит его упреки за то, что сбежала из Виндзора, вместо того чтобы сбежать во Францию, а затем… Как объяснить это ему? Как заставить его понять, что она пока не хочет просто сбежать, что она должна встретиться с Пиммом лицом к лицу, прежде чем сделает что-либо другое?

Умное старое лицо Лефроя было первым, что она увидела, когда карета остановилась перед конюшнями Мэннинга.

– Вы не застали его, голубушка. Но бьюсь об заклад, что возвратится он очень даже скоро.

Она кивнула и протянула ему коробку, завернутую в коричневую бумагу.

– Что это? Вы принесли старому Лефрою подарок?

– Плату, как и обещала.

Лицо Лефроя расплылось в улыбке.

– Это мы должны благодарить вас за победу.

Вокруг собрались конюхи, которых привлек пикантный сладкий аромат. В мгновение ока темно-коричневые квадратики имбирного печенья исчезли. Элиза испытала удовлетворение от того, что оказалась полезной.

Ей этого недоставало. В течение последних двух лет благодарность была ее главным чувством – за верность Сары, за необыкновенную щедрость вдовствующей герцогини.

Все работники, за исключением мистера Лефроя, разошлись. Стоя в самом центре затененного прохода, Элиза смахнула пыль с практичного прогулочного зеленого платья.

– Он очень зол?

Уголок рта мистера Лефроя дрогнул.

– Да. Злее медведя, попавшего в капкан. – Он почесал затылок. – Я думал, что он съездит мне по уху. Он не простит меня за то, что я позволил вам скакать на Весперс, хотя вы и показали всем, кто есть кто. – Он с улыбкой покачал головой.

Элизабет прислонила опустевшую коробку к стенке конюшни и прошла вперед, к стойлу Весперс. Она погладила бархатистую морду лошади, Весперс в ответ тихонько заржала. Подошел сюда и мистер Лефрой.

В груди Элизабет отчаянно застучало сердце.

– Где он? – Не было необходимости называть его имя.

Оба знали, о ком речь.

– Снова отправился встретиться с кем-то из штаба.

– С кем?

– С каким-то безмозглым лейтенантом или с кем-то поважнее, если я правильно понял. – Он помолчал. – Это последний шанс, голубушка, – сказал он, понизив голос.

Элизабет постаралась, чтобы ее голос не дрогнул, и, не спуская глаз с Весперс, переспросила:

– Последний шанс?

Когда ответа не последовало, она заставила себя взглянуть ему в глаза.

Он покачал головой.

– Нет причин скрывать это от вас. Он больше не сможет хранить это в тайне.

– Я никому не скажу.

Он посмотрел на нее оценивающим взглядом.

– Деньги кончились. Кредиторы не дают прохода, а генерал не намерен забирать кавалерийских лошадей, которых хозяина просили поставить. А для лордов и леди эти создания недостаточно красивы.

Весперс потянулась мордой к плечу Элизабет, явно ожидая угощения.

– Сколько?

– Восемьсот двадцать. Это семьдесят тысяч, фунтов стерлингов.

Она едва не подпрыгнула.

– Так много!

– Они паслись на пастбище в деревне.

Ей показалось, что сердце ушло в пятки.

– Я не говорил вам ничего, голубушка, – пробормотал мистер Лефрой.

– Нет, не говорили. Я ведь обещала, что не обману вашего доверия. – Она взглянула на обветренное лицо человека, у которого в мизинце было больше чести и мужества, чем во всем теле Леланда Пимма. – Я должна вернуться в Хелстон-Хаус. Скажите мистеру Мэннингу, что я заезжала. Я хотела извиниться за… в общем, за многое.

Когда карета доехала до Портман-сквер, Элизабет глубоко осознала, что все правила и вся игра в целом полностью изменились. Сейчас имело значение лишь то, сколько оставалось времени и сколько она сможет урвать в этой игре.