Сам не понимая как, он нашел маленькую кровать и опустил на нее драгоценную ношу. Он стоял и созерцал лежащую перед ним Элизу, и казалось, что это сон, такой отчетливый и красивый сон. Роуленд боялся, что сейчас проснется и вновь окажется в кошмарной действительности, именуемой его жизнью.

Роуленд никогда не мог вспомнить, каким образом он снял с себя всю одежду, а Элизабет освободилась от корсета, рубашки и чулок, зато он никогда не забудет, как она лежала перед ним нагая и ее янтарного цвета пышные волосы пребывали в полном беспорядке; одной рукой она застенчиво прикрывала грудь, а другая ее рука покоилась чуть повыше бедер.

– Не прячь себя, Элизабет, – прошептал он, заключил ее лицо в ладони и приблизил губы к ее обольстительному рту. – Так редко можно увидеть столь безупречную красоту.

Она тихонько вздохнула, когда его губы мягко коснулись ее губ. Его руки гладили ее волосы, а сам он, казалось, потерялся в этой нежной красоте.

Он наслаждался гладкостью ее кожи и тем, как она реагировала на прикосновения его загрубевших рук. Он слышал, как гулко бьется ее сердце и прерывается дыхание, когда он целовал ее снова и снова.

Он не позволял себе изменить характер ласк, не позволял ей большего, чем прижиматься к его рту своими роскошными губами. Она была воплощением нежности и хрупкости которое следовало почитать и лелеять. А он был лишь изголодавшийся мужчина, стоящий перед искушением и красотой.

Все тело Элизабет полыхало от невидимого жара, исходящего от его губ. Каждое место, к которому прикасался его рот, каждая легкая ласка его ладони бросали ее в еще больший жар.

Господи, она находилась с Роулендом Мэннингом, с тревогой сознавая, что секунды и минуты утекают в вечность. Слезы подступили к ее глазам.

Она никогда не дерзала думать, что он позволит ей это. Ей понадобилось немало времени для того, чтобы осознать, что он способен отказать себе в любом удовольствии, даже в счастье. Она не знала, почему у него существует потребность мучить себя, но зато была уверена в одном.

В мире не было другого столь замечательного мужчины, который имел о себе прямо противоположное мнение. И она отчаянно хотела поделиться своей любовью с ним, отдать ему частицу себя, того, что она сохранила исключительно для него. Она хотела рыдать от удовольствия, которое он дарит ей, наполняя ее душу счастьем.

– Элизабет… – прошептал он, и в его напряженном голосе ощущался вопрос.

Она не хотела уходить от потока чувств, однако заставила себя приподнять голову.

– Да?

– Я не могу смириться с мыслью о том, что гублю тебя, причиняю тебе боль. – Он прикоснулся лбом к ее ключице.

– Замолчи… – Элизабет медленно приподнялась, опираясь на локоть. – Ты ничего такого не делаешь. – Она помолчала. – Ты говорил мне, что у женщин мало выбора. Это то немногое, что мне разрешено. То, чего я требую.

– Ты не знаешь, чего просишь. Это не принесет ничего, кроме боли, уверяю. – Он провел губами по ее ключице, достиг впадинки на шее. – Ты ведь не представляешь, что происходит между мужчиной и женщиной?

– Разумеется, представляю. – Она провела ладонью по его волосам.

Он поднял голову. Его глаза оказались в нескольких дюймах от ее глаз. Уголок его рта явно выражал сомнение.

– В самом деле?

Она сглотнула.

– Во время войны не всегда возможно соблюсти интимность. Однажды я наткнулась на солдата, который выходил голый из озера. И потом, я видела статуи в Лондоне.

– Ах, Элизабет, – грустно произнес он, – ты ничего не знаешь об этом.

– Я знаю, что эта мужская деталь соединяется с женщиной. Я этого не боюсь.

– Разумеется, ты не боишься. – Он застонал. – Только я один в достаточной степени понимаю это, чтобы ужаснуться.

– Что ты говоришь?

Он вздохнул.

– Я никогда не лишал девушку невинности. И поклялся, что никогда этого не сделаю. Это жестоко.

В его словах было нечто мрачное и отчаянное, и в первый раз она ощутила акцент кокни на фоне натренированной грамотной речи. Она не собиралась сдаваться.

– Ну что ж, я рада, что ты никогда этого не делал. Но ведь ты ничего не берешь у меня. Это я отдаю тебе себя, и это равноценный обмен, потому что ты отдаешь себя мне. Он застонал.

– Это невозможно. Это вовсе не так. Здесь один отдает, а другой берет.

Она снова обняла его за шею.

– Пожалуйста, ты только попробуй. – Она вложила в это слово последнюю унцию надежды.

Он снова вздохнул, и она целую вечность была уверена, что он откажет ей. Но затем он извлек из ее волос голубую ленту.

– Дай мне твое запястье, – шепотом попросил он.

– Зачем?

– Элизабет, это должно быть сделано согласно моему пониманию.

– Ты собираешься привязать меня к кровати?

На его лице появилась полуулыбка, от которой у нее всегда начинало ныть сердце.

– Надо бы. За то, что ты сделала со мной сегодня утром и что творишь сейчас, искушая меня не хуже дьявола. – Он привязал лентой ее запястье к своему. – Этот обычай существует в Ирландии, на родине моей матери.

Она не пыталась возражать. Внутри ее бурлил клубок эмоций. Роуленд собирался сделать то, о чем она просила. О Господи, он преподнесет ей этот подарок. Это будет прямой противоположностью пресловутого средневекового права господина, по которому английский лорд имел право лишить невинности женщину кельтов до ее замужества.

Сейчас она вообще не могла думать о ритуалах. Они могла лишь ощущать легкое прикосновение его щетины к ее плечу. Он устроился между ее бедер и навалился на нее.

Она вцепилась в его массивные плечи, а он прижался губами к ее груди.

– Mhuirnin… Моя Элизабет, – с благоговением зашептал он, мешая гэльские и английские слова. Ей очень хотелось бы понимать их все.

В то время как она была парализована неуверенностью, его свободная рука гладила ей руки, груди и бедра, пока пальцы не отыскали чувствительное местечко под коленями.

А за тем он, не говоря ни слова, одним движением широко развел ей колени и опустил между ними свою черноволосую голову.

Она ахнула и попыталась увернуться, однако его рука удержала ее в прежнем положении.

– Погоди! – Она попыталась свести колени вместе. Он поднял лицо и взглянул на нее.

– Да, конечно, – хрипло сказал он. – Ты образумилась.

– Нет, – прошептала она. – Просто… Просто…

Он погладил волосы у нее на лбу.

– Что?

– Ты прав. Я ничего не знаю об этом. Не знаю, что нужно делать. Ты не расскажешь мне?

Роуленд задумался над ее словами.

– Ладно, Элизабет, – спокойно сказал он, располагаясь рядом с ней. – Но тут мало, что нужно говорить. – Правой рукой он расстегнул брюки. – Это та часть меня, которая соединится с тобой. – Он заметил, что в ее глазах на мгновение блеснула неуверенность. Горло судорожно сжалось, и Элиза встретилась с его взглядом.

– Это совсем не так, как…

Его рука слегка дрожала, когда он принялся снимать брюки.

– Я говорил тебе, что это плохая идея.

– Я не боюсь.

Это почти взорвало его.

– А надо бояться, – возразил он. – Я говорил тебе, что мужчина, то есть я, берет, причиняя тебе боль. – Он снова приник к ней и закрыл глаза. Он рассчитывал на то, что остановит ее. Но ошибся. Женщина, у которой хватает храбрости участвовать в скачках в Аскоте, его не испугается.

Спустя мгновение он ощутил легкое, прохладное прикосновение ее маленькой ладошки, ласкающей его плечо, локоть и спускающейся к бедру.

Он шумно выдохнул.

Она пробормотала что-то такое, что не отложилось в его мозгу. А затем ее рука заскользила по жестким волосам на его груди, после чего спустилась к впадинам на животе.

Ее прикосновения были робкими и нежными, и ему захотелось закричать от удовольствия.

Она остановилась.

– Можно, я дотронусь до…

Он категорически произнес:

– Нет.

Она продолжила ласкать его грудь, ее ладонь при этом слегка дрожала.

Он застонал, когда ее ладонь скользнула вниз и прикоснулась к чувствительной плоти.