Грейс откинулась на спинку кресла, обитого розовой вуалью, а Джорджиана опустилась на колени на мягкий обюссонский ковер. Воздух комнаты был напоен ароматом оранжерейных роз.

Грейс прикрыла ладонью обнаженную грудь и посмотрела на склонившуюся прелестную головку Джорджианы. Ее каштановые волосы блестели, как темная вода в ручье.

Она поочередно подрезала и удаляла нитки. Странно, но Грейс почти не чувствовала боли. Наконец работа была сделана, ее подруга выпрямилась, и Грейс поправила сорочку.

– Мне кажется, что шрама здесь почти не останется, – сказала Джорджиана. – Те, кто оказывал тебе помощь, хорошо знали, что делают, и отлично соединили края раны. Как бы мне хотелось, чтобы такие же умелые руки много лет назад зашивали мои раны.

Грейс помнила несчастный случай из детства, в результате которого пострадали ноги подруги и там остались шрамы.

– Грейс…

– Да?…

– Я хочу поблагодарить тебя.

– Разве это не мне следует тебя благодарить?

– Нет. Спасибо, что доверилась мне. Я думала, что стану последней, к кому ты когда-нибудь обратишься с такой личной просьбой.

– Вот поэтому я и попросила тебя, Джорджиана.

– Грейс, мне очень жаль. Я так виновата, – торопливо сказала Джорджиана. – Мне надо было признаться тебе, что я почти всю жизнь любила Куина. Просто я никогда не думала, что он чувствует то же самое. Вы так прекрасно смотрелись вместе, И я была…

– Нет. Ничего больше не говори, – перебила ее Грейс. – Я все написала в своем письме, когда уехала. Куин не завладел моим сердцем полностью, и потом, мне кажется, я всегда знала, что он любит тебя. Джорджиана, пожалуйста, посмотри на меня!

Джорджиана густо покраснела, но подняла глаза на подругу.

– Месяц назад я была слишком расстроена, чтобы выслушивать чьи-либо извинения, твои или Куина. Примерно неделю назад я пребывала в другом мире, была слишком растеряна, чтобы погрузиться в размышления о том, что произошло этой осенью. Но примерно через неделю, если мы ничего не сделаем прямо сейчас, нам придется строить новую жизнь… которая будет полна смущения и неловкостей. Джорджиана, ты когда-то была моей подругой, разве ты не можешь стать ею опять?

Глаза Джорджианы, наполнились слезами, иона, сотрясаясь всем телом от рыданий, бросилась в объятия Грейс.

– Знаешь, с твоей стороны это совершенно нечестно. – Грейс гладила непокорные локоны подруги. – Разве это не ты должна меня успокаивать?

– Но ты всегда была единственной из нас, у кого можно было попросить носовой платок, – немного успокоившись, произнесла Джорджиана. – Правда, не знаю, что со мной такое. В последнее время стала как дырявая кастрюля. О, Грейс, я так сильно скучала без тебя! Мы все скучали. Без тебя как-то все по-другому. Люк и Куин продолжают грозить переименовать наш клуб.

– Правда? – потрясенно спросила Грейс.

– Да. – Джорджиана взяла предложенный Грейс безупречно сложенный носовой платок и промокнула глаза. – Вообще-то мы решили, поскольку в нашем кругу настоящей красавицей была ты, то это обман – называться «Обездоленные красавицы» без тебя.

– Обман? – Грейс закусила губы, чтобы не рассмеяться.

– Ой, ну ты же знаешь Эйту. Она приняла твердое решение увидеть в этом сезоне свадьбу Элизабет или Сары. И у нее появилась эта новая идея, что мы больше не должны держать наш клуб в секрете.

– Но мне казалось, она настаивала на секретности, потому что была уверена, что никто не захочет приглашать на какое-нибудь веселье кучку угрюмых вдов, – покачала головой Грейс. – Поправь меня, если я не права, но я уверена, что Люк однажды назвал нас стаей плачущих ворон. Или я ошибаюсь?

Джорджиана хихикнула.

Господи, как это здорово – снова смеяться с Джорджианой!

– Да, в последнее время его светлость пребывает в самом отвратительном настроении. Куин говорит, что это потому, что Люк закончил писать свою последнюю книгу и теперь не в ладах с миром. Эйта рекомендовала ему начать писать что-нибудь новенькое. Она даже название предложила, – с многозначительным видом сообщила Джорджиана.

– И что же это за название?

– «Дурные выходки капризных вдов».

Грейс поперхнулась и закашлялась.

– Она имела смелость в очень таинственной манере намекнуть, что некоторые в нашем клубе в последнее время ведут себя как-то очень легкомысленно и безответственно, или можно назвать это другим вульгарным словом. Честно говоря, я не знаю, откуда она черпает эти мысли.

– Не представляю, – нервно выдохнула Грейс.

– Она считает, что это будет такая книга, которую светское общество буквально проглотит.

– Господь помогает нам всем.

– О, Грейс, я так счастлива, что мы снова вместе! – со светящимся от радости лицом сказала Джорджиана.

– И я тоже. – Грейс заметила, что рука подруги скользнула вниз и легла на живот, и она вдруг увидела, что Джорджиана стала немного пышнее, чем была раньше. – Но ты больше ничего не хочешь мне рассказать? Может, какой-то секрет?

Джорджиана нерешительно приоткрыла рот, словно сомневаясь, надо ли говорить.

– Расскажи мне, – взяла ее за руки Грейс.

Майкл стоял в небольшой уютной комнате миссис Кейн, охваченный воспоминаниями детства. Комнату наполнял запах ее любимой лаванды, смешанный с запахом книжной плесени, а Майкл смотрел на знакомый набор безделушек на конторке, покрытой кружевом.

– Я прошу тебя пересмотреть свое решение, Майкл. У тебя огромный опыт, – уговаривала миссис Кейн.

– Нет.

– Но я обещаю, никто тебя не узнает. В конце концов, это закрытый бал-маскарад. И это самое меньшее, что ты мог бы сделать.

– Самое меньшее, что я мог сделать, – это привезти продукты и накормить армию детей!- сухо отрезал Майкл.

– Ну, пожалуйста.

– Нет, и не просите. – Майкл посмотрел на миссис Кейн. – Вы лучше других знаете, что я не могу это сделать. Виктория Гиван покажет самому старшему из мальчиков, как дирижировать. Она – великолепный органист.

Хозяйка приюта слишком хорошо овладела искусством упрашивать. Но ведь это мастерство она обрела почти шестьдесят лет назад, вскоре после того, как ее в постыдной корзинке оставили перед только что открывшимся приютом для обездоленных и брошенных детей.

– Майкл, послушай меня. Я дам тебе плащ и маску, которая закроет почти все лицо.

– Не знаю, почему я думал, что вы могли измениться, миссис Кейн.

– Это мне нравится. Я больше десяти лет молилась за твою усопшую душу, а у тебя хватает смелости отказать мне в такой крошечной любезности?

– Я надеялся, что ответ на вашу просьбу в письме купит ваше прощение. – Майкл обошел комнату, разглядывая всякие мелочи и надеясь, что нравоучения миссис Кейн рано или поздно закончатся.

– Я все еще не могу поверить, что ты позволил мне думать, что мертв. Как ты мог не доверять мне? Понимаю, ты доверился Сэмюелу Брину, – фыркнула она. – И что это за фамилию ты себе взял? Раньер, кажется?…

– Это моя фамилия, фамилия моей матери. Вы должны согласиться, что у меня не было другого выхода, кроме как взять себе другое имя. – Майклу тяжело было признаться ей, что прежнее имя, под которым его знала миссис Кейн, стояло еще дальше от правды. – Итак, Мэннинг все еще ищет меня?

– Ну… – миссис Кейн избегала взгляда Майкла, – он увеличил сумму вознаграждения. Мистер Дженкинс каждый год обычно объявлял о новом поощрении, когда в крыло к мальчикам приходили сыщики. В первый год, когда ты исчез, они каждый месяц тщательно обыскивали западное крыло, Я до сих пор не представляю, как тебе удалось уехать в колонии. Я была уверена, что ты погиб в грязи трущоб.

– Я несколько недель пытался воспользоваться этим маршрутом, но мне повезло, и я нашел работу помощником кока на каперском корабле. Похоже, группа вербовщиков обманом увезла половину команды.

Поэтому все эти бесконечные часы подготовки мальчиков к жизни моряка здесь оказались, в конце концов, полезными. Наш мистер Дженкинс был великолепным учителем, – сухо добавил Майкл.