В кокпите пилоты были в продезинфицированных лётных костюмах из номекса. Маски, закрывающие лица, заглушали их голоса, так что даже просьбу о разрешении на взлёт пришлось повторить несколько раз. Наконец в башне управления полётами поняли их, «гольфстрим» начал стремительный разбег и устремился в синее африканское небо, направляясь на север. Первый этап перелёта в 2551 милю будет продолжаться чуть больше шести часов.

Тем временем другой точно такой же «Гольфстрим G-IV» уже совершил посадку в Бенгази, и теперь его пилоты выслушивали инструктаж о поведении в чрезвычайных обстоятельствах, которые скоро наступят.

— Каннибалы, — пробормотал Холбрук и покачал головой, словно не веря тому, что услышал. Он встал поздно, так как до глубокой ночи просидел у телевизора — слушал речь этого парня Райана, а потом обсуждение запутанного положения с Конгрессом. Комментаторы только делали вид, что глубоко в этом разбираются. В общем-то неплохая речь, если принять во внимание сложившиеся обстоятельства. Бывают и похуже. Впрочем, все это ложь, не больше чем телевизионное шоу. Уже заранее знаешь, даже те речи, что тебе нравятся, не касаются важных проблем страны, хотя выступающие изо всех сил стараются показать обратное. А вот эту речь Райану написал какой-то талантливый человек, он сумел правильно оценить обстановку и указать на меры, способные изменить её. Он-то мог это оценить. Не один год «горцы» пытались составить обращение к народу, чтобы привлечь людей на свою сторону, но так и не удалось написать что-то конструктивное. И дело, разумеется, не в том, что неверны идеи. На этот счёт у него не было сомнений. Проблема заключалась в том, как это выглядело внешне, и лишь правительство при поддержке такого союзника, как Голливуд, могло располагать талантами, способными запутывать сознание этой массе несчастных кретинов и заставлять их верить, — только так можно все это объяснить.

Но теперь во вражеском лагере произошёл раскол. Эрни Браун, приехавший, чтобы разбудить друга, приглушил звук телевизора.

— Думаю, Пит, в этом городе им обоим не хватит места.

— Ты думаешь, к заходу солнца один из них исчезнет? — спросил Холбрук.

— Хотелось бы. — Юридические комментарии, которые они только что услышали по Си-эн-эн, были не яснее политических требований ниггеров в их марше на Вашингтон за увеличение социальных пособий безработным. — Видишь ли, в Конституции ничего не сказано о том, как поступить в такой ситуации. Думаю, они сами могли бы решить этот вопрос на Пенсильвания-авеню ещё до заката, взяв в руки револьверы сорок четвёртого калибра, — с усмешкой добавил Эрни.

— Вот было бы зрелище, — отозвался Пит.

— Слишком по-американски, — покачал головой Браун. Он мог бы добавить, что Райан однажды уже был в таком положении — если верить газетам и телевидению. Да, совершенно верно. Оба припомнили, что это произошло в Лондоне, и, по правде говоря, испытывали гордость, что американец показал европейцам, как пользоваться револьвером, — они там ни хрена не понимают в оружии. Хуже голливудских актёров. Жалко, что Райан сошёл с верного пути. А что касается этих россказней, почему он решил возглавить правительство, — да все они так говорят. Этот кретин Келти по крайней мере сослался на поддержку семьи, церкви, разглагольствовал о национальных ценностях. Все они жулики и воры, и этот не лучше. Хоть не лицемерил. Высококлассный мошенник или… койот? Да, вот это верно. Всю жизнь был политическим мошенником, и такова его природа. Нельзя винить койота за то, что тот воет на луну; он просто родился койотом — вот и все. Конечно, койоты паразиты, от них никакой пользы. Местные фермеры могут убивать их сколько угодно… Браун повернул голову.

— Пит?

— Да, Эрни? — Холбрук протянул руку к пульту дистанционного управления, чтобы включить звук.

— У нас сейчас конституционный кризис, верно?

Теперь Холбрук посмотрел на приятеля.

— Да, так утверждают все эти болтуны, эти «говорящие головы» по телевидению.

— А теперь стало ещё хуже, верно?

— Ты имеешь в виду вмешательство Келти? Похоже на то. — Пит отложил телевизионный пульт. У Эрни появилась какая-то новая мысль.

— Что, если мы… — начал Браун и замолчал, глядя на фигуры, безмолвно двигающиеся на экране. Холбрук знал, что Эрни требуется время, чтобы мысли оформились, но часто они стоили того, чтобы подождать.

Уже после полуночи «Боинг-707» наконец совершил посадку в международном аэропорту Тегеран-Мехрабад. К этому времени члены экипажа действовали механически, словно зомби, — они находились в воздухе почти непрерывно тридцать шесть часов, что намного превышало допустимые пределы безопасности в гражданской авиации. К тому же их выводила из себя природа груза в заднем отсеке. К концу перелёта настроение стало совсем отвратительным, так что во время длительного снижения они стали даже раздражённо ворчать друг на друга. Однако авиалайнер всё-таки коснулся посадочной дорожки, хотя и с необычно тяжёлым ударом, после чего каждый из трех членов экипажа испустил вздох облегчения и почувствовал смущение из-за раздражения, которое испытывал раньше. Старший пилот покачал головой, вытер усталой рукой лицо и между двумя рядами синих огней направил самолёт к югу. Аэропорт служил ещё и местом базирования иранских ВВС. Самолёт закончил поворот и въехал на просторную разгрузочную платформу, отведённую для военных самолётов — хотя на нём была гражданская разметка, «Боинг-707» принадлежал к иранским ВВС. Пилоты с удовлетворением увидели, что здесь их уже ждали грузовые машины. Самолёт остановился. Механик выключил двигатели, и старший пилот поставил его на тормоза. Все трое посмотрели друг на друга.

— У нас позади длинный день, друзья, — сказал старший пилот, извиняясь тем самым за собственную грубость.

— За которым последует не менее продолжительный сон, да поможет нам Аллах, — отозвался механик — именно он во время полёта служил главной мишенью для резких замечаний пилота. Это означало, что он принимает его извинения. В любом случае они слишком устали, чтобы продолжать ссору, а после хорошего отдыха вообще забудут о ней.

Сняв кислородные маски, пилоты окунулись в густое зловоние, волны которого исходили из грузового отсека. Лишь крайним усилием воли лётчикам удалось удержать позыв к рвоте, после того как открылись двери в хвостовой части самолёта. Пока они не могли покинуть свои кресла. Самолёт был до предела забит клетками, и выбраться из кокпита можно было лишь через окна — а это было ниже их достоинства. Приходилось ждать, пока закончится разгрузка, чтобы выйти на свободу, как это нередко случается с пассажирами на международных терминалах.

Разгрузкой занимались солдаты. Она проходила гораздо труднее и медленнее, так как командира не предупредили о необходимости рукавиц. Клетки имели проволочную ручку наверху, но африканские зелёные обезьяны были раздражены ничуть не меньше, чем лётчики в кокпите, и делали всё возможное, чтобы укусить или расцарапать руки, поднимавшие клетки. Солдаты реагировали на это по-разному. Одни лупили по прутьям, надеясь напугать обезьян. Другие, кто были поумнее, сняв куртки, пользовались ими, чтобы уберечь руки. Скоро возникла человеческая цепочка, и клетки с обезьянами по одной стали передавать и устанавливать в машины.

Погрузка сопровождалась невероятными звуками. Этой ночью в Тегеране едва тянуло до десяти градусов, намного ниже привычной для обезьян температуры, но это ничуть не охладило их общего возбуждения, которое было разогрето событиями последних дней. Обезьяны реагировали на это новое ощущение таким визгом и рёвом, что они были слышны далеко за пределами разгрузочной площадки. Даже те, кто никогда прежде не слышал обезьяньих воплей, не могли спутать их ни с чем, но с этим ничего нельзя было поделать. Наконец погрузка закончилась. Дверь кокпита открылась, и пилоты смогли увидеть, во что превратился их обычно безукоризненно чистый самолёт. Они не сомневались, что пройдут недели, прежде чем удастся избавиться от вони, да и чистка отсека была непростым делом, о котором сейчас лучше было не думать. Они постарались поскорее миновать хвостовой отсек и спуститься по трапу, чтобы пройти на стоянку к своим автомобилям.