— Действительно, — заверил его Боб.

— А именно?

— А именно такие вещи, которые я не могу опубликовать, — повторил Хольцман. — По крайней мере, в течение длительного времени. Знаешь, Джон, я знал отдельные части этой истории уже много лет. Я знаю офицера ЦРУ, который вывез из России жену и дочь Герасимова. У нас заключено соглашение. Через пару лет он расскажет мне подробности этой операции. История про подводную лодку соответствует действительности и…

— Я знаю. Видел фотографию Райана на палубе подлодки. Не могу понять, почему он отказывается публиковать эту информацию.

— Он не нарушил правила. Никто не объяснил ему, что, поступая таким образом, он не нарушает правил…

— Ему нужно проводить больше времени с Арни.

— .. В отличие от Эда.

— Келти знает правила игры.

— Да, знает, может быть, даже слишком хорошо. Веришь ли, в одном я так и не смог разобраться, — заметил Боб Хольцман.

— В чём именно?

— Какую роль играем в этой игре мы? Кем мы должны быть: зрителями, судьями или участниками?

— Боб, наша работа заключается в том, чтобы сообщать правду нашим читателям, в моём случае — зрителям.

— На чьих фактах должна основываться эта, правда, Джон? — спросил Хольцман.

— Рассерженный, вышедший из себя президент Джек Райан… — Джек взял пульт дистанционного управления и заглушил слова репортёра Си-эн-эн, который ошеломил его вопросом о двух Китаях.

— То, что я был рассерженным, — это верно, а вот что вышел из себя — нет…

— Тоже верно, — согласился ван Дамм. — Ты запутался в вопросе о Китае, а также в ответе на вопрос, где находится Адлер. А между прочим, где он?

Президент посмотрел на часы.

— Он должен совершить посадку на базе Эндрюз примерно через полтора часа. Сейчас летит, наверно, над Канадой. С авиабазы он приедет прямо сюда, а затем, видно, снова отправится в путь — на этот раз в Китай. Что они там задумали, черт побери?

— Не имею представления, — признался глава администрации. — Но для этого у тебя есть группа советников по национальной безопасности.

— Я знаю ровно столько, сколько знают они, и не знаю ни хрена, — пробормотал Джек, откидываясь на спинку кресла. — Нам нужно увеличить число людей, способных давать оперативную информацию. Президент не может сидеть здесь, не имея представления о том, что происходит в мире. Я не могу принимать решения, не обладая информацией, а пока все, что есть в нашем распоряжении, это догадки — если не считать того, что сообщил нам Робби. Он представил надёжные сведения, но они не поддаются объяснению, потому что не соответствуют ничему остальному.

— Вам нужно научиться ждать, господин президент. Несмотря на то что пресса не хочет ждать, вам нужно проявить терпение и научиться концентрировать свои силы на том, что вы можете сделать — когда появляется такая возможность. А пока, — продолжил Арни, — на будущей неделе состоятся первые выборы в Конгресс. В соответствии с нашим расписанием тебе нужно совершить поездку по стране и выступить перед избирателями. Если ты хочешь, чтобы в Конгресс были избраны те, кто тебе нужны, ты должен поступить именно так. Я поручил Кэлли подготовить для тебя пару речей.

— На что мне следует обратить основное внимание?

— На налоговую политику, улучшение методов управления, честность и борьбу с коррупцией — твои любимые темы. Завтра утром будут готовы проекты выступлений. Настал момент, когда следует провести больше времени среди народа. Пусть они выразят свою любовь к тебе, и ты ответишь им тем же. — Президент бросил лукавый взгляд на своего главу администрации. — Я уже говорил тебе, что ты не должен постоянно сидеть в этих четырех стенах, а радиосвязь с президентскими самолётами действует вполне успешно.

— Пожалуй, в самом деле неплохо будет изменить обстановку, — согласился президент.

— Знаешь, что принесло бы сейчас наибольшую пользу?

— Что?

Арни усмехнулся.

— Какая-нибудь естественная катастрофа. Это позволит тебе отправиться на место катастрофы и выглядеть истинным президентом: встретиться с людьми, утешить их, пообещать федеральную помощь и…

— Типун тебе на язык! — рявкнул Райан так громко, что секретари услышали его голос через трехдюймовые двери. Арни тяжело вздохнул.

— Тебе нужно научиться понимать шутки, Джек. Спрячь свой вспыльчивый характер в сундук и запри его на замок. Я ведь просто хотел развеселить тебя. Я на твоей стороне, разве не помнишь? — С этими словами Арни покинул кабинет президента.

Райан остался один. Вот ещё урок в искусстве быть президентом. Интересно, когда ему больше не понадобятся эти уроки? Рано или поздно ему придётся и выглядеть и вести себя, как подобает президенту, но пока это не удаётся. Арни не сказал ему об этом прямо, как не сказал этого и Робби, но это было ясно и без них. Он всё ещё не чувствовал себя здесь, как дома. Он старался изо всех сил, но одного старания было недостаточно — пока, прибавил его рассудок. Пока? А может быть, никогда. И всё же постепенно, шаг за шагом, надо… напомнил он себе. Так говорит каждый отец каждому сыну, вот только эти отцы никогда не предупреждают, что постепенность — это та роскошь, которую человек не всегда может себе позволить, во всяком случае не он. Четырнадцать американцев погибли на посадочной полосе острова в восьми тысячах миль отсюда, возможно, они убиты преднамеренно, вот только ради чего? А ведь он должен отложить это в сторону и заняться другими делами, вроде поездки для встречи с людьми, права которых он поклялся соблюдать, ограждать и защищать, одновременно пытаясь понять, почему он не смог сделать этого в отношении четырнадцати из них. Что нужно для того, чтобы справиться с обязанностями президента? Забыть о погибших гражданах и заняться другими делами? Для того чтобы сделать это, нужно быть социопатом, верно? Нет, пожалуй. Другим тоже приходится заниматься подобными делами — военным, врачам, полицейским. А теперь и ему. Кроме того, он должен держать в узде свой нрав, избавиться от чувства разочарования и сосредоточиться на других делах, которые ждут его внимания и решения в течение остального дня.

«Артист» смотрел на море, которое простиралось километрах в шести внизу под самолётом На севере на сине-серой поверхности воды виднелся айсберг, сверкающий в ярких солнечных лучах. Разве не поразительно? Сколько он ни летал, ни разу такого не видел. Для человека из его части света зрелище моря уже само по себе было весьма удивительным. Море походило на пустыню, и в нём тоже невозможно жить, хотя и по другой причине. Поразительно походит на пустыню во всём, кроме цвета, на поверхности почти параллельные линии, похожие на дюны и такие же непривлекательные. Впрочем, в мире для него вообще не было ничего привлекательного, хотя он очень заботился о своей внешности и ему нравились улыбки стюардесс. Мир ненавидел его и людей, подобных ему, и даже те, кто пользовались его услугами, старались держаться на расстоянии, словно имели дело со злой, хотя иногда и полезной собакой. По его склонённому вниз лицу пробежала гримаса: собаки не принадлежали к числу любимых животных в его культуре. И вот он снова в самолёте, один, в то время как его люди летят на других авиалайнерах группами по три человека, направляясь туда, где их определённо не ждут и не хотят видеть, посланные оттуда, где к ним относились почти так же.

Что принесёт ему успех? Спецслужбы приложат все силы, чтобы опознать и выследить его, но израильтяне делали это уже много лет, а он всё ещё жив. Ради чего он принял участие в такой операции? — спросил себя «Артист». Впрочем, интересоваться этим уже слишком поздно. Если он отменит операцию, его отвергнут все. Предполагалось, он ведёт войну во имя Аллаха… Джихад. Священная война против неверных. Военно-религиозный акт, целью которого является защита Веры. Но он больше не верил в это, и его смутно пугало, что у него больше нет страны, нет дома, а тогда… нет и Веры? Неужели у него не осталось даже этого? Он задал себе этот вопрос и затем признался, что, если ему приходится спрашивать себя об этом, значит, и этого не осталось. Он и его сподвижники, по крайней мере те, кто ещё уцелели, превратились в автоматы, в искусных роботов, в своего рода компьютеры, которые исполняли поручения других людей и которых выбрасывали за ненадобностью, когда нужда в них пропадала. А поверхность моря или пустыни далеко внизу оставалась прежней, никогда не менялась. Тем не менее у него не было выбора.