— Вы в принципе не бедствуете, верно? — Алета откинулась на спинку одного из четырех кожаных сидений в их купе бизнес-класса. Это купе было полностью в их распоряжении.
— Почему бы и нет, если платит ЦРУ. Примерно через три часа мы пересечем границу с Германией в районе Пассау. Оттуда еще три часа до Вюрцбурга, где мы сделаем пересадку на поезд до Кассель-Вильгельмсхоэ. А оказавшись там, мы уже пересядем на поезд до Бад-Аролсена.
От мысли, чтоона может там обнаружить, Алету передернуло.
— Насколько хорошо вы знакомы с монсеньором Дженнингсом? — спросил О’Коннор, заметив ее душевное состояние и стараясь отвлечь ее.
— К сожалению, достаточно хорошо, хотя вместе с ним я никогда не работала. Для меня всегда оставалось загадкой, почему он пользуется таким уважением среди археологов.
— Его переоценивают?
— Самодовольный заносчивый тупица. Он очень близок к Ватикану, и оттуда, похоже, оказывают на него нездоровое влияние.
О’Коннор усмехнулся.
— Он о вас тоже не самого высокого мнения.
Алета поморщилась.
— А еще ходят слухи, что он очень любит маленьких мальчиков.
Улыбка О’Коннора тут же испарилась.
— В этом и заключается проблема с Ватиканом: большинство его служителей лицемеры, — продолжала Алета. — Пий XII и пальцем не пошевелил, чтобы помочь моему дедушке или миллионам других евреев, которые гибли от рук фашистов, и с тех пор ничего не изменилось. Сегодня Бенедикт благословляет епископа, который даже отрицает само существование газовых камер! Забыла его имя…
— Уильямсон, — просто добавил О’Коннор.
— Ричард Уильямсон! Как я могла забыть! А Бенедикт, который в свое время был кардиналом-инквизитором и собирал подробные досье на всех, от Ганса Кюнга до Тейяра де Шардена, теперь заявляет, что это было простым недоразумением! Что ему просто следовало заглянуть в Интернет! Как бы не так! — Продолжая злиться на ту несправедливость, из-за которой она стала мишенью двух могущественных организаций и теперь вынуждена убегать, Алета не собиралась давать никаких поблажек и О’Коннору. — А что касается вас, американцев, вы являетесь самой сильной страной на земле и постоянно терроризируете всех вокруг, чтобы об этом помнили. А сами заявляете, что выступаете за свободу, хотя, если речь идет о ваших собственных интересах, вы не задумываясь отправляете людей в тайные тюрьмы по всему миру — тюрьмы, которые строят разные негодяи из вашего ЦРУ. И большинство этих людей просто пропадает без вести. Что же касается того последнего идиота, которого вы выбрали себе в Белый дом, то я вообще сомневаюсь, что он когда-либо читал Женевскую конвенцию. Он нанимает советника по юридическим вопросам, который считает, что пытать людей водой или оставлять их на улице в мороз — это нормально. И что он после этого заявляет? «Террористы называют устаревшими строгие ограничения Женевской конвенции относительно допросов заключенных…» Именно такие вещи фашисты проделывали с моим дедом, а ваши мерзавцы ничем не лучше их. Это вы занимались подготовкой «эскадронов смерти», которые убили моего отца!
— Другими словами, пытки — это нормально, — спокойно подытожил О’Коннор. — Вы абсолютно правы: Ватикан и Вашингтон давно потеряли нить происходящего, и я не собираюсь оправдывать то, что оправдать нельзя. Я также могу понять ваш гнев по отношению к американской внешней политике. На данный момент нас ненавидит половина мира.
— Вы здорово льстите себе, считая, что вас ненавидит только половина мира. Там, откуда я приехала, трудно найти человека, который мог бы сказать хоть что-то хорошее про Америку, и не стоит питать иллюзий насчет того, что здесь ситуация намного лучше. Мне кажется, вы даже не представляете, сколько вреда принесла политика вашего правительства, мистер О’Коннор. — Алета снова перешла на официальное обращение. — Или лучше называть вас «агент О’Коннор»?
— Это всего лишь голливудская версия. На самом деле — просто «офицер», хотя, когда вы будете к этому готовы, я бы предпочел, чтобы вы называли меня Куртисом.
— Чего я никак не могу понять, — сказала Алета, — почему, учитывая ваши взгляды, вы до сих пор работаете на ЦРУ?
— Ну, когда они сообразят, что произошло у вас на квартире, меня сразу же уволят. Но, несмотря на ваше отношение, ЦРУ, за небольшим исключением, все-таки состоит из в принципе приличных человеческих существ, которые пытаются служить интересам своей страны. — О’Коннор замолчал, пытаясь упорядочить свои эмоции. — Я пошел в ЦРУ, поскольку считал, что от меня может что-то зависеть. К сожалению, все оказалось не совсем так. Хотя — как знать? Если бы мы нашли Кодекс, это бы как-то уравновесило баланс. А записи вашего деда, они ничего не проясняют в этом вопросе?
— У меня еще не было возможности подробно изучить их, хотя я знаю, что, когда Леви в тридцатых годах был в Тикале, он раскопал одну надпись на камне.
Алета открыла тетрадь на странице, где Леви Вайцман поместил фотографию стелы, которую он назвал «Стела Дельта».
— Аллигатор здесь изображает Млечный Путь, — сказала она, показывая на заметки своего деда на изображении замысловато вырезанной в камне надписи, — а в иероглифах майя пасть аллигатора соответствует темному провалу в Млечном Пути, или Ксибалба-бе. Все иероглифы, окружающие аллигатора, обозначают декабрьское солнцестояние 2012 года.
— И тем не менее Дженнингс всячески принижает значение этого. А он вообще знает об этой находке?
— Обязан знать, потому что стела до сих пор находится в Тикале. Она напоминает стелу Изапа, которую в шестидесятых годах возле границы между Гватемалой и Мексикой раскопали археологи из государственного университета Бригхэм и надписи которой расшифровал известный специалист по майя Джон Мейджор Дженкинс.
Алета перевернула пожелтевшую от времени страницу рабочей тетради Леви Вайцмана.
— «Я убежден, — сказала она, читая запись своего деда, — что иероглифы на „Стеле Дельта“ указывают на то, что столь редкое выстраивание нашей планеты и всей Солнечной системы относительно галактики Млечный Путь будет сопровождаться резким уменьшением магнитного поля Земли и таким же резким повышением активности солнечных пятен».
Движение поезда замедлилось, поскольку очиститель локомотива начал зарываться в необычные для осени снежные заносы на рельсах. О’Коннор и Алета были полностью поглощены записями Леви Вайцмана, и никто из них не обратил внимания на высокого худого мужчину, шедшего по коридору. Проходя мимо, он мельком заглянул в их купе.
Алета продолжала читать тетрадь своего деда.
— «Я уже обсудил это с Альбертом, и он считает, что мы должны относиться к этому серьезно».
— Насколько я понимаю, ваш дед дружил с Эйнштейном.
Алета кивнула.
— Оба они всей душой ненавидели фашистов. Вы, вероятно, знаете, что к тому времени, как мой дед раскопал «Стелу Дельта» в Тикале, Эйнштейн уже опубликовал свой труд по теории относительности.
— Я припоминаю, что там была довольно сложная математика. Система нелинейных дифференциальных уравнений в частных производных.
— Правильно. Исходя из них, можно предсказать существование черных дыр. Мой дедушка был не только археологом, он еще страстно увлекался физикой, и эти двое уже тогда думали об этом.
О’Коннор выглянул в окно. Поезд вновь набирал скорость. Теперь колея шла вдоль Дуная, деревья по берегам реки были густо обсыпаны снегом.
— Это может быть простым совпадением, но в данный момент магнитное поле Земли является самым слабым за всю историю ведения таких наблюдений, — наконец сказал он. — Недавно я провел некоторое время на нашей исследовательской базе на Аляске. Напряженность магнитного поля снизилась до значений менее 0,5 гаусса, а полюса очень быстро смещаются — более чем на тридцать километров в год. Северный магнитный полюс Земли уже не находится на территории Канады, где он пребывал последние четыреста лет. Сейчас он расположен севернее канадских островов Королевы Элизабет и быстро движется через Северный Ледовитый океан в сторону Сибири. Со времени своего открытия в 1831 году он прошел уже тысячу сто километров, и, по мере того как магнитное поле слабеет, скорость этого движения увеличивается.