Алексей возвращался к машине, а навстречу ему, опустив голову к земле, шла тигрица. Они увидели друг друга в ущелье. Алексей замер, а тигрица прыгнула вверх, на склон. Не удержалась на обледенелых камнях — сорвалась. Быстро прыгнула опять. Снова, царапая лед и камни, съехала вниз. Уже явно нервничая, она торопливо прыгала и прыгала, в кровь раздирая лапы. Наконец выпрыгнула из этого каменного коридора и пошла по склону, сторонясь Алексея. Видно было — такие встречи неприятны и ей.

Наутро, еще в синеватых сумерках, Олег в полном походном снаряжении вышел из зимовья и остановился, вспоминая, не забыл ли чего. Перебирал в уме, что надо взять, а руки сами собой шарили по карманам.

«Совсем свихнулся в городе, — подумал он. — Пятачок на автобус ищу. Скоро метро в пещере искать буду».

Поднял голову и удивился: «Кто же пень на дерево затащил?» Подошел ближе посмотреть. А «пень» нырнул вниз, распластал метровые крылья и филином полетел между деревьев.

Прошли от зимовья не больше километра. Шельма взвизгнула, и зазвенела тайга от азартного лая. Соболь взбежал на сухое дерево, пропал за стволом. Вершина обломана, грибы–трутовики по стволу.

«А, вон дупло! — увидел Олег. — Дерево толстое, рубить измучаешься. Что же делать?»

Он срубил жердину, вытащил клок ваты из поддевки, поджег его, на кончике жердины поднял вверх и протолкнул в дупло.

Потянул сизоватый дымок. Соболь высунулся. Выстрел! Зверек свалился назад в дупло, а не на землю, как рассчитывал Олег. Из дупла синей струйкой вился дым. Надо было что‑то делать. Вата подожгла гнилушки, и соболь мог сгореть в дупле. Ничего не оставалось, как рубить это толстенное сухое дерево.

Началось соревнование: кто быстрее — огонь или он. Олег разделся до рубахи и исступленно махал топором. А из дупла, как из самоварной трубы, уже валил густой дым.

Наконец дерево рухнуло. К счастью, соболь упал не на дно, а зацепился за щепу, и огонь не доставал до него.

На другой день Олег опять пошел вверх по ключу. Шельма бегала к россыпям камней на сопке, искала в валежнике, пропадала в мелких распадках. Возвращалась, издали смотрела, куда идет Олег, и опять убегала искать.

Но вот, напролом через кусты, она испуганно понеслась к Олегу. Тот быстро поменял в своем беличьем ружье дробовой патрон на пулю. Ни тигра, ни медведя не видно. Только они могли так перепугать собаку.

Шельма жалась к ногам, смотрела то в одну сторону, то в другую, нюхала воздух. Олег не знал, что делать.

«Не возвращаться же в зимовье. Может, она старый след почуяла?» — подумал он и пошел дальше.

Но охоты в этот день не получилось. Явно неподалеку был тигр и, может быть, караулил Шельму.

Олег сколотил для собаки прочную будку у зимовья, запер в нее Шельму, чтобы не утащил тигр, а сам пошел к речке.

Непривычной была тут, в Южном Приморье, зима: вместо снега ноги тонули в опавших листьях. Олег остановился перед валежиной, которая, как мосток, лежала через речку. Спустился в воду, подлез под этот мосток, уперся плечом. Дерево подалось. Осторожно переставляя ноги по камням в воде, прошел по речке, сбросил конец валежины с берега в воду.

Речка шумела в камнях. Если смотреть вверх по руслу, не видно было воды за множеством камней.

Дальше через речку лежало такое дерево, что его и втроем не сдвинуть с места. Олег достал из воды два камня, положил их на этот естественный мост, а между ними поставил капкан.

Соболя, как говорил Алексей, любят бегать через речку по перекладинам. Побежит, перепрыгнет камень и попадет в капкан. Только лишние перекладины надо убрать, а на другие поставить капканы. Этим он и занялся.

Там, где крутые берега речки близко подходили к воде, Олег ставил капканы на норок. Эти зверьки тоже не любят зря лезть в воду, а бегут вдоль речки у самой воды. Иногда делал стенку из кольев, если полоска земли между берегом и водой была шире, чем надо. Капкана норка совсем не боится, даже старается наступить как раз на его пятачок, потому что он ровный.

Увлеченный работой, Олег не смотрел по сторонам. А за ним наблюдала тигрица. Шла поодаль по склону, ложилась, когда он забирался в речку, смотрела, что делает.

Поставил капканы, а в ночь ударил мороз, и речку затянуло льдом. Там, где большой уклон и вода недавно клокотала в камнях, теперь образовались ровные ледяные ступени, хотя поверхность воды никогда не бывала там ровной. Лед местами прозрачный, и видно, как бежит под ним вода, гонит широкие пузыри воздуха.

Наделал мороз ледяных мостов, и соболям незачем стало бегать по перекладинам. Пришлось Олегу собирать обломки толстых сучьев, ставить их маленькими шалашиками возле выворотов или валежин. В шалашике вверху он привязывал приманку, а под ней на землю ставил капкан и чуть присыпал его листьями. В таком укрытии снег не засыплет капкан и приманка хоть немного спрятана от птиц.

Хорошо еще, было где взять эту приманку. Когда шли сюда, Алексей показал неподалеку от зимовья остатки убитого недавно изюбря. Мясо сдано в промхоз, а голову, ноги, внутренности оставили на приманку. Над остатками изюбря, на высоте метра, была крест–накрест натянута нитка. Оказывается, вороны опасаются натянутой нитки и не трогают мясо.

К избушке Олег вернулся под вечер. Шельма сидела так тихо, что он испугался: жива ли? Отпер дверку, собака чуть не сбила с ног. бросилась в зимовье. Проскочила в дальний от двери угол. Но там было пусто — негде спрятаться. Забилась под стол и тряслась так, что стол дрожал вместе с нею.

Олег только что спокойно шел к зимовью, а оказалось, рядом или где‑то совсем близко был тигр. Кто еще мог так напугать собаку?

«Жалко, нет снега, — подумал он. — По следам все бы стало ясно».

Шельма наконец перестала дрожать и вылезла из‑под стала.

Но когда Олег взял ведро и подошел к двери, опять бросилась под стол, как будто тигр только и ждет, когда откроется дверь зимовья. Надо было идти за водой, а Олег теперь уже боялся открыть дверь. Поверил чутью собаки. Отставил ведро и сел.

«Наверное, я отпугнул его от конуры… А вдруг он пришел к зимовью со мной и Шельма учуяла его? Может, тигр просто любопытный? Алексей, другие охотники живут, промышляют — и ничего. И на меня не напал. Захотел бы. десять раз мог подкараулить… Правда, у других карабины, есть чем защищаться. Мое ружье только пощекочет его».

Но все же он взял в одну руку ружье, в другую ведро, приоткрыл дверь, осмотрелся и осторожно пошел к ручью. То и дело оглядывался. Зачерпнул воды, направился обратно, втянул голову в плечи, боялся: вдруг послышатся прыжки по мерзлым листьям. Дошел до зимовья и с облегчением захлопнул дверь.

Не думал, когда собирался сюда, что тигр из Красной книги будет держать его в таком напряжении. Оказывается, мало приятного ходить по тайге бок о бок с полосатым соседом. А может, с непривычки такие страхи? На другой день Олег осмелился проверить капканы. Идти надо было по старой лесовозной дороге. Он то и дело переходил с одной стороны ее на другую, чтобы дальше видеть за поворотом, не идет ли навстречу тигр. Знал, они любят ходить по дорогам, и опасался неожиданной встречи. Время от времени начинали тревожно пищать поползни. Олег останавливался, слушал, в какую сторону перемещается писк, ссорится поползень с другой птицей или сердится на какого‑нибудь зверя, может быть тигра.

Молодые побеги на дубах всю зиму не сбрасывают сухие желтые листья. Они шелестели на ветерке, и было непонятно, то ли зверь идет где‑то по листве, то ли ветер шуршит в неопавших листьях.

В капканы никто не попал, если не считать сойки и мыши. Так бы мышь своим малым весом не смогла заставить сработать капкан. Но она прыгнула за приманкой, шлепнулась сверху на капкан, и он сработал.

Вечером зашуршала снежная крупа, а утром вся падь была белой от свежего снега. На кольях возле стены — белые снежные колпачки. На небе ни облачка. Солнце сияло так, что отраженный от снега свет мешал смотреть вдаль.