Кто‑то из сопровождавших ученого, зная, что профессор интересуется медведями, предложил:

— Алексей Григорьевич, вы ведь охотник. Приезжайте осенью к нам, у нас не заповедник, организуем вам охоту на медведя.

— Спасибо. Но я не могу стрелять в ум.

Витьку потрясла эта фраза. «Значит, не я один, — думал он, — есть люди, для которых медведь тоже не просто зверь с инстинктами и рефлексами…»

— Но ведь вы, я знаю, любите охотиться на волков, а зверь этот, по–моему, не менее умный, чем медведь, — продолжал тот же человек.

— У него больше кровожадности, чем ума.

— А роль волка как санитара, оздоровляющего популяции?

— Полноте. Волк врывается в отару овец или в стадо оленей и не требует справки о состоянии здоровья… Если лисицы охотятся на мышевидных грызунов — все согласны, что грызунов от этого становится меньше. А вот если волк охотится на оленей, то оленей будто бы должно становиться больше…

На горизонте появилось белое судно — прибывала очередная партия туристов. Оппонент профессора, видимо продолжая давно начатый спор, принялся доказывать, что надо закрыть заповедник и для организованных туристов.

— Нужны жесткие запреты! Надо оградить природу от людей!

— Природу надо сохранять для людей, а не от людей, — возражал профессор. — Определенные запреты, конечно, нужны. Но это меньше чем полумера. Говорят: «Прочнее всего заперта та дверь, которую можно оставить открытой». Надо больше внимания обращать на экологическое воспитание людей, особенно молодежи. — Профессор посмотреть на подступающие к океану горы, на вершины вулканов и тихо, как будто думая вслух, сказал: — Сколько людей, чтобы увидеть необычную природу, стремятся в дальние, заморские страны. А ведь природа Сибири, Дальнего Востока, Камчатки своеобразнее, интереснее… Посмотрите, какая красота, какое величие природы!

…Прошло еще немного времени, и настал день расставания с Камчаткой. У Витьки не укладывалось в голове, как это океан, тайга. Рем — все останется, а его здесь больше не будет, во всяком случае несколько лет. Но этот день настал и внешне ничем не отличался от других. Только сильнее, заглушая все, тревожил вопрос: «Поступит или не поступит?»

Уже не раз Витька прощался с собаками, которых теперь кормил не он, а жена Гераськи…

На аэродром пришли Зинка, знакомые ребята. Видя, какими глазами Витька смотрит на океан, на горы у поселка, на тайгу, Зинка решила утешить его:

— Да еще, может, вернешься, может, не сдашь…

Среди пассажиров прошел слух, что самолет уже вылетел из Петропавловска и вот–вот должен прибыть.

Витька, как и все, прислушивался — не летит ли? И вдруг до него донесся далекий, непонятный звук, почему‑то заставивший его вздрогнуть. Все встрепенулось в нем от этого почти неуловимого звука… И тут слаженно грянули на берегу собаки! Затянули все в лад — так, как пели только при Букете. Потом замерли, прислушиваясь. И там, в тайге, в отрогах сопок пронесся снова теперь уже понятный Витьке звук — им ответил Букет!

Он выжил и на этот раз. Верно говорил Гераська, что как‑то на рассвете мимо его палатки прошла волчица и вроде бы с ней был Букет…

Шум самолета заглушил собачьи голоса. Короткое прощание… Разбег. И под крылом в последний раз проплыли домики Туманова.

В ночной темноте ветви деревьев слились в сплошную черную завесу. Только стволы еще выделялись на фоне снега.

Тигрица резко свернула в распадок на шум мотора.

Груженый лесовоз застрял в ручье так, что в месиве воды и льда не видно было колес. Машина ревела, скрежетала коробка передач. Шофер нервно, невпопад переключал скорости, пытался раскачивать лесовоз, но он только чуть дергался вперед–назад.

Лязгая гусеницами, подошел трактор. Шофер зацепил трос, и большая машина с лесом медленно выползла из ручья.

Трактор отъехал с дороги и замолк. Из темноты вышел тракторист. Взял у шофера гаечный ключ, чтобы отвернуть пробки, слить воду, а потом на машине вместе поехать домой. Шофер развернул лесовоз, направил свет фар на трактор. Два белых луча уперлись в оранжевый бок. Фонарик был уже не нужен, тракторист положил его, нагнулся к мотору. И в это время в поток яркого света ворвалась тигрица. Удар лапы — и тракторист упал, даже не успел вскрикнуть…

Не помня себя от ужаса, шофер на пределе погнал машину… В милиции уверял, что по дороге задавил пять собак. Как выяснилось потом, никого не давил: с перепугу начались галлюцинации.

Через полтора часа сотрудники милиции, районный охотовед, охотники были на месте происшествия. Еще горел положенный трактористом фонарик. Тигрицы не было. Не было и тракториста.

Один из охотников резко отвернулся: старый милиционер щепочкой собирал со снега в целлофановый мешочек то, что можно было похоронить.

С мощными фонарями пошли по следам. Они вели на сопку. Свет тревожно метался по снегу. Деревья, тени от них. Куда ни попадали лучи — жуткая чернота. Ни за валежниками, ни в тенях ничего не видно. Ярко освещенный, вблизи снег слепил глаза. Надо было держать карабин, фонарь и еще цепляться за деревья, лезть вверх, на сопку.

Решили вернуться, пока зверь не выскочил из темноты и не убил еще кого‑нибудь.

На другой день узнали по следам: тигрица затащила человека на середину сопки. А когда ночью приехали люди, она бросила его и ушла.

Целый день преследовали тигрицу. Но потом непогода заровняла следы.

Повсюду разговоры только о тигре–убийце.

Грузовая машина выехала из поселка. Дорога шла по сопкам как раз в том районе, где произошла трагедия. Шофер заметил: совсем рядом с дорогой, чуть повыше, на склоне сидит тигр. Затормозил, стал сдавать назад, хотел получше рассмотреть. Но тут загрохотали по кабине перепуганные пассажиры в кузове, которые тоже увидели тигра.

Вернулись в поселок, вызвали вертолет.

От снижающейся к нему ревущей машины тигр уходил крупной рысью. С вертолета защелкали выстрелы. Непривычные к такой стрельбе, охотники не попадали в зверя. А когда пули зацепили тигра, он прыжками отбежал к толстому дереву и прижался спиной к стволу, сидя на задних лапах. Передние прижал к груди.

Вертолет завис над деревом так низко, что воздухом от лопастей трепало шерсть на брюхе тигра. Опять засверкали огоньки выстрелов. Смертельно раненный зверь отскочил от дерева.

Бригадир охотников, по прозвищу Сандо, сразу увидел — убили другого тигра. Пошел к начальству.

— Почему вы так думаете? — спросили его.

— След тигра — его личная печать. Я ее у трактора видел и потом насмотрелся, когда по следам шли. Человека убила тигрица. К тому же на правой передней лапе у нее нет пальца. А сейчас убили тигра. И лапы у него чуть не в полтора раза больше.

— Как вы считаете, чем вызвано это неспровоцированное нападение?

— Когда добудем тигрицу, может быть, отвечу вам. Тракторист ее не трогал. Но это не значит, что люди не причинили ей зла.

Как потом оказалось — причинили.

Несколько лет назад Олег закончил охотоведческое отделение техникума и стал городским жителем, потому что на работу его направили в городское общество охотников. Он оформлял охотничьи билеты, выписывал путевки, лицензии, проверял отчеты охотколлективов, занимался всякими бумажными делами, которых и в этой вроде бы не канцелярской организации оказалось столько, что в лесу, в охотничьих хозяйствах, ему доводилось бывать от случая к случаю. А он техникум лесной закончил только для того, чтобы в лесу работать или в тайге. Тут даже забывать стал, чем учили.

И вот однажды осенью Олег оставит привычные городские удобства и уехал в Приморскую тайгу, в зимовье, работать охотником–промысловиком.

— Я как увидел тебя, бородатого, на фотографии в журнале, — говорил он своему старому приятелю Алексею. — и сразу решил: все — тоже еду в Приморье промысловиком. Осточертел мне этот город. Вышел как‑то зимой в лунную ночь. На улице никого, одни дома. Сплошной бетон, бетон, бетон… Стою, как в каменном мешке, черной пылинкой. Нет. думаю, надо бежать отсюда, пока еще не женился.