Портрет писателя А. И. Герцена.

Тут явно пахнет острогом!..

Однако не эти отзывы определяли успех или неуспех полотна. Картина была великолепна, это понимали почти все.

Однажды профессор Тон (строитель собора Спаса в Москве) сказал ему:

«Вы необыкновенно чувствуете живописную правду, силу. Напишите в моей церкви, в Москве, св. Александра Невского, возьмите сколько хотите». — «Я не могу писать теперь такую вещь, — возражал Ге, — я занят другим. Александр Невский для меня дорогой святой, но я его теперь не вижу, у меня другие задачи». — «А, я знаю, почему вы не хотите. Вы революционер. Вы антимонархист». — «Не знаю, почему в этом вы видите революционный взгляд?» — «В вас верят юноши, вот почему вы не хотите взять этого заказа». — «Я не знал, — отвечал Ге, — что юноши верят в меня, но если это так, тогда я свято сохраню их веру и не поддамся соблазну...»

Стасов объясняет остроту этого диалога: профессор Тон предложил Ге написать образ Александра Невского с лицом здравствующего императора Александра II.

Есть еще одна важная подробность в создании «Вечери». Как стало известно, художник использовал при поисках образа Христа для картины знаменитую фотографию — портрет Герцена.

И это было сделано не случайно, ибо Герцен и Белинский, по свидетельству самого художника, для него «были самыми близкими по душе и самыми влиятельными».

Вскоре в Италии Ге напишет портрет Герцена, вошедший в золотой фонд русской реалистической школы. О качестве портрета лучше всего сказал сам Герцен: «... по-рембрандтовски написан».

Однажды к Николаю Николаевичу Ге, когда он находился в зените успеха «Тайной вечери», пришел ученик Академии художеств Иван Крамской посоветоваться душевно, нравственно, правильно ли взбунтовались четырнадцать выпускников Академии, отказавшись участвовать в конкурсе на золотую медаль. Ге взволнованно заявил, что ежели бы он был с ними, то сделал бы то же.

Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе.

Так началась духовная близость двух больших русских художников.

Профессор Тон, обозвавший Ге «антимонархистом», без обиняков заявил после «бунта» в Академии Крамскому:

«Случись это прежде, вас бы всех в солдаты!»

Прошло семь лет. Ге побывал в Италии, написал там несколько картин, не имевших успеха, и вернулся навсегда на Родину, в Россию.

Семидесятые годы... Они были годами становления крупнейшего русского прогрессивного объединения художников — Товарищества передвижных художественных выставок. Стасов особенно подчеркивает роль Ге в организации Товарищества:

«Мясоедов и вслед за ним Ге, приехавший в то время назад в Россию, выговорил недостававшее слово, и все тотчас же встало и пошло, колеса завертелись, машина двинулась могучим взмахом вперед».

В 1871 году открылась Первая передвижная выставка. Трудно сегодня переоценить роль этого движения, в котором участвовали такие мастера русской живописи, как Репин, Суриков, Перов, Крамской, Ге, Саврасов, Левитан и многие другие.

Первая передвижная имела небывалый успех. Крамской писал:

«Перов и Ге, а особенно Ге, одни суть выставка».

И далее в другом письме: «Ге царит решительно».

Полотно Николая Ге на этой выставке — «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе», — ставшее ныне классикой. .

«Мастерская художника Ге на его хуторе Плиски». Выцветшее старое фото тона сепии.

Большая комната с верхним светом, с высокими окнами, выходящими в сад. Картины, картины, картины.

Огромный мольберт на переднем плане.

Холсты, холсты, повернутые к стене, приставленные к шкафам, к мольбертам.

Слепки антиков.

На полу валяются толстые веревки (видно, ими привязывал модели, когда писал «Распятие»).

Сосуды, драпировки.

В центре мастерской начатое полотно — знаменитая «Голгофа». .

Слева в глубине «Портрет Н. Петрункевич», настолько живо и сочно написанный, что кажется реальной женщиной, стоящей у растворенного окна.

Справа на мольберте виднеется «Совесть». .

На одном из подготовленных огромных подрамников приколот в углу «Автопортрет» — седой старик с всклокоченной бородой. .

Три шедевра.

Самого хозяина мастерской на фото нет. .

Возможно, он ушел в один из своих походов в простой русской рубахе, поношенном костюме, с котомкой за плечами.

Ге — человек удивительной судьбы. Вот уже прошло много лет, как он в расцвете сил и дарования бросил шумный Петербург, суету и пустословие и «сбежал» на этот хутор. Он знал, что его ждут трудности.

«Лучше в лишениях окончить, — писал Ге, — но не изменять своей веры и своих убеждений. Я чист и считаю себя счастливым человеком, а помирать все равно, что на золотом ложе или под воротами…»

Да, на первых порах было совсем нелегко, но художник не сдавался. Он вел хозяйство, сажал деревья, работал в поле и... даже клал печи. Вот запись, рассказывающая о тех днях: «Я делал печь бедной семье у себя в хуторе, и это время было для меня самое радостное в жизни. И кто это выдумал, что мужики и бабы, вообще простой люд, грубы и невежественны? Это не только ложь, но, я подозреваю, злостная ложь. Я не встречал такой деликатности и тонкости никогда нигде…»

Огромную роль в судьбе Ге сыграл Толстой, связь с которым крепла год от году и продолжалась до кончины живописца.

Замечательным свидетельством этой большой дружбы осталась переписка. Любовью, заботой о творчестве художника проникнуты письма Толстого.

Он боится, как бы фанатичный Ге, выполняя свой моральный подвиг, совсем не забросил бы живопись:

«Про вас ничего не знаю. И что-то мне все чудится, что вам было не совсем хорошо и что вы потому мало работали. Не дай бог. Ничто в нашем возрасте так не желательно, как то, чтобы вызревающие на нас плоды без бури и ненастья, а при тишине и солнце, падали мягко один за другим на землю. И вот я под вашим деревом стою, дожидаюсь…»

Ге отвечает Толстому:

«Не смущайтесь, что я на время оставил работу. Я опять принимаюсь, я не могу жизнь, свое сознание отделять от работы. Я столько пережил в это время, столько переродился, что от этой работы только выиграл, ежели бог это позволит, я действительно вас порадую работой художественной. Искренно только и можно работать, по-моему, но еще нужно жить тем, что хочешь сказать.

И это были не просто слова. Ге пережил на хуторе Плиски свое второе рождение как художник.

Несколько лет творческой немоты напрягли внутреннюю энергию мастера, и в восьмидесятых годах начинается последний, лучший период в его искусстве.

Он создает свои шедевры — «Что есть истина?», «Распятие», «Голгофа», чудесные портретные работы.

Подобный поздний взлет живописи доступен только немногим мастерам, способным сохранять в преклонные годы юношеское сердце, глаз ребенка и мудрость.

… Накаленные, словно сплавленные в жарком огне цвета горят на поздних полотнах Ге. Пламя янтарных, золотых, желтых красок соседствует с оранжевыми, пурпурными, рдяными колерами. .

Но это не значит, что художник избегает холодных тонов.

Пожалуй, мало у кого из живописцев мира так звучат бирюзовые, лазурные, синие цвета, как у Николая Ге.

В борении холодных и теплых цветов, в борьбе света и тени, в романтической взволнованности композиций весь художник Ге — мятущийся, ищущий.

Его полотна всегда поражают новизной, неожиданностью решения.

Нервная, эмоциональная манера письма заставляет зрителя пытаться активно осмыслить сложный язык его картины.

Ярок, не схож ни с кем колорит Ге.

Удивительно точно найдены состояния природы.