Их творчество внесло в сокровищницу мирового искусства свой неповторимый, свойственный нашей многонациональной культуре духовный гражданственный язык.
Станковая картина — это сложная, глубоко психологически построенная работа, исполненная на высочайшем уровне. Настоящую картину увидишь, запомнишь навсегда. Она воспитывает. Становится желанным, мудрым собеседником. Но это требует высшего мастерства.
В. Маковский. Свидание.
В. Серов. Мика Морозов.
«ЖИЗНЬ ЕСТЬ ТАЙНА»
Застыл малыш.
Чуть привстал на кресле.
Что-то увидел и замер.
Курчавый, вихрастый. Черноглазый. Поднял тонкие брови. Приоткрыл пухлые розовые губки. Что поразило мальчонку рано утром? Еще не прибранный, в белой ночной рубашке, готов он хоть сейчас вскочить и разобраться в происходящем.
Ручонки уцепились за поручни кресла.
Миг удивления.
Художнику Валентину Александровичу Серову удалось его подсмотреть и отразить. Живо, неподражаемо.
«Мика Морозов» — один из лучших детских портретов в мировом искусстве.
Всегда мучительно писал Валентин Серов.
Очень долго, буквально изводя свои модели постоянными переписками и доделками.
Невзирая на ранги.
Мастер, пожалуй, работал дольше всех над каждым портретом. Но зато достигал поразительных результатов. Иногда его картина — рассказ о человеке, новелла, порою повесть. Такова глубина его характеристик.
В отличие от многих портретистов-классиков, демонстрировавших в холстах филигранную, великолепную технику и показывавших навсегда достигнутый и пользующийся заслуженной славой прием, Серов, человек внешне сдержанный, а порою угрюмый и молчаливый, обладал безудержным темпераментом художника-экспериментатора и исследователя человеческих душ.
Представьте себе необъятную панораму портретов его современников. Вас окружат абсолютно не похожие друг на друга люди. Этому удивляться не надо, тут все естественно. Главное же в том, что полотна Серова индивидуальны.
Каждое из них написано в свойственной данной модели манере.
И композиции их полярно разные.
То это монументальные картины, где персонаж подан в рост, — таков героический портрет великой актрисы Ермоловой. Или вы знакомитесь с сидящим и резко повернувшимся, словно разговаривающим с кем-то Максимом Горьким.
То вдруг встречаетесь со светской красавицей.
«Портрет Г. Л. Гиршман».
Будуар.
Масса изящных аксессуаров окружает элегантную даму. Она, мило улыбаясь, открыто демонстрирует свою неотразимую прелесть. Не без кокетства.
Но светски сдержанно. Немного стесняет, мешает даже рассмотреть лицо модели огромное количество вещей, заполняющих холст. Это какое-то засилье предметов, загромоздивших ее бытие.
От бархатного банта в волосах, горностаевой горжетки, накинутой обдуманно небрежно на плечи, до роскошных перстней на тонких пальцах — все призвано чаровать. Туалет уставлен флаконами с духами, баночками с кремами, пудрой. На ширме брошено воздушное шифоновое черное платье…
Все переполнено.
Мир вещей.
Нельзя не заметить, что весь кажущийся хаос, микрокосм этого интерьера полон какой-то грации и вкуса.
Что, кстати, не всегда свойственно современным поклонникам «вещизма».
Но это к слову…
«Мика Морозов» — холст, уже описанный нами, антипод предыдущей картины, царству проверенной гармонии человека и вещей. В нем все в движении. В непосредственности — обаяние золотой поры детства.
Таков Серов.
Художник, искавший всю жизнь новое.
В начале творческого пути он создал два шедевра, заставивших почувствовать, что, кроме Репина и Крамского, возник новый блестящий портретист. Его «Девочка с персиками» и «Девушка, освещенная солнцем» — работы, составившие бы честь любому европейскому собранию. Полотна для своего времени новаторские. В них слились свет и цвет. Причем сохранен, а не растворен образ человека, что свойственно некоторым нынешним любителям пленэра.
В. Серов. Портрет Г. Л. Гиршман.
Павел Третьяков немедленно оценил новое явление в искусстве и приобрел «Девушку, освещенную солнцем», чем вызвал неистовый гнев консерваторов-«академистов». Репин, учитель Валентина Серова, был возмущен этими выпадами.
Но логика искусства — неумолимое движение, не во имя желания кого-то удивить, но во имя постижения и отражения красоты натуры.
Пятьдесят с лишним сеансов писал Серов Машеньку Симонович, «Девушку, освещенную солнцем».
Модель не выдержала… и сбежала. Но шедевр остался.
Сегодня это одна из жемчужин Третьяковки.
А что до ворчунов… Вот маленький штрих, который подчеркивает все могущество таланта Серова.
Николай Александрович Соколов — один из известных Кукрыниксов — рассказал мне занятный эпизод…
Шла Великая Отечественная война.
Художники жили в Москве.
Создавали «Окна ТАСС», рисовали острейшие карикатуры в газетах.
Иногда в свободные дни посещали специальные среды в Центральном Доме работников искусств, где давались концерты, шли просмотры фильмов…
И вот однажды Соколов увидел здесь очень знакомого человека, но никак не мог вспомнить его имя.
Пожилой мужчина с всклокоченной, вихрастой седой головой сидел в кресле, чуть привстав и слегка приоткрыв рот, внимательно слушая выступающего артиста.
Николай Александрович спросил в антракте у приятеля:
«Кто этот мужчина?»
Ему ответили, что это критик Михаил. Морозов.
Словно молния прорезала память Соколова: «Да ведь это постаревший серовский Мика Морозов».
Да, так гениально-прозорливо давным-давно уловил Валентин Серов типические, единственно характерные для модели черты. Такова магия большого искусства.
Есть портреты самых больших мастеров, в которых блистательно видна их неподражаемая техника — умение владеть безраздельно рисунком, чувство тона, то магическое свойство, которое помогает создавать полную иллюзию состояния вале-ров, все волшебство света. Любой крупный живописец обладает даром колористически сгармонировать свое творение. Все это, как, наконец, само раскрытие характера портретируемого и композиция полотна, — есть виртуозная демонстрация своего искусства.
Артистичного, великолепного…
Разве это мало?
Но бывают холсты даже у гениальных Веласкеса, Рубенса, Рембрандта, от которых у зрителя подавляющим остается ощущение озарения.
Повторяю, случается даже у самых великих мастеров состояние прозрения, когда вдруг, несмотря на абсолютно привычное, обыденное рабочее вдохновение, они внезапно обретают нечто ни до, ни потом неповторимое.
Так, совсем юный Серов написал изумительную «Девушку, освещенную солнцем». Потом, исполнив десятки, сотни портретов, никогда уже не достигал такой сокровенной свежести, цельности, ясности, чарующего ощущения красоты бытия.
Почти в самом конце жизни, смертельно больной, во время одного из приходов в Третьяковку он скажет у картины «Девушка, освещенная солнцем»:
«Будто с ума сошел… А после ничего подобного уже не смог сделать…»
А Саврасов с его «Грачами»? Таких примеров немало.
Где психологическая загадка подобных взлетов?
Это — тайна.
Но ясно одно: великое создание искусства, как и кристаллы в природе, образуется при необычных обстоятельствах. Необходимые компоненты — совпадение случайностей, надобных или неотвратимых условий.
«Портрет писателя Ф. М. Достоевского» — озарение. Если хотите — прозрение. Безусловно, взлет, высшее проявление таланта Перова. И, безусловно, это кристалл духа, во всей своей найденной и воплощенной структуре.
Цельный. Единственный по форме.
