Hélas, если у человека имеются пагубные пристрастия, его очень легко использовать в своих целях. В другой раз Люк договорился с одним иезуитом из Нового Орлеана, также имевшим некую нездоровую склонность, только не к выпивке, а к религии, к Вере с большой буквы, толкавшей в свое время отцов-инквизиторов на устройство грандиозных аутодафе. Все, что мне довелось услышать о нашем «отце Времени», как его окрестил Каликсто, заставляло меня думать, что по сравнению с ним Асмодей показался бы невинным херувимом. И хотя отец Время призывал ненавидеть грех, а не грешника, забрать у этого святоши «совращенного дьяволом мертвеца» казалось своего рода спасательной операцией: нередко мы получали от него тела настолько истерзанные, что они почти не годились для дальнейшего использования. Тем не менее мы почитали своим долгом вызволять их, потому что иезуит имел обыкновение не погребать грешников, пусть даже выше уровня земли, как принято в Новом Орлеане (признаюсь, этот странный обычай так и не дал мне возможности приехать туда в моей земной жизни), а сваливать их, пересыпав известью и залив дегтем, в ямы на берегу Миссисипи, неподалеку от поля давней битвы при Шальмете. [257]Там их кости смешивались с костями английских солдат, бесславно павших в битве с американцами под предводительством Джексона. Да, этот человек был сущим демоном — конечно, иезуит, а не Джексон. Впрочем, я готова обсудить демонические черты последнего, если найдется время и девица с более гибкими пальцами.
Bref, находить подходящие тела не составляло большого труда. А когда их вторая жизнь кончалась — или лучше сказать, когда их настигала вторая смерть? — и срок годности истекал, о чем мы могли судить по их виду и запаху, поздно вечером потихоньку открывалась задняя дверь, и мертвецов тайком перевозили на «Гекату». Это можно было легко устроить, поскольку телеги круглосуточно сновали между складом и нашим домом. А потом покойники отправлялись на дно моря с соблюдением всех церемоний, какими сопровождается погребение на водах. При этом читались молитвы — отчасти языческие, отчасти из арсенала католической церкви. К тому моменту я успевала покинуть труп и взмыть ввысь, хотя мне очень хотелось подольше остаться в теле и почувствовать на себе действие ритуальных обрядов.
То, что оставалось от серебристой души, медленно сочилось из запеленатых в саван тел, когда они погружались в волны, по спирали поднималось к поверхности, там вскипало пузырьками и пеной, а затем рассеивалось, превращаясь в фиалковый запах, возносящийся ввысь, в страну вечного лета.
Поймите: я вселялась в эти тела не ради моей троицы. Они любили меня живой, знали во всей полноте, и их любовь пережила бы мою смерть. Им не требовался труп, куда я могла бы вселиться, ибо я жила в их сердцах.
Я вернулась с того берега ради Грании, а также ради моего собственного блага, ибо сердце не может обойтись без любви, недавно родившейся в нем, еще совсем юной. Ведь я провела с Гранией всего шесть месяцев до того, как сгорела и наконец поняла, что именно сделал со мной Бру.
Мы не могли никому рассказать о надвигавшемся урагане, потому что неизбежно возникал вопрос: а как мы о нем узнали? Так же неправильно было бы защитить Логово и пакгауз, а затем поскорее отплыть прочь: Грания не могла сказать точно, с какой стороны налетит ураган, и мы бы могли встретить его в море.
Поэтому мы решили остаться и сделать все, что в наших силах, чтобы отвести от себя подозрения. Я постоянно призывала мою троицу вести себя осторожнее, поскольку их юные сердца воспринимали рассказы о том, как ведьм жгли на кострах, в качестве преданий далекой древности. Для меня же они, увы, были вполне реальны. Поэтому именно я подала идею выходить в море просто так, для виду, чтобы намеренно не преуспеть в деле спасения чужих грузов. Я уверяла, что мы должны побеспокоиться о нашей безопасности и соблюдать меры предосторожности, хотя мои подопечные воспринимали такие уловки как вопиющую расточительность. Кроме того, я настаивала на том, что нашим кораблям нужно дать менее «говорящие» названия, поскольку неразумно использовать имена царицы подземного мира, повелительницы ночи и представительницы мира теней. Впрочем, эту битву, как и многие другие, я проиграла. Однако ураган приближался, я вновь призвала всех соблюдать особую осторожность, хоть и понимала, что в словах Лео и Грании было много правды.
— Нас, обитателей мира теней, — говорили они мне, — лучше всего защищают убеждения жителей светлого мира. Ведь большинство из них уже не верит в наше существование, а раз так, то нас как бы нет.
— И тем не менее, — отвечала им я, — они вскоре увидят такое, что от их рассудочности не останется и следа, так что лучше не искушать их и не вызывать лишних подозрений, заколачивая досками окна нашего дома, пока столбик барометра не начнет падать. Сейчас, когда ветра почти нет, а небо чистое, делать этого не следует.
Мои слова возымели действие, и осторожность восторжествовала. Однако до того, как погода испортилась, мы успели переоборудовать пакгауз. Избавились от хлопка, сбыв его в Сент-Марке по цене значительно ниже рыночной. Множество ящиков, бочек, бочонков и бутылей со спиртными напитками также были проданы. Пришлось пожертвовать большим количеством мебели, поскольку пространство на верхнем этаже пакгауза — что-то вроде чердака — было ограничено, а мы уже заполнили его ценными товарами, которые могли пострадать при подъеме уровня воды и затоплении нижних помещений склада. Там скопились бочки с солью, которые мы обещали отправить на север Корбейлю в качестве платы за лед, копченые съестные припасы, большое золоченое зеркало, которое Лео хотела уберечь от стихии, и еще много разных вещей. Я не помню, откуда в пакгаузе взялась сера. Может, она входила в состав каких-нибудь резиновых изделий? Или оказалась среди снадобий Асмодея, оставшихся после его смерти? Вне всяких сомнений, она там была, а вместе с ней соль, о чем я уже упоминала, и ртуть, применявшаяся при изготовлении зеркал. Если бы не это…
Hélas, я должна спешить, но это очень трудно, в особенности сейчас, когда моя повесть приближается к финалу.
Мы, ведьмы, понимали, что все попытки уберечь Логово обречены на неудачу. Ни Лео, ни Грания не могли при помощи Ремесла предвидеть размах предстоящего бедствия. При этом обе они понимали, что потеряют очень много. И при первых признаках урагана мы, как и остальные жители острова, принялись заколачивать окна досками и принимать меры безопасности.
Я, например, уложила все «Книги теней» в ящики и корзины. Мэрион мы поместили в Покой заката, где запасли много свежего льда.
Каликсто и Люк занимались шхуной «Сорор Мистика», пытаясь завершить ремонт, в котором она нуждалась после плавания в Нью-Йорк. Они приготовили много запасных якорей и новые цепи для них.
Вскоре все было сделано, и нам осталось лишь одно: ждать.
Когда было уже слишком поздно, чтобы куда-то плыть, Грания выяснила, что ураган придет с юго-запада. Теперь и Лео могла определить его местоположение с помощью своих приемов, позволявших ей узнавать места кораблекрушений. Мы проложили путь урагана на полу комнаты, где прежде определяли маршрут нашей шхуны, отправлявшейся за добычей.
Сначала шторм должен был обрушиться на Гавану. «Со страшной силой», — уточнила моя подруга. После этого ему предстояло сместиться к Мексиканскому заливу, побушевать там какое-то время, взбивая пену и поливая ее сверху проливным дождем, а затем вернуться в акваторию, отделяющую Кубу от Флориды.
— Я вижу, как три дня небо будет затянуто тучами, — добавила Грания.
При помощи хаомантии — название происходит от греческого слова «хаос», но означает «атмосферные явления», поскольку это гадание имеет дело с направлением ветра, штормами, пыльными бурями и тому подобным, — моя дочь увидела, как улицы нашего городка превратились в бурные реки.
Результат гадания ужасно огорчил Лео, и она проспала несколько дней кряду. После путешествия на север бедняжку и без того преследовали кошмарные видения — ей чудилось, что она тонет в пучине. Однако больше всего пугала ее возможность выжить, то есть в полном сознании опуститься на дно моря или плавать с акулами в ожидании того единственного, что может прервать земное существование ведьмы (конечно, помимо искусственного обескровливания при помощи клинка или пули), то есть алой смерти. Этого она боялась более всего, и потому мы очень удивились, когда она объявила, что собирается пережидать ураган не в Логове вместе с нами, ведьмами, а на «Сорор Мистика», рядом с Каликсто и Люком.
