Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Белл уставился на Ван Дорна ледяным взглядом.

— Вы предлагаете мне отказаться от расследования?

Ван Дорн бросил на него сердитый взгляд.

— Ничего подобного я не предлагаю. Только указываю на факты. Ты прекрасно знаешь, что в агентстве это дело номер один. Мы не успокоимся, пока Кромвель не окажется за решеткой.

Белл осторожно дотронулся до головы сбоку, словно хотел проверить, на месте ли еще рана.

— Как только мне удастся связать все концы здесь, в Денвере, я немедленно возвращаюсь в Сан-Франциско.

— Могу организовать команду агентов в помощь тебе. Стоит лишь попросить.

Белл отрицательно покачал головой.

— Нет. Пока у меня есть Кертис, моя правая рука, и поддержка Бронсона и агентов из его офиса, у меня достаточно помощников. Лучше нам продолжать работать под прикрытием без целой армии агентов, с которыми возможны осложнения.

— А что скажешь о полковнике Дензлере и департаменте уголовных расследований в Вашингтоне? Может ли правительство оказать помощь в этом деле?

— Да, но только в подходящий момент. Кромвель пользует огромным влиянием среди политической элиты Сан-Франциско. Он ведущий филантроп в городе. Если мы получим достаточно доказательств, чтобы предъявить ему обвинение, его друзья будут сражаться с нами за каждую пядь. В этот момент нам потребуется от федерального правительства вся помощь, которую оно сможет предоставить.

— Каков же твой план?

— Пока я еще не определился с планом. Кромвель жирует, счастлив, глух и нем, не ведая, что мы всё ближе к нему с каждым днем.

— Но сейчас ты не подошел к нему ближе, чем три недели назад.

— Да, но сейчас у меня есть преимущество.

Ван Дорн поднял брови и скептически пробормотал:

— Что еще за преимущество?

— Кромвель не знает, что я жив.

— Когда он увидит тебя воскресшим, это будет ударом для него.

Белл едва улыбнулся:

— На это я и рассчитываю.

Глава 28

Рана Кромвеля от пули Белла была нетяжелой. До возвращения домой рану лечил терапевт, а потом, уже в Сан-Франциско, сквозную рану в боку дезинфицировали антисептиком, зашили и перевязали. Врач, старый друг, не задавал вопросов, но Кромвель тем не менее соврал ему, сказав, что, когда он чистил ружье, оно случайно выстрелило. Так как жена врача получала щедрые пожертвования от Кромвеля для осуществления своего любимого проекта — создания балетной труппы Сан-Франциско, доктор ничего не сообщил полиции и поклялся, что об инциденте никогда и нигде не упомянет.

Кромвель вернулся в свой офис в банке и приступил к рутине управления своей финансовой империей. Первым делом на сегодняшний день было составление речи в честь открытия пансиона для стариков, построенного на его деньги. Скромность не относилась к числу достоинств Кромвеля, и он назвал больницу своим именем. Он вызвал Марион Морган и велел ей написать на основании его заметок речь.

Она села в кресло перед его письменным столом и внимательно посмотрела на хозяина.

— Если разрешите, мистер Кромвель, то я хотела бы спросить, как вы себя чувствуете? Вы немного бледны.

Он заставил себя улыбнуться, инстинктивно слегка коснулся своего бока.

— Ночью простудился на рыбалке. Уже почти всё прошло.

Он передал ей свои заметки, развернулся вместе с кожаным креслом и уставился в окно.

— Отредактируй мою речь для пансиона, и прошу тебя, пожалуйста, не стесняйся и вноси изменения, которые сочтешь уместными.

— Да, сэр.

Марион встала, собираясь выйти из офиса Кромвеля, но в дверях нерешительно остановилась.

— Прошу прощения, по вам что-нибудь известно о детективе из агентства Ван Дорна?

Кромвель резко развернулся от окна и с любопытством уставился на нее.

— Исаак Белл?

— По-моему, так его зовут.

Кромвель не смог сдержать ухмылки, когда произносил:

— Он умер. Я слышал, что его застрелили во время ограбления банка в Колорадо.

Сердце у Марион словно зажали между двумя глыбами льда. Она не могла поверить словам Кромвеля. Губы ее задрожали, она отвернулась, чтобы он не видел ужаса, написанного на ее лице. Едва владея собой, она, не произнеся ни слова, вышла из офиса и закрыла дверь.

Марион села за свой стол, будто в трансе. Она не могла понять ощущения скорби по человеку, которого едва знала, с которым они всего один раз обедали вместе. Но в памяти возник его портрет, словно он стоял прямо перед ней. Тоненькая недолговечная ниточка, связавшая их, была грубо оборвана. Она не могла объяснить ощущения горя, да и не пыталась. Просто возникло такое чувство, словно она потеряла дорогого друга.

Дрожащими руками Марион вставила лист бумаги в пишущую машинку и приступила к составлению речи на основе полученных заметок.

В пять часов дня Кромвель стоял на ступенях нового четырехэтажного здания из красного кирпича на пересечении улиц Гири и Филлмор, слушая длинную и витиеватую речь мэра города Юджина Шмица, близкого друга Кромвеля, пользовавшегося крупными пожертвованиями, которые тайно переводились на его личный счет в банке Кромвеля. На открытие пансиона собралась пятитысячная толпа, в которой были представители пожарного и полицейского департаментов города, политические боссы и более пятидесяти престарелых пациентов, которые неподвижно сидели в своих креслах-каталках.

Выступление Кромвеля было кратким и не выходило за рамки темы. Он скромно назвал себя «смиренным божьим посланцем», который решил оказывать помощь тем, кто не может помочь себе сам. После окончания его выступления раздались вежливые и сдержанные аплодисменты, соответствующие официальной* церемонии. На парадном входе перерезали ленточку, и все стали тепло поздравлять Кромвеля. Он пожал каждую руку, протянутую ему. Затем началось настоящее шоу, когда он обнимал всех пациентов, входивших в здание. Мэр Шмиц передал ему бронзовую табличку, на которой был начертан перечень его филантропических деяний, и объявил, что, начиная с этого дня и впредь, двенадцатое апреля будет называться Днем Якова Кромвеля.

Пройдя через толпу поклонников, Кромвель добрался до парковки, где его ждал «мерседес-симплекс». Нарядная Маргарет, в зеленом шерстяном платье с капюшоном, была уже за рулем.

— Хорошо сделано, брат. Еще одно доброе деяние под знаменем Кромвеля.

— Никогда не повредит иметь друзей, занимающих высокие посты, а также пользоваться обожанием черни, от которой дурно пахнет.

— Разве мы не гуманитарная помощь? — саркастически спросила она.

— А как дела с твоими благотворительными проектами, о которых в газетах уже опубликованы статьи на страницах, посвященных общественным организациям? — парировал он.

— Развиваются понемногу.

Кромвель подошел к передней части машины и завел двигатель. Маргарет включила зажигание. Машина закашляла и взревела. Кромвель забрался на сиденье, Маргарет установила передачу, и «мерседес» выскочил на улицу между канатной машиной и грузовиком с пивом.

Кромвель уже привык к безумной манере вождения своей сестры и расслабился, сидя на своем сиденье, но был готов вскочить в любой момент.

— Поехали к Тихоокеанским Высотам, остановись перед парком Лафайет.

— Есть особые причины?

— Сможем погулять по дорожкам и поговорить.

Больше она не задала ни одного вопроса. «Мерседес-симплекс» легко поднялся на холм. Затем Маргарет повернула с улицы Филлмор, поехала по Сакраменто до самого парка и остановилась в начале дорожки, идущей между деревьев. Через пять минут они уже подошли к самой высокой точке парка, откуда открывался прекрасный вид на город.

— О чем ты хотел поговорить? — спросила Маргарет.

— Решил предпринять еще одно ограбление.

Она замерла на ходу и огорченно посмотрела на него.

— Наверное, ты шутишь.

— Напротив, совершенно серьезен.

— Но зачем? — изумилась она. — Что ты хочешь выиграть? Тебя чуть не схватили в Теллуриде. Зачем бессмысленно испытывать судьбу?

45
{"b":"143528","o":1}