Толстый с надеждой посмотрел на Бертрана. Тот помедлил, затем кивнул:
— Отдай ему, Амори.
Гарин взял сумку, заглянул внутрь, вытащил два куска искрящегося шелка. Три оставил в сумке.
— Вот. — Он протянул куски Бертрану. — Это вам.
Бертран взял шелк, передал Амори.
— Что теперь?
— Теперь, — спокойно проговорил Гарин, забрасывая сумку на плечо, — я добился ее доверия, и мы будем двигаться дальше.
Цитадель, Каир 21 августа 1276 года от Р.Х.
Калавун подавил зевок. В тронном зале было душно. Эмиры уже несколько часов сосредоточенно корпели над картами Анатолии.
— Вот здесь у них слабое место. — Бейбарс показал Ишандьяру участок на карте севернее Алеппо. — Мы оставим тяжелое снаряжение в городе и зайдем на земли ильхана. Закрепимся там, а снаряжение подтянут пешие полки. Главное — следить, чтобы нас не отрезали.
Ишандьяр согласно кивнул. Жест повторили и несколько советников.
Калавун поднес к губам кубок ароматного освежающего напитка. После жестокой казни Махмуда обстановка при дворе султана сильно изменилась. Все противники похода на монголов притихли. Подготовка к войне шла теперь полным ходом.
Ставя кубок на стол, Калавун случайно увидел, как у стены за троном что-то мелькнуло. Он присмотрелся. В белоснежной стене зияла трещина, слегка расширяющаяся внизу. В ней снова что-то мелькнуло. Калавун напряг зрение и почувствовал на себе взгляд Хадира.
После разоблачения заговора Хадир потерял доверие Бейбарса. Теперь прорицателю приходилось подглядывать в щели и подслушивать, мечтая о возвращении времен, когда он мог дурачить султана своими пророчествами.
Калавун тем временем напряженно искал шиита, о котором его предупредил Уильям Кемпбелл. Ему казалось, что этим человеком вполне может быть Хадир. Бывший ассасин, шиит-исмаэлит, люто ненавидевший христиан. Подробности его прошлого не знал никто, даже Бейбарс. Калавуну удалось узнать только то, что изгнанный ассасинами Хадир какое-то время жил отшельником в пещере на Синае. Поиски надо продолжать.
И конечно, Калавуну не терпелось отомстить за Айшу.
Смерть дочери оставила в его душе незаживающую рану. Как и следовало ожидать, расследование ее гибели ничего не дало, и вскоре об этом забыли. Низам уговаривала повелителя найти сыну другую жену. Но султан не торопился, за что Калавун был ему очень благодарен. Бейбарс сказал, что будет думать об этом после похода на Анатолию, когда закончится траур.
В дверях зала появился стражник:
— Мой повелитель султан. К тебе прибыл посланец от ассасинов.
Бейбарс хмуро помолчал, затем бросил:
— Веди его сюда.
Стражник исчез и вскоре вернулся с человеком в пыльном плаще.
Человек отвесил поклон султану, затем приблизился и протянул свиток:
— Мой повелитель султан. Это послание от ассасинов.
— Почему ты не передал его моему советнику? — сурово спросил Бейбарс.
— Меня послали ассасины из крепости Кадамус, которые тебе не покорились, — ответил посланец.
Бейбарс кивнул:
— Прочти, что там сказано.
Посланец сломал восковую печать на свитке.
— О, султан Египта Бейбарс, наш погубитель. Ты послал атабека Назира дознаваться среди нас, но мы его захватили и убили его людей. Хочешь получить его живым, заплати десять тысяч византинов. Половину дай человеку, который доставит послание, половину в обмен на атабека.
— Десять тысяч! — прохрипел пожилой эмир Юсуф. — Мой повелитель, неужели ты заплатишь такие деньги? Что делал у них этот атабек?
— Назир был там по моему повелению, — ответил Бейбарс.
Он встретился взглядом с Калавуном. Затем повернулся к посланцу:
— Я согласен.
Никто из находящихся в тронном зале не слышал напряженного дыхания человека, наблюдавшего через трещину в стене.
Часть вторая
24
Королевский дворец, Акра 17 февраля 1277 года от Р.Х.
Смяв пропитанные потом простыни, Гарин перевернулся на бок. В покоях было сумрачно. Плотно задернутые шторы пропускали мало света. В жаровне потихоньку тлел древесный уголь. Гарин сжигал амбру и алоэ, но заглушить их ароматами сладковатый запах канноба не удавалось.
Ему снилось, что он сидит с матерью на лужайке у их старого дома в Рочестере. На дворе лето. У живой изгороди стрекочут кузнечики. И почему-то стоит жуткая жара, какой никогда в этих местах не было. На коленях у Сесилии раскрыта книга в пергаментном переплете. Ее гладкие и прямые белокурые волосы с проседью рассыпаны по спине и худым плечам. Она шевелит губами, но звуков не слышно. Взгляд Гарина прикован к белой шее матери, по которой медленно стекает прозрачная капелька пота. Она исчезла под воротником кремового платья, скользнула между грудей. Гарин застонал во сне и сжал концы простыни.
Солнечный свет начал бледнеть, возникли тени. Гарин повернулся посмотреть на облака и не заметил, как исчезла живая изгородь и открылся вид до самого горизонта. Неожиданно блеснула молния, в воздухе запахло грозой. Он окликнул мать, но она тоже исчезла. На ее месте стояла Элвин, смотрела на него зелеными глазами. А вокруг стала сгущаться тьма.
Гарина разбудил первый раскат грома. Морщась от неприятного вкуса во рту, он медленно приподнял пульсирующую голову. В дверь колотили. С трудом сбросив ноги с постели, он прошлепал по холодным плиткам к двери. В проходе стояли двое. Дворцовый стражник и человек в желтоватом плаще в синюю полоску. Увидев его, Гарин моментально очнулся от наркотического похмелья. Это был личный гонец короля Эдуарда со свитком в руке.
— Де Лион, этот человек пришел к воротам и спросил тебя. — Стражник хмуро посмотрел на гонца. — Сказал, что имеет срочное послание из Англии для передачи прямо в твои руки.
Гонец молча вручил свиток и в сопровождении стражника удалился. Гарин откинулся спиной на прохладную дверь, закрыл глаза, затем открыл и дрожащими руками сорвал восковую печать. Минуя короткое приветствие, нетерпеливо прочел первую строку:
«Твое письмо доставили в Тауэр в октябре. Увидев его, я преисполнился приятным ожиданием, но оно было напрасным. Я крайне разочарован».
Гарин прошел к столу, взял чашу с вином — там оставалась половина, — залпом осушил и вернулся к чтению.
«Я послал тебя в Акру с простыми и ясными наставлениями. И что же? В своем письме ты сообщаешь как о большом достижении, что добился позволения короля Гуго разместить мое войско на Кипре для будущего Крестового похода. Я полагаю, этим ты пытался отвлечь мое внимание от своей нерадивости. При том, что цель миссии ты прекрасно понимаешь. Добыть для меня деньги. Ты пишешь, что получил лишь половину от обещанной королем суммы, а остальное я увижу лишь если упрошу папу отменить продажу прав на Иерусалимскую корону. Значит, ты негодно убеждал короля Гуго. Ему нужна моя помощь. Прояви ты больше упорства, и он бы согласился на все. А что наши друзья в Темпле? Надеюсь, здесь ты меня не разгневаешь.
Как получишь это письмо, немедля сообщи королю Гуго, что я отправил к папе доверенного посланца, а затем все внимание обрати на Эврара и его заблудших приверженцев. Если они отвергнут мои требования, напомни, что ересь есть преступление, наказуемое смертью, и что их богохульные тайны могут стать известными папе. А я на их суде и казни буду сидеть в первом ряду. Время нежностей прошло. Я не позволю, чтобы моим планам мешали глупцы и фантазеры.
Как только получишь деньги, так сразу возвращайся ко мне. После чего будешь вознагражден за преданную службу, как всегда бывало. В ином случае будешь наказан за леность».
Гарин прошел к кровати, сглатывая противную горькую слюну. Бросил на влажную простыню свиток и лег рядом, лицом вниз, закрыл глаза. Появление королевского гонца вначале вызвало у него привычный страх, сменившийся яростью. Теперь он чувствовал себя совершенно беспомощным. В ушах звучал надменный холодный голос Эдуарда, всегда заставляющий его ощущать себя глупым и никчемным.
