— Перед тем как я отсек ему голову, — произнес Калавун срывающимся голосом, пристально глядя на Назира, — венецианец сказал, что ты меня предал. Но ведь это ложь. Поганая ложь. Да?

— Нет, это правда, — произнес Назир, с трудом разлепив губы.

Калавун покачал головой.

— Но ты не мог стать предателем, Назир. Не мог. — Он рассмеялся. — Я тебя знаю. Аллах свидетель, я тебя знаю!

— Не знаешь, — неистово вскрикнул Назир. — Как я мог стать суннитом, если они убили всех моих родных? — Звон мечей на улицах за площадью сделался громче, и атабек повысил голос: — Я мечтал вырваться из рабства, соединиться с братом. Жить той жизнью, какую я сам себе выберу. Венецианец посулил исполнить мою мечту, и я ему поверил.

— А я дал сыну твое имя, — пробормотал Калавун, опуская саблю. — Приблизил тебя к себе!

— Но твои люди убили моего брата, Кайсана! — прохрипел Назир, сжав кулаки. — Последнего из моей родни.

— А я? Кем был для тебя я? — рявкнул Калавун. Он бросил саблю и схватил Назира за плечи. — Я, считавший тебя братом и сыном!

Назир безвольно повис в его руках.

На площадь выехала группа всадников. Тамплиеры. Один выхватил из колчана на спине стрелу, натянул лук. Уилл крикнул, но стрела уже полетела.

Она вонзилась Назиру в место на шее, не защищенное доспехами. Изо рта сирийца хлынула кровь. Он дернулся и посмотрел расширенными глазами на Калавуна, будто пытался что-то сказать.

Мамлюки вступили в схватку с тамплиерами. Пригнувшись под потоком стрел, Уилл подбежал к Калавуну, схватил его за руку, заставив отпустить мертвого Назира. Они нырнули в переулок.

К этому времени почти все городские ворота пали. Мамлюки оттеснили защитников Триполи к морю. Бойню уже нельзя было остановить. Озверевшие захватчики сажали на меч каждого, кого встречали на улице. Не спаслись и горожане, сбежавшие на остров Святого Фомы. Мамлюки переплыли туда на конях и всех перебили. Принцесса Люсия со своим двором успела покинуть на корабле гавань, оставив своих подданных на погибель.

Уиллу удалось найти коней, и они с Калавуном выехали из города. Подъезжая к лагерю, султан натянул поводья и оглянулся.

— Все кончено.

— Пусть твои люди разграбят город, мой султан, — сказал Уилл. — Но не бери в неволю женщин и детей. Отпусти их в Акру. И опять предложи мир франкам. Они примут. У них нет войска, чтобы идти на тебя. Эврар де Труа однажды сказал мне: иногда мир приходится покупать кровью. Так, может, пролитой сегодня крови для этого достаточно?

Калавун устало кивнул. Его взгляд снова обратился на город, откуда поднимался черный дым. Он закрыл глаза.

Ломбардия, Северная Италия 29 мая 1289 года от Р.Х.

На поле вблизи деревни собралась большая толпа. И люди еще подходили. Прибыл легат из Рима с посланием от папы. Отцы сажали детей на плечи, чтобы те могли лучше рассмотреть легата, который вещал громким рокочущим голосом, стоя на специально возведенном помосте.

Легат был речистый, и люди его слушали. Он не говорил о Божьем промысле, христианском долге или отпущении грехов. За год поездок по странам Запада по наказу папы Николая он наловчился говорить то, что толпа крестьян хотела слышать. Они ведь с Богом встречались только на праздники и во время мессы, а со своими невзгодами каждый день. Людям не были интересны Святая земля, Иерусалим, Акра. Сами по себе эти Божьи места для них мало что значили. Люди хотели знать, какую пользу новый Крестовый поход принесет им.

И легат рассказывал бедным крестьянам Ломбардии и Тосканы о привольной жизни на Востоке. Там можно легко и найти участок земли, которая родит круглый год, и пристроиться к какому-нибудь хорошему ремеслу. А многим удается просто разбогатеть. Заморские земли красивые и процветающие.

Легат говорил искренне и страстно, понятным крестьянам языком. И они начинали верить, что на Заморских землях текут молочные реки с медовыми берегами. И чтобы туда попасть, нужен всего лишь пустяк — вступить в войско для Крестового похода. Сражаться придется недолго, обещал легат. Им в помощь будут доблестные рыцари из Акры, которые сломят сопротивление сарацинов. А потом все они станут свободными гражданами Заморских земель.

Вот оно, заветное слово, которое приберег под конец речи легат, прежде чем сойти со своими советниками с помоста. Свобода. Крестьяне и не ведали, что когда-нибудь ее обретут. Свободными могли быть только богатые — бюргеры и церковники, короли и принцы. Мысль о том, что где-то там в безвестных Заморских землях есть свобода и для них, глубоко западала в душу крестьян. Выслушав легата, они собирались толпами и взволнованно обсуждали. Некоторые не вняли призывам легата и повели детей домой, но многие оставались.

Легат промокнул лоб тканью, которую подал ему слуга. Посмотрел на возбужденную толпу:

— Не представляю, как его святейшество надеется отвоевать у сарацинов Иерусалим войском из нищих крестьян.

— Не знаю, брат, — отозвался советник. — Но ты их премного воодушевил.

Венецианский квартал, Акра 20 августа 1290 года от Р.Х.

Уилл шагал по базару и улыбался. Замечательно быть не сэром Уильямом, не коммандором Кемпбеллом, а просто отцом и держать дочь за теплую руку. Конечно, следовало соблюдать осторожность и на всякий случай скрывать лицо под куфией. Но все равно приятно.

— Пошли посмотрим, что там, отец?

Роуз потащила его к лотку со сладостями.

— Купить тебе что-нибудь? — спросил Уилл.

Роуз притворно безразлично пожала плечами:

— Я просто подумала, вдруг тебе тоже захочется попробовать.

Он усмехнулся и полез в кошель за монетой. Лоточник, увидев Роуз, просиял и залопотал на венецианском диалекте. Пока они разговаривали, Уилл оглядел оживленный базар. Давно уже Венецианский квартал не был таким многолюдным. А такого изобилия товаров на базарах не помнили даже старожилы.

С начала августа торговые караваны из Сирии и Палестины все заходили и заходили в ворота Акры. Урожай в Галилее выдался одним из самых лучших за последние годы, и после восстановления мира с султаном Калавуном торговля процветала. Получив весть о разграблении Триполи, жители Акры в ужасе ждали прихода мамлюков, но оттуда прибывали лишь несчастные беженцы, и горожане успокоились. Спустя несколько месяцев явилось посольство из Каира с предложением мира, который власти Акры с готовностью приняли.

Население города стремительно росло. Беженцы из Триполи осели в Акре, с караванами прибывали во владения крестоносцев купцы. Христиане, арабы, тюрки и греки везли красители из Ирака, мечи из Дамаска, железо из Бейрута и стекло из Египта. Прилавки в Венецианском, Германском и Пизанском кварталах ломились от красителей, слоновой кости, марены и оливкового масла. В загонах блеяли козы и овцы. В довершение неделю назад из Италии приплыли двадцать пять галер с сотнями крестьян из Ломбардии и Тосканы, откликнувшимися на призывы легата. Теперь портовые постоялые дворы и таверны были переполнены иод завязку. Власти Акры возмутились. Они не знали, куда девать этих ополченцев, многие из которых, казалось, вообще были ни на что не годны. Но по августовской жаре все как-то устроились. Кто на крыше дома, кто в саду.

— Отец, заплати, — попросила Роуз.

Уилл улыбнулся и достал из кошеля золотой дукат, новую монету, которую только начали чеканить в Венеции. Услышав справа шум, он повернулся. На боковой улице четверо выволокли из таверны человека, похожего на бродягу. Он отчаянно сопротивлялся, но они повалили его на землю и начали бить ногами.

Слушать сдавленные крики бродяги не было сил. Уилл протянул Роуз дукат:

— Заплати и подожди здесь.

Он поспешил к таверне и оттолкнул дебошира, изготовившегося пнуть бродягу по голове. Дебоширу это не понравилось. Он прорычал что-то на итальянском и вскинул кулаки. Трое его приятелей прекратили бить бродягу и уставились на Уилла. От них сильно разило вином.