Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«Мне надо было найти работу преподавателя. Чтобы быть рядом с Трейси. Давно надо было это сделать. Если бы я был рядом, когда ей было двенадцать, тринадцать, то, возможно, оказался бы рядом с ней и… когда умерла Джой».

Работая, Рэнд размышлял о том, что гробница — подходящая метафора для его жизни и отношений с людьми. Закончив описание, он вылез наружу. Шарон стояла у патрульной машины, привалившись к ней спиной и скрестив руки.

— Думаю, завтра я начну расчищать предметы в пещере, — доложил Рэнд.

Она кивнула.

— Если не случится ничего непредвиденного, все будет закончено меньше чем за неделю.

— Раньше, — сказала она.

Рэнд покачал головой.

— Не думаю, что это возможно. Дело ведь непростое. Все находки нужно извлекать с особой осторожностью. Кроме того, мне потребуется чья-то помощь, чтобы поднять наверх крупные предметы.

— Какая именно помощь?

— Самая элементарная — брать и нести.

— Я бы вам помогла, но мне нельзя оставлять пост.

Она кивнула в сторону дороги.

Рэнд вытащил мобильный телефон и набрал номер Игаля Хавнера.

— Шалом, — сказал он, услышав его голос. — Мне приходится просить тебя об одолжении.

И тут старший сержант Шарон встала прямо перед ним, жестом показывая, чтобы он прервал разговор.

— У нас неприятности.

10

Тель-Авив

Трейси сошла с трапа самолета в международном аэропорту Бен-Гурион в окрестностях Тель-Авива и окунулась в шумную толпу. Вокруг обнимались, что-то кричали. Ее внимание привлекла группа женщин — их лица закрывала вуаль, а говорили они на незнакомом языке, высокими, будто птичьими голосами. Трейси с удивлением обнаружила, что терминалы аэропорта выглядят куда современнее, чем дома, в Чикаго. Надписи на указателях были на нескольких языках — еврейском, арабском, английском и, по-видимому, французском.

В самолете Трейси стало дурно, но не от высоты. С того самого момента, как лайнер оторвался от взлетной полосы международного аэропорта О'Хара в Чикаго, она сжималась от страха. В голову приходили разные мысли, и Трейси уже начала сомневаться, не была ли это плохая идея с самого начала. Она никого не знает в Израиле, кроме отца. А он не знает, что Трейси отправилась к нему. Она не умеет ни говорить, ни читать на иврите. Что, если она потеряется? Или у нее украдут деньги? Как тогда быть?

«Все, ты уже здесь», — строго сказала Трейси самой себе.

Разглядывая указатели, она прошла к терминалу выдачи багажа и таможне.

«Ты сделала это. Ты уже здесь, цела и невредима».

Настроение стало подниматься, и Трейси ловко, но вежливо лавировала между более медлительными пассажирами, чем она.

«Ты сделала это! Ты в Израиле, а это очень далеко от колледжа „Ротан“».

Правда, Трейси до сих пор было не по себе.

«Тебе просто нужно подышать свежим воздухом».

Но перед багажным терминалом сердце у Трейси дрогнуло. Сотни людей столпились у транспортеров, еще больше народу стояло в длинных извивающихся очередях к пунктам паспортного и таможенного контроля. Со свежим воздухом придется подождать.

11

18 год от P. X.

Кесария Палестинская [7]

Путешествие было долгое и изнурительное, стояла жара. Вновь назначенный первосвященник в сопровождении двадцати всадников и нескольких чиновников выехал из Иерусалима два дня назад. Миновав Бет-Хорон и двигаясь по главному тракту, который шел с востока на запад, к морю, они преодолевали по двадцать миль в день. [8]Первый раз переночевали в Лидде, второй — в Аполлонии, двигаясь к столице римской колонии на восточном побережье Средиземного моря.

Город стоял на месте Стратоновой Башни, построенной для сидонского царя. [9]Восемьдесят один год назад эти земли были завоеваны римским военачальником Помпеем, но не вошли в состав Иудеи. Сорок восемь лет назад император Август подарил их Ироду Великому, который и построил здесь город, назвав его Кесарией в честь Цезаря. Это строительство стало одним из великих деяний Ирода Великого. Работы в иерусалимском Храме продолжались и после его смерти, но Кесария Палестинская сразу заблистала, словно бриллиант среди прочих драгоценных камней — с ними можно было сравнить портовые города Птолемаис на севере и Иоппу на юге.

Сложно было не заметить контраст между многолюдными улицами Иерусалима, на которых остро пахло потом, и просторными, продуваемыми морскими ветрами роскошными кварталами Кесарии.

Кортеж Каиафы подъехал к городу с юга. Вдали виднелось Великое море, а впереди раскинулся великий город. Когда они въехали на Кардо Максимус, широкую улицу, ведущую на восток от морского побережья, копыта лошадей зацокали по гранитным плитам. Украшенные мозаиками тротуары окаймляли ряды мраморных колонн, уходящие вдаль.

Мимо мелькали бесчисленные лавки, дворцы и храмы, и вот наконец показались грандиозные сооружения. Ипподром, амфитеатр и, как это ни унизительно, огромный храм, посвященный Риму и Августу и возведенный по приказу Ирода Великого. Обрамленный большими портиками, он возвышался над бухтой… Если у кого-то из спутников Каиафы и были сомнения в богатстве языческой Кесарии, то перед дворцом префекта они развеялись как дым.

Для Каиафы все великолепие Кесарии было подобно роскошному савану. Сколько ни украшай, запах смерти и разложения все равно не скроешь. На него не производила впечатления красота этого города, построенного на крови и преступлениях, — он знал, что придет день, когда в земле Израиля исполнится слово пророка и она «наполнится познанием славы Господа, как воды наполняют море». А еще Каиафа надеялся, что это произойдет, когда он станет первосвященником. И на сегодняшней аудиенции у префекта будет заложен краеугольный камень того, что он должен совершить.

Каиафа понимал, что желает невозможного. Он знал, что все, к чему прикасается Рим, гниет изнутри. Он видел это в Анне, своем тесте. И знал, что ему придется сотрудничать с Римом, идти на уступки, и не был уверен, что избежит этой порчи, в отличие от первосвященников, что были до него. И все-таки Каиафа был настроен решительно. Он знал, что если во всем Израиле будет восстановлена добродетель, Мессия приидет. А до тех пор пусть Рим спит, а Каиафа будет петь ему колыбельные.

У ворот громадного дворца, построенного на узкой полоске суши, выдающейся в рукотворную гавань Кесарии, делегацию встретил слуга. Приказав другим слугам приглядеть за лошадьми и поклажей гостей, он проводил Каиафу и его спутников на главный двор. Справа был зал для аудиенций, больше похожий на храм, а прямо перед ними — дворец из гранита и мрамора. В тени пальм плескалась вода в бассейне невиданных размеров. Каиафа прикрыл глаза, вдыхая соленый морской воздух и прислушиваясь к шуму волн, плещущих о берег.

— Конечно, он заставит нас подождать, — сказал Гамалиил, внук Хиллела Великого, имея в виду Валерия Грата, префекта Иудеи.

— Конечно, — согласился Каиафа.

И они, а также Измаил, Александр и молодой шурин Каиафы, Ионатан, члены Синедриона, были немало удивлены, когда слуга вернулся, и вернулся очень быстро.

— Префект приветствует вас в Кесарии, — сказал он и сделал приглашающий жест. — Он примет вас прямо сейчас.

Ни Каиафа, ни четверо его спутников не двинулись с места. Иудеи не могли войти в жилище язычника, сколь бы прекрасным оно ни было. Префект, конечно же, знал это. Его приглашение войти было лишь способом поставить вновь избранного первосвященника перед выбором: нарушить законы веры или оскорбить пригласившего его. Но когда Каиафа заговорил, его голос был вкрадчивым и таким же шелковым, как длинные полосы ткани, что развевались в дворцовых покоях и были видны с главного двора.

вернуться

7

Описания Кесарии основаны на исторических источниках и археологических исследованиях (Комментарий автора).

вернуться

8

Так у автора. Миля — 1,61 км, римская миля («тысяча двойных шагов вооруженного римского легионера») — 1,48 км. Древнееврейская мера длины — дерехиом, «дневной переход» (44,81 км). Следовательно, речь идет о расстоянии примерно 30 км, что значительно меньше «дневного перехода»

вернуться

9

Стратон царствовал в финикийском городе Сидоне в IV веке до н. э. От круглой каменной башни получил название возникший вокруг нее город — Стратонова Башня.

7
{"b":"143402","o":1}