Когда список был оглашен, Каиафа прочитал доклад, составленный Ионатаном со слов римских солдат, и призвал Совет принять решение.

— Решение? — переспросил его Шимон Хевронский. — Какое решение? Солдаты нарушили приказ. Они должны понести наказание. Нам незачем защищать псов-язычников, тем более римлян!

Захария встал и ударил об пол посохом.

— Разве мы можем позволить, чтобы все узнали об этих россказнях? В Иерусалиме, Иудее, во всем Израиле? Россказням о том, что ангел вывел галилейского рабби из гробницы?

— Но разве мы знаем, что этого не было? — спросил Гамалиил.

В зале воцарилась гробовая тишина. Его слова потрясли Совет.

— Ты стал одним из них? — спросил Гамалиила Елеазар, сын Анны.

Но Гамалиил был непреклонен.

— Я просто хочу обратить внимание Синедриона вот на что. Не мешало бы выяснить, говорят ли солдаты правду.

Некоторые члены Совета обменялись озадаченными взглядами, но большинство смотрели в пол, себе под ноги.

— Гамалиил призывает нас верить в ангелов и духов, а также в воскресение из мертвых, — сказал Елеазар. — Но это фарисейские суеверия!

Зал огласился оскорблениями и проклятьями. Фарисеи и саддукеи яростно спорили. Рабби против священников! Устало глядя на все это, Каиафа поймал взгляд Гамалиила, который говорил: «Я сказал, не подумав».

— Тишина! — крикнул Каиафа.

Он несколько раз повторил это, пока члены Совета не успокоились и сели на свои места.

— Если мы будем спорить, то не примем никакого решения. Займемся делом. Мы должны ставить интересы страны и народа выше наших разногласий.

— Если солдат, охранявших гробницу Галилеянина, казнят, эта история разойдется в народе, — встал Иосиф Вифанийский. — И мы не сможем остановить слухи.

— Солдаты не должны ничего рассказывать, — возразил кто-то. — Пусть они вернутся в казармы и доложат, что за время несения службы ничего не произошло.

— Ты забываешь, что камень отвален и римская печать сорвана, — напомнил другой член Совета. — Они не могут сказать, что ничего не произошло.

— Римляне приговорят к смерти нарушившего печать! — крикнул кто-то.

— И как они будут казнить ангела? — спросил старик фарисей, вставая с места в первом ряду.

Кто-то многозначительно закашлялся.

— Надо заплатить солдатам за их молчание, — предложил Ионатан, сын Анны.

— Солдаты сами не захотят, чтобы все узнали о том, что произошло, — согласился с ним кто-то.

— Это мягко сказано, — раздался еще чей-то голос.

Ионатан смотрел на сидящих полукругом членов Синедриона.

— Мы можем предложить им денег, если они расскажут, что последователи Галилеянина прокрались ночью в гробницу и выкрали тело. Это объяснит и то, что камень отвален, и то, что нарушена печать, и то, что в гробнице нет тела.

— Да, и это сделает всякого последователя Галилеянина потенциальным подозреваемым… в глазах римлян, — согласился Елеазар.

— Ничего не выйдет, — возразил кто-то. — Караульных могут казнить за то, что они заснули на посту. Так, как если б они впустили в гробницу посторонних.

— Да. — Каиафа не сомневался, что резкость тона выдаст его отвращение к этим спорам. — Но их рассказ не заменит правды. Ионатан, сын Анны, предложил решение, в которое никто не поверит.

Ионатан раздраженно посмотрел на зятя.

— Нам надо убедить часовых в том, что мы поговорим с префектом, если до него дойдут какие-то слухи. Он предоставил нам стражу, потому что это было в наших общих интересах. Мы объясним, что ни ему, ни нам не выгодно, если все узнают, что римские солдаты падают в обморок при виде ангела и восставшего из гроба целителя из Галилеи.

— Знает ли кто-нибудь из вас, что стало с телом? — перебил его Гамалиил. — Если гробница пуста, а мы распространим слух, что тело выкрали последователи Галилеянина, то где же оно на самом деле?

Каиафа посмотрел на старого друга, который нередко вступал с ним в спор. Фарисей наконец-то облек в слова то, что так мучило Каиафу с тех пор, как он услышал эту историю.

Иерусалим, Меа-Шеарим

Рэнд закончил разговор и тихо сыпал ругательствами. Никак не удавалось связаться со старшим сержантом Мири Шарон. Он оставил для нее голосовое сообщение у дежурного в полицейском отделении, но тот отказался дать номер ее мобильного или помочь ее найти.

В ящике кухонного стола Рэнд нашел телефонный справочник, но он был на иврите. Снова позвонил в отделение полиции, записал их адрес на клочке бумаги, сунул в карман ключи от машины. Когда Рэнд уже открыл входную дверь, от него отпрянула удивленная Мири Шарон: она как раз собиралась постучать.

— Что вы здесь делаете? — спросил Рэнд. — Я давно пытаюсь связаться с вами.

— Я здесь ни при чем.

— О чем вы?

— Я пришла сказать, что не имею отношения к той статье.

— Так, значит, это правда? Я под следствием?

— Нет. — Мири покачала головой.

— Но газеты пишут, что это так.

— Да, газеты пишут.

— Ничего не понимаю.

— Я тоже, но… Можно, я войду?

— Да. — Рэнд посторонился в замешательстве. — Да, конечно.

Когда Мири вошла, Рэнд будто заново увидел квартиру, где они жили с Трейси. Ему стало стыдно. Бумаги, книги, коробки покрывали почти весь пол в гостиной. Он смущенно извинился за беспорядок.

Опустившись на свободный край старого дивана, Мири скрестила ноги.

— Я только сегодня узнала о статье. И пошла прямо к вам, чтобы объяснить, что я этого не делала.

— Кто же тогда?

— Извините. — Мири опустила голову. — Я не знаю. Могу лишь предположить, что репортеру попал в руки полицейский отчет, и он увидел в нем ваше имя. Я имею в виду тот вечер, когда мы искали Трейси.

— Так вот что это за следствие, о котором упомянул журналист…

— Ни о каких других расследованиях мне ничего не известно.

— Не понимаю, что происходит.

— Есть ли у кого-нибудь причина распространять о вас ложную информацию? — спросила Мири.

Рэнд встал и покачал головой.

— Нет. Конечно нет.

И вдруг остолбенел. Мири это заметила.

— О чем вы подумали?

Он еле заметно пожал плечами.

— Это идиотизм, самый настоящий. То есть я хочу сказать, что в последние две недели изводил звонками многих журналистов и, может быть, кому-то очень надоел. Но я не делал ничего такого, из-за чего стоило бы распространять обо мне небылицы.

— А почему вы… Как вы сказали? Изводили журналистов?

Рэнд не знал, с чего начать. Опустившись на диван рядом с Мири, он стал в хронологическом порядке рассказывать ей о том, что произошло с тех пор, как он отдал кости Каиафы «Хеврат Кадиша». Да и она сама, наверное, знала это из выпусков новостей. Как свиток был обнаружен, как проводились исследования, как был переведен текст. Да и потом были сообщения в прессе, но в них уделялось внимание главным образом значению находок для археологии. О духовном посыле открытия Рэнда, за редким исключением, газеты не писали.

— К тому времени, когда интерес к моей находке иссяк, о том, что я называю истинной историей, так и не было рассказано, — объяснил Рэнд.

— Истинная история?

— Да! Истинная история заключается не в находке усыпальницы первосвященника и его костей и не в чем-то еще — академическом и скучном. Истинная история — это то, что две тысячи лет назад первосвященник Израиля признал воскресение из мертвых Иисуса Христа!

— Но по-моему, вы говорили, что письмо было адресовано первосвященнику, а не написано им.

— Да, но… там говорится, что Каиафа поверил в воскресение. Причем в выражениях, исключающих иные толкования.