— Ты когда-нибудь расскажешь мне, почему расплакалась в ресторане?

— Теперь это кажется такой глупостью.

Трейси прислонилась головой к его плечу.

— Тогда давай посмеемся вместе.

— Стыдно, — искоса глянув на Карлоса, ответила Трейси.

— Ничего страшного, — пожал он плечами.

— Тебе ничего страшного, а мне стыдно.

Трейси остановилась.

— Обещаешь, что не станешь считать меня глупой девчонкой?

— Я и представить не могу, что ты можешь быть глупой девчонкой, — с нежностью прошептал Карлос.

Трейси опустила взгляд.

— Я заплакала… потому что думала, что ты собираешься спросить меня, выйду ли я за тебя замуж, — сказала она и застенчиво посмотрела на Карлоса.

Улыбка исчезла с его лица.

— Что-то не так? — спросила Трейси.

— Ты… не хотела, чтобы я об этом спрашивал?

— Нет, совсем нет. Просто я расстроилась. Ждала услышать от тебя предложение, а ты заговорил о другом, и мои надежды рухнули.

— Значит, теперь все в порядке?

— Почти. — Трейси несмело улыбнулась и покраснела.

Карлос взял ее за руку.

— Пойдем.

Они вернулись к проходу в стене Старого города и поднялись по узкой каменной лестнице на самый верх городской стены. Карлос стал рассказывать о том, что у него за спиной.

— Это Башня Давида. Ее построил не сам Давид, это одна из трех башен, возведенных при царе Ироде, и даже минарету, который поставлен прямо на нее, больше трехсот лет.

Он повернулся и показал на северо-восток.

— Это купола Храма Гроба Господня, рядом с Голгофой.

Обняв Трейси за плечи и притянув к себе, он развернулся на восток.

— Вот тот золотой купол — Купол на Скале, на месте Храма, а ниже — Масличная гора.

Карлос немного подался вправо.

— Под нами — град Давидов, долина Кедрон, а вон там, вдалеке, холмы Ефраты, и там же Вифлеем.

— Зачем ты все это мне показываешь? — спросила Трейси.

— Прекрасные виды, правда?

— Да, но зачем ты мне их показываешь?

Разомкнув объятия, Карлос взял Трейси за плечи и развернул лицом к себе. Она задрала голову, с любопытством глядя в его глаза, темные и в то же время прозрачные, как обсидиан.

— Я согласен с царем Давидом, что это самый красивый город на свете. Иерусалим вдохновлял поэтов и пророков в течение тысячелетий. Каждый раз, когда я оказываюсь здесь, мне кажется, что Иерусалим стал еще прекраснее. Но он меркнет перед красотой женщины, на которой я хочу жениться.

Карлос достал из кармана маленький конвертик. В нем было кольцо.

У Трейси выступили слезы.

— Я не собирался делать это сегодня, поскольку еще не говорил с твоим отцом и не знаю, благословит ли он нас. Но я не хочу, чтобы ты чувствовала разочарование.

Он опустился на колени.

— Трейси, я люблю тебя. Я не могу без тебя жить. Не хочу расставаться с тобой ни на одну минуту. Хочу всю жизнь стараться сделать тебя такой же счастливой, каким ты делаешь меня. Ты будешь моей женой?

Трейси старалась вытереть слезы, чтобы видеть его лицо, пока он говорил, и наконец сдалась — пусть текут. Она тоже опустилась на колени и обняла Карлоса.

— Да!

Она обняла его так крепко, как только могла, и расплакалась уже в его объятиях.

31 год от P. X.

Иерусалим, Верхний город

Ранним утром следующего дня Малх сопроводил Ионатана, сына Анны, во внутренний двор дома Каиафы. Первосвященник отдыхал, возлежа на ложе у стола, на котором лежали огурцы, помидоры, [62]лук и маслины, но не притрагивался к еде. Есть не хотелось.

— Не ожидал увидеть тебя сегодня, Ионатан бар Анна.

И показал на соседнее ложе.

— Благодарю. — Ионатан криво усмехнулся. — Боюсь, не смогу остаться надолго.

Каиафа увидел, что Ионатан тщетно пытается скрыть отчаяние. Первосвященник приподнялся на локте.

— Что привело тебя ко мне?

— От имени отца прошу тебя созвать Совет.

— Зачем?

— Солдаты.

Ионатан топтался на месте и не смел поднять глаза.

— Что — солдаты?

— Караул, который прислал префект… чтобы охранять гробницу Галилеянина.

Каиафа вскочил так резко, что едва не опрокинул стол.

— Что? — вопрос прозвучал, как удар кнута.

— Они… пришли ко мне сегодня утром. Они в панике, — неохотно ответил Ионатан.

— Что же их так испугало? — процедил Каиафа сквозь зубы.

Ему хотелось придушить шурина за эту его уклончивость.

— Пилат выделил часовых, — продолжал Ионатан.

Каиафа знал, что стандартная римская стража — это шестнадцать человек. Они стоят в карауле по четверо, сменяясь через каждые три часа.

— Они… рассказали, как сотряслась земля и они увидели…

— Что? Что увидели?

Каиафа терял терпение.

Ионатан посмотрел на него так, будто не надеялся, что ему поверят.

— Ангела. Они сказали, что в саду появился ангел, подошел к гробнице, откатил камень и… сел на него.

Каиафа онемел. Всматриваясь в Ионатана, он не увидел ни малейшего намека на то, что он шутит. Единственное, что первосвященник смог прочитать на лице шурина — страдание и последнюю степень отчаяния. Опустившись на ложе, первосвященник посмотрел на каменистую почву под ногами.

— Рим… римская стража, — только и сказал Каиафа. — Они сказали, что увидели ангела.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как Ионатан мотает головой.

— Да. И еще они сказали, что оцепенели от страха.

Ионатан прокашлялся.

— Когда они приблизились, ангел исчез. Гробница была пуста. Остался саван, но тело исчезло. Они пошли в Храм и нашли меня, спросили, что им теперь делать. Они были в панике.

— Еще бы.

Согласно воинской дисциплине им грозила смертная казнь. И солдат казнят, если их начальство узнает об этом. Каиафа поднял голову и посмотрел на искаженное мукой лицо Ионатана.

— Ты веришь в то, что они рассказали?

— Я саддукей, — мрачно усмехнулся Ионатан. — Мы не верим рассказам об ангелах.

— Конечно, не верим, — подтвердил Каиафа.

— Но надо что-то делать.

— Да. Ты, конечно, уже советовался с отцом. Что он сказал?

Ионатан хотел было что-то произнести, но передумал.

— Он напомнил мне, что ты — первосвященник Израиля.

Ионатан прятал взгляд.

— Хм. — Каиафе больше нечего было сказать.

Он поднялся, сделал несколько шагов и замер. Ионатан ждал ответа. Сердце Каиафы билось все быстрее, голова закружилась, и он испугался, что может упасть. Если бы у него было время, чтобы подумать. Слишком много событий. Слишком многое надо принять во внимание. А сейчас ему трудно собраться с мыслями.

Наконец первосвященник покачал головой и дал знак Малху, стоявшему неподалеку и изумленно внимавшему речам Ионатана.

— Оповести писцов, пусть созывают Совет. В шестом часу.

110 [63]

31 год от P. X.

Иерусалим, Зал тесаных камней

Место, где обычно сидели Иосиф Аримафейский и Никодим, пустовало. Остальные члены Синедриона собрались в Зале тесаных камней.

Когда Каиафа велел писцам огласить список, все уже знали, зачем собрались.

— К чему оглашать имена? — спросил кто-то. — Разве мы судим кого-то?

— Продолжай, — сказал писцу Каиафа.

Он настоит на том, чтобы были известны имена всех, принимавших решение.