На следующем канале была реклама, потом начался полицейский сериал, действие происходило в Нью-Йорке. И все. Снова канал, который она нашла первым. Оказалось, «Си-эн-эн интернешнл».

Выключив телевизор, Трейси посмотрела вокруг. Достала из кармана джинсов мобильник. Захотелось позвонить Рошель — Трейси вдруг поняла, что соскучилась по друзьям.

«Наверное, это будет слишком дорого».

И она не стала звонить.

Засунув мобильник в карман, вернулась в ванную, затянула волосы в хвост, взяла ключ от номера и вышла в коридор. Подойдя к лифтам, увидела, что кнопка вызова уже светится, и решила подождать.

Глядя на индикатор этажей, Трейси поняла, что лифт едет к ней, но при этом останавливается на каждом этаже. Когда двери открылись, она вошла в кабину, автоматически ткнула кнопку первого этажа… но та уже горела! И все остальные — тоже.

«Противная мелюзга», — подумала она со стоном.

Лифт привез Трейси на первый этаж, она вышла и свернула в сторону главного вестибюля. Были слышны голоса, в основном мужские. По мере приближения к вестибюлю они становились громче. Трейси поняла, откуда это: из большого обеденного зала, мимо которого она сегодня проходила уже несколько раз. Но теперь решила зайти.

То, что Трейси увидела, заставило ее вытаращить глаза. Помещение заполнили люди, сидевшие за длинными столами плечом к плечу. Мужчины в черных костюмах, женщины в платьях. Между столами ходили и бегали туда-сюда дети, одетые так, словно их собирались вести в церковь. Большинство взрослых, по крайней мере почти все мужчины, пели. Громко и с воодушевлением. Некоторые запрокидывали головы и так истово разевали рты, что под потолком отзывалось эхо. Другие стучали в такт напеву по столу — кулаком или кружкой. В углу трое мужчин водили хоровод, взявшись за плечи.

Они все пели и пели, то громче, то тише. Время от времени кто-нибудь вставал и подходил к ребенку, увещевая его, если тот вел себя слишком буйно. Кто-то просто стоял и слушал. Когда пение закончилось, все начали громко разговаривать, пока человек, сидевший во главе стола, не стукнул кружкой. Почти все умолкли и посмотрели в его сторону. Он что-то скороговоркой произнес на иврите. Кто-то снова запел, и все подхватили.

Трейси будто приросла к полу, стоя поодаль и наблюдая. Краем глаза она увидела, как от толпы отделился человек, одетый в черный костюм и белую рубашку. Трейси повернулась в его сторону. Это был молодой парень, похоже ее ровесник. А может быть, и нет. Борода делала его старше, но она была редкая, поэтому он мог казаться и моложе своих лет.

Молодой человек подошел прямо к ней.

— Ты американка? — спросил он с сильным акцентом, но Трейси без труда поняла его.

Она посмотрела на свою одежду, раздумывая, почему он решил, что она из Америки, но вспомнила, что после душа надела плотную футболку без рисунка.

— Откуда ты знаешь?

— Вижу, — улыбнулся юноша.

«А он симпатичный», — подумала Трейси и посмотрела в зал.

— Что тут происходит?

— В смысле?

— Что они делают?

Юноша перестал улыбаться.

— А, так ты не еврейка!

— Нет, а что?

— Это Шаббат. Суббота, — ответил юноша, как ей показалось, разочарованно.

— Это что-то вроде церковной службы?..

— Нет, это трапеза, — ответил юноша, но его лицо застыло, словно маска.

В зале покончили с ужином, но никто никуда не спешил. Маленький мальчик побежал в сторону Трейси. Обернулся, чтобы поддразнить трех догонявших его приятелей, и врезался в ее ноги. Трейси едва успела подхватить его, чтобы не дать упасть. Мальчик посмотрел на нее и молча убежал. Трейси обернулась к молодому человеку, но тот уже куда-то ушел. Оглянувшись, она увидела, что он вернулся на свое место.

Пение снова прервалось, и заговорил человек с длинной седой бородой. Трейси не понимала ни слова, но было очень интересно, о чем идет речь. Хотелось побольше узнать об этих людях. Непонятно, зачем ей это, почему она не может просто уйти. Она вдруг почувствовала… но что же? Трейси не могла выразить словами. Но что-то напомнило ей тот день, когда хоронили маму. Трейси проснулась утром и вместо того, чтобы думать о том, что мамы больше нет, попыталась вспомнить, как это — когда мама рядом.

Наконец Трейси повернулась, чтобы уйти. Медленно побрела к лифту и снова услышала хоровое пение. Один из лифтов стоял на этаже, двери были открыты. Она вошла, хотела нажать на кнопку своего этажа, но, как и в прошлый раз, все кнопки горели.

Прислонившись к стенке кабины, Трейси приготовилась к тому, что подниматься придется долго.

Южный Иерусалим, Тальпиот

— Подождите! — попросил Рэнд.

И поспешил к открытой дверце патрульной машины. Мири уже сидела за рулем.

Рэнд не был уверен, что поступает правильно, но чувствовал: надо что-то делать. Он хотел задержать ее отъезд, по крайней мере. Нет, он хотел, чтобы она не уезжала.

— Что, если, — осторожно начал Рэнд, — мне понадобится ваша помощь?

— А какой помощи вы можете от меня ожидать?

— Любой, — ответил он, сбитый с толку ее вопросом.

Впрочем, Рэнд задумался, и ответ пришел в голову сам собой.

— Я не знаю Иерусалима. Мне может понадобиться помощь, чтобы добраться куда-нибудь.

— Для этого есть карты.

— Я не знаю, где находится Музей Израиля. Мне надо провести там кое-какие исследования.

— Он на улице Авраама Гранота, рядом с бульваром Руппина. В Гиват-Раме, недалеко от Еврейского университета.

— Отлично. — Рэнд понял, что надо искать другую причину. — А если мне вдруг захочется пойти куда-нибудь, пропустить по стаканчику?

— Уверена, администраторы «Рамат-Рахель» пойдут вам навстречу и что-нибудь придумают.

Рэнд провел ладонью по волосам и потер шею.

— Вы нарочно так говорите? Зачем?

— Вы в Израиле, профессор Баллок, — ответила она. — Просто здесь не бывает.

«Рамат-Рахель»

«Все вверх дном», — подумал Рэнд.

Номер отеля был заставлен оссуариями, бумажными мешками с археологическими находками, оборудованием с раскопок и чемоданами. К тому же одежда и полотенце Трейси валялись где попало: она не сочла нужным убрать за собой.

Когда Рэнд вернулся в отель вчера вечером, загрузив оссуарий Каиафы в «фиат» и неловко попрощавшись с Мири Шарон, Трейси лежала на кровати, свернувшись калачиком, без света. Он думал, не разбудить ли ее и принести что-нибудь поесть, но не стал. Вместо этого он в одиночестве поужинал в кафе в вестибюле отеля (не в обеденном зале — там было полно народа). Потом вернулся в номер, прихватив два ореховых пирожных в салфетке — на случай, если Трейси проснется, и решил немного поработать, прежде чем лечь спать.

Утром Трейси все так же спала на соседней кровати. Он позавтракал, вернулся в номер, но она и не думала просыпаться. Рэнд решил поработать.

Небольшой рабочий стол в номере был занят оссуарием Каиафы со свитком внутри, поэтому письменным столом служил другой, круглый. Рядом с ним стояли два мягких стула. Составляя план работ, Рэнд разговаривал сам с собой.

— Прежде всего надо навести хоть какой-то порядок в этом хаосе и составить каталог всего, что я извлек из гробницы. Оссуарии надо пронумеровать в порядке обнаружения. Значит, оссуарий Мириам получит номер пять, а оссуарий Каиафы — номер шесть. Затем надо будет заняться первичным исследованием находок, и в первую очередь оссуариев. Хотя тут ждать каких-то неожиданностей не приходится, все равно нужно тщательно осмотреть каждый на предмет надписей и каких-то особенностей, а затем составить краткие описания. Потом можно отвезти их в лабораторию для анализа изотопов кислорода, чтобы примерно определить время нанесения надписей и уточнить время изготовления оссуариев. К тому же это позволит узнать, была ли Мириам берат Шимон похоронена раньше Иосифа бар Каиафы или позже.