Ему стоило больших усилий подняться вверх по социальной лестнице. Отец Марка работал на бензоколонке, а мать была домохозяйкой. Они жили в бедности. Ему пришлось учиться там, где давали стипендию, а еще пришлось подчиниться настояниям матери, которая хотела, чтобы он нашел себе надежное место работы, а именно — устроился работать в государственное учреждение. Друг его отца — полицейский, заправлявший машину на бензоколонке, где работал отец, — порекомендовал его для участия в конкурсе на получение должности в корпусе карабинеров. Марко приняли в корпус, однако он не чувствовал никакого призвания к работе в полиции, а потому, придя с работы, учился до глубокой ночи, благодаря чему сумел получить ученую степень лицензиата в области истории, и попросил перевести его в Департамент произведений искусства. Опираясь на эти две специальности — полицейского и историка, — он постепенно, благодаря упорному труду и везению, поднимался по служебной лестнице и, в конце концов, достиг ее вершины. А сколько он путешествовал по своей стране! И сколько раз он бывал за границей!

В Римском университете он познакомился с Паолой. Она изучала средневековое искусство. У них быстро возникло взаимное чувство, и через несколько месяцев они поженились. С тех пор они прожили вместе уже двадцать пять лет, у них было два сына, и они считали себя, что называется, счастливой парой.

Паола преподавала в университете и никогда не упрекала мужа в том, что он проводит дома слишком мало времени. Лишь один раз в жизни они серьезно поссорились. Это было, когда он вернулся из Турина весной 1997 года и сказал ей, что передумал и не уйдет в отставку, хотя уже и не будет работать как раньше, не будет разъезжать с места на место, а будет лишь обычным управленцем, «бюрократом». Джорджо, его врач, заявил, что он не в своем уме. А вот кто обрадовался его решению — так это его коллеги по работе. Изменить свое первоначальное решение его заставила убежденность в том, что тот пожар в соборе не был случайностью, хотя он сам и уверял газетчиков в обратном.

И вот теперь Марко занимался расследованием еще одного пожара в Туринском соборе. И это при том, что каких-нибудь неполных два года назад он расследовал попытку совершения кражи здесь же, в соборе! Тогда по чистой случайности удалось схватить вора. Впрочем, он так и не успел ничего украсть, по-видимому, просто не успел. Священник, проходивший возле собора, заметил мужчину, который испуганно бросился прочь под шум сигнализации, зазвонившей посильнее любых колоколов. Священник кинулся вслед за этим человеком, крича: «Держи вора! Держи вора!», и с помощью двух случайных прохожих — двух парней — сумел после ожесточенной борьбы скрутить преступника. Но у того так и не удалось ничего выяснить, поскольку у него не было языка (он был вырезан), да и отпечатки пальцев у него снять не удалось: на подушечках всех его пальцев были ожоги. Это был, можно сказать, человек без роду-племени, да и без имени, и он до сих пор еще прозябал в тюрьме в Турине, причем из него так и не удалось выудить никакой информации.

Нет, Марко не верил в совпадения, да и не могло быть совпадением то, что у посягавших на Туринский собор грабителей языки были отрезаны, а кожа на подушечках пальцев — выжжена.

Огонь явно ополчился на Плащаницу. Он постоянно фигурировал в ее истории: с тех пор как это полотно стало принадлежать Савойской династии, обычно называемой Савойским домом, оно пережило несколько пожаров. Например, в ночь с третьего на четвертое декабря 1532 года ризница в часовне, в которой Савойский дом хранил Священное Полотно, вдруг вспыхнула ярким пламенем, и огонь чуть не добрался до самой святыни, лежавшей тогда внутри серебряного ковчега, подаренного Маргаритой Австрийской.

Столетие спустя еще один пожар чуть было не испепелил здание, где хранилось Священное Полотно. Два человека были застигнуты на месте преступления, но оба погибли, бросившись в огонь и сгорев, не издав при этом ни единого звука, несмотря на ужасные мучения. Может, у них тоже не было языков? Об этом никто никогда не узнает.

С тех пор как в 1578 году Савойский дом поместил Священное Полотно в Туринский собор, инциденты следовали один за другим. Ни одно столетие не обошлось без попытки совершения кражи или поджога, причем в последние годы информация о виновниках, всегда содержала одну жуткую деталь: у них не было языков.

А есть ли язык у того трупа, который уже перевезли в морг?

Чей-то голос вернул Марко к действительности.

— Шеф, кардинал уже здесь. Он только что приехал. О том, что произошло, уже знают в Риме… Он хочет поговорить с вами. Похоже, происшедшее произвело на него сильное впечатление.

— Неудивительно. Ему что-то не везет: за последние шесть лет много чего случилось — собор горел, два года назад его пытались обокрасть, а теперь еще и этот пожар.

— Да, кардинал сожалеет, что согласился тогда на проведение работ по модернизации собора. Он говорит, что это делалось в последний раз, что этот собор простоял сотни лет, а теперь — из-за всех этих нововведений и некачественно выполненных работ — одни только неприятности.

Марко вошел через боковую дверь в одно из служебных помещений. Три или четыре священника ходили из стороны в сторону, явно взволнованные; две пожилые женщины, сидевшие за столом в небольшом кабинете, казалось, были всецело поглощены своей работой, в то время как несколько агентов из команды Марко осматривали стены, брали образцы, сновали туда-сюда. Молодой священник — лет тридцати — подошел к Марко и протянул ему руку. Рукопожатие было крепким.

— Я — отец Ив.

— А я — Марко Валони.

— Да, я знаю. Пойдемте со мной. Его высокопреосвященство ждет вас.

Священник открыл массивную дверь, за которой оказалась большая комната. Это был кабинет, отделанный ценными породами деревьев, украшенный картинами эпохи Возрождения: «Мадонна», «Христос», «Последняя вечеря»… На столе Марко увидел распятие из узорчатого серебра. Марко прикинул, что этому предмету, пожалуй, как минимум триста лет. У кардинала было приветливое выражение лица, но было заметно, что он крайне озабочен случившимся.

— Присаживайтесь, сеньор Валони.

— Спасибо, ваше высокопреосвященство.

— Расскажите мне о том, что произошло. Уже известно, кто погибший?

— Еще неизвестно, ваше высокопреосвященство. Пока что все указывает на то, что произошло короткое замыкание при проведении работ и это вызвало пожар.

— Уже в который раз!

— Да, ваше высокопреосвященство, уже в который раз… С вашего позволения, мы проведем детальное расследование. Мы здесь задержимся на несколько дней. Я хочу осмотреть весь собор — снизу доверху, заглянуть буквально в каждый уголок. А еще я и мои люди переговорим со всеми, кто находился в соборе в последние часы перед пожаром и в последние несколько дней. Я хотел бы попросить ваше высокопреосвященство оказать содействие…

— Безусловно, окажу, сеньор Валони, безусловно, я ведь помогал вам и в других случаях, а потому делайте свое дело столько времени, сколько потребуется. То, что произошло, — настоящая катастрофа, ведь при этом погиб человек. Кроме того, среди сгоревших предметов были невосполнимые произведения искусства, и огонь чуть не добрался до Священного Полотна. Я просто не знаю, что было бы, если бы пожар уничтожил его.

— Ваше высокопреосвященство, Священное Полотно…

— Я знаю, сеньор Валони, знаю, что вы собираетесь мне сказать: исследование с использованием углерода-14 установило, что оно не может быть тем полотном, которым укрывали тело Господа. Однако для многих миллионов верующих Священное Полотно — подлинное, что бы там ни говорили про углерод-14, и Церковь одобряет поклонение ему; кроме того, ученые еще не могут объяснить, как возник отпечаток туловища, которое мы считаем телом Господа, и…

— Простите, ваше высокопреосвященство, я не хотел подвергать сомнению религиозную ценность Плащаницы. Лично меня она сильно поразила еще тогда, когда я увидел ее в первый раз, и запечатленный на ней образ продолжает волновать меня и по сей день.