— Это все чудесно, но мой… мой партнер лежит в лотке вашего холодильника, и мне всего-то и нужно, что пять минут с ним наедине! — Он очень старался изобразить голосом скорбь. — Пять минут!

— Мистер Кру, — откликнулась девица без тени сочувствия, — полагаю, вы помните, что останки вашего партнера провели здесь в ожидании ваших распоряжений уже пять дней? За этот срок можно было найти время заглянуть к нам. Вот здесь написано, что мы пытались связаться с вами, — она потыкала пальцем в клавиатуру, — с полдюжины раз.

— Я потерял сотовый телефон, — нашелся Гидеон. — И к тому же отсутствовал.

— Пусть так. Но, явившись в час ночи, странно ожидать, что прямо к вашему приходу все будет готово. — И она окинула его взглядом, говорившим о закаленной неуступчивости.

Гидеон почувствовал себя понесшим заслуженное поражение глупцом. Она, без сомнения, права. С другой стороны, резак прожигал дыру у него в кармане, в сумке уже дымились рентгеновские снимки, к тому же он не мог не думать о зловещем Журавле, о том, чем тот занят сейчас, не подобрался ли совсем близко, не засел ли у самого морга. Чем дольше затягивалось ожидание, тем больше времени он предоставлял Кивающему Журавлю.

— Сколько еще ждать?

Красные ногти опять защелкали, тасуя бумажки.

— Когда кто-нибудь освободится, я вас вызову.

Он послушно уселся и мрачно уставился на дурацкий девиз. Из-за двойных дверей из нержавеющей стали, исцарапанных носилками со скорбным грузом, доносились разнообразные звуки. За дверями разворачивались события, связанные, видимо, с недавним убийством. Теперь он почему-то не сомневался, что это именно жертва из церкви Святого Варфоломея. Старейший, самый почитаемый храм Нью-Йорка с самыми состоятельными прихожанами стал ареной убийства!

— Что за этими дверями? — поинтересовался Гидеон.

Дежурная снова посмотрела на него.

— Аутопсия, холодильники, кабинеты.

За двойными дверями снова зашумели, там разворачивалась какая-то бурная деятельность. Он посмотрел на часы: уже почти полтретьего ночи.

На столе дежурной ожил коммутатор. Она тихо ответила на звонок, потом взглянула на беспокойного посетителя:

— Сейчас вам помогут.

— Вот спасибо!

Из дверей вывалился мужчина в не слишком чистом белом облачении. Неаккуратное бритье оставило у него на шее кровавые точки и царапины. Он заглянул в свой блокнот.

— Джордж Кру?

— Гидеон. Гидеон Кру.

Сотрудник морга молча отвернулся и зашагал прочь.

— Мне бы хотелось немного побыть с ним наедине, — пробормотал Гидеон в спину своему провожатому.

Ответа он не услышал.

Они прошли по линолеуму длинного, ярко освещенного коридора и уткнулись в следующую дверь, за которой, видимо, находилась прозекторская. В дверные окна можно было разглядеть ряды столов из нержавейки и серой керамики, оранжевые баки для отходов, многочисленные контейнеры. Вокруг одного из столов толпились люди, в том числе детективы в штатском и полицейские в форме. На столе лежал, по всей видимости, тот самый убитый.

— Сюда, пожалуйста.

Гидеон проследовал за сотрудником в другую дверь, по следующему коридору. Наконец они оказались в длинном помещении, одна стена которого была занята металлическими ящиками с фирменным знаком «SO-Low INC.» над ручками. Холодильник!

Сотрудник сверился со своей памяткой, беззвучно шевеля губами, и, пройдя несколько лотков, остановился перед нужным. У него на поясе была цепочка с ключом, которым он отпер дверцу. Внутри находился глухо застегнутый на молнию серый пластиковый мешок. В ноздри Гидеону ударил горький вишневый запах формальдегида, почти не перебивающий дух мертвой человеческой плоти.

— Это точно мистер By? — Гидеон неожиданно для себя занервничал.

— Так здесь написано. — Сотрудник сверил запись в памятке с ярлыком на мешке.

Гидеон нащупал в кармане пластмассовые ручки резака. Несмотря на холод морга, ручки были скользкими от его пота. Ему предстояло нелегкое дело. Он сглотнул и попытался собраться с силами.

— Хочу побыть с ним наедине. — Гидеон сопроводил свою просьбу подобием всхлипа. Получилось неважно, скорее как икота.

На сей раз он добился от сотрудника кивка согласия. Казалось, тому хотелось оставаться здесь не больше, чем самому Гидеону.

— Пять минут?

— Может, десять? — Второй всхлип удался Гидеону лучше. Сотрудник прохрипел что-то вроде «угу».

— Я подожду в коридоре.

— Большое спасибо.

Сотрудник вышел и захлопнул за собой дверь. Флуоресцентные светильники негромко гудели, шумела система кондиционирования воздуха, запах в холодильнике был такой сильный, что впору хлопнуться в обморок.

Десять минут! Значит, надо пошевеливаться. Он представил рентгеновский снимок с проводком и вспомнил, где именно он находится: внутри левого бедра, в легкодоступном для самого Ву месте, неглубоко — по той же самой причине. Если повезет, на коже остался шрам — если за эти пять дней не произошло сильного разложения…

Гидеон набрал в легкие побольше воздуху и потянул за застежку на мешке, мысленно сравнив ее с холодным червяком. Еще вдох, рывок — и вот перед ним лицо, голая безволосая грудь с V-образным наспех зашитым разрезом от вскрытия. Обтерли тело неаккуратно, оставив сгустки крови и какие-то ошметки. На теле были и другие шрамы, залатанные более тщательно — наверное, когда Ву еще был жив.

И вонь, тошнотворная вонь!

Левой рукой он достал из кармана резак, вытер его, открыл лезвие. Пора!

Последним рывком он полностью расстегнул молнию — и глаза чуть не вылезли из орбит. Хотелось орать, но из глотки вырвался только хрип.

— Ноги! Вашу мать, что случилось с его ногами?!

В нескольких кварталах к северу от автобусной станции Нью-Йоркского порта, на самом берегу Гудзона, громоздилось, занимая целый квартал, десятиэтажное здание почти без окон, сложенное из бурого известняка. Первоначально в нем располагалась фабрика и штаб-квартира компании «Нью-Амстердам бланкет», выпускавшей одеяла и другие шерстяные изделия. Потом, когда компания прекратила существование, здание превратили в склад со сдачей ячеек в розницу. Когда и это дело прогорело и было ликвидировано за неуплату налогов, складские ячейки, претерпев некоторые изменения, стали с ведома отцов города «временными» убежищами для бездомных. Заведение носило официальное название «Комплекс временного проживания имени Абрама С. Хьюитта», но имелось и неофициальное — «Муравейник», ибо здесь кишели тысячи отчаявшихся и опустившихся людей.

Складская ячейка, по совместительству квартира-студия Кивающего Журавля, находилась на седьмом этаже «Муравейника» и полностью его устраивала. Грязный плащ, надвинутая на глаза шляпа и всегда опушенная голова делали его неотличимым от остальных жильцов. Только обшарпанный гитарный футляр служил приметой, позволяющей выделить его на общем фоне нищеты и уныния.

В 2.45 ночи он появился в узком коридоре седьмого этажа и зашагал мимо клетушек, задраенных опускными железными шторами, слегка пиная коленом свой футляр. Из-за стен доносились кашель, храп и прочие, хуже идентифицируемые звуки. Дойдя до собственной двери-шторы, он отпер ее ключом, приподнял наполовину, поднырнул под нее, снова опустил и задвинул тяжелый засов. Дернул шнурок, включающий лампочку без абажура под потолком, огляделся. За щелью, выполняющей функции окна, чернела вентиляционная шахта.

Он знал, что в его норе никто не побывал: недаром он заменил «родной» замок более надежным, собственного приобретения, с пятиштырьковым барабаном и скобой из нержавейки, к которому за время его отсутствия никто не притронулся. Впрочем, контрольный осмотр жилья стал для него естественным, как дыхание. Осматривать было почти нечего: сиротский матрас, вытертое кожаное кресло, рисовая циновка, ящик с бутылочками газировки, несколько мотков туалетной бумаги. В одном углу находился переносной CD-плейер и стопка многократно использованных компакт-дисков с блюзами, в другом — несколько книжек карманного формата. Кивающий Журавль отдавал предпочтение Хемингуэю, Марку Твену и литературе по боевым искусствам династии Тан, вроде «Бунтовщиков на болоте».