Август 1988 г.

Ничто за двенадцать лет жизни не подготовило Гидеона Кру к этому дню. Теперь все — каждая пустяковая деталь, каждый банальный жест, каждый звук и запах — смерзлось в ледяную глыбу, превратилось в неизменную данность, предназначенную для вдумчивого изучения.

Мать везла его домой с тренировки по теннису в их многоместном «плимуте». День был жаркий, за тридцать градусов. В такую погоду одежда пристает к телу, а солнечные лучи становятся похожи на липучку для мух. Гидеон направил себе в лицо обдуватели на приборной панели и наслаждался потоками холодного воздуха.

Они ехали по шоссе номер двадцать семь, как вдруг у длинной бетонной стены, опоясывающей Арлингтонское мемориальное кладбище, машину перехватили двое полицейских на мотоциклах: один материализовался впереди, другой пристроился сзади, оба с включенными сиренами и вращающимися красными мигалками. Тот, что ехал впереди, указал рукой в черной перчатке на съезд с магистрали, где принудил мать Гидеона затормозить. Никакого томительного разбирательства, как при рутинной остановке, не последовало: полицейские соскочили с мотоциклов и подбежали к машине.

— Следуйте за нами, — велел один, наклонившись к окну. — Немедленно!

— В чем, собственно, дело? — поинтересовалась мать Гидеона.

— Вопрос национальной безопасности. Не отставайте: мы поедем быстро, будем расчищать вам дорогу.

— Не понимаю…

Но полицейские уже бросились к своим мотоциклам.

Под завывание сирен они провели автомобиль вниз по эстакаде к Джордж-Мейсон-драйв, распугивая других водителей. По пути к ним присоединялись все новые мотоциклы и патрульные машины, даже «скорая помощь».

Кортеж с ревом несся по запруженным улицам. Гидеон не знал, восторгаться ему или пугаться. После поворота на Арлингтонский бульвар он догадался, куда они едут: в Арлингтон-Холл, в Командование разведки и безопасности армии (КРБ) США, где работал его отец.

Въезд в комплекс перегораживали полицейские заграждения, но для кортежа их мигом раздвинули. Промчавшись по Церемониальной аллее, они остановились перед очередными заграждениями, где скопились пожарные и полицейские машины, бронеавтомобили группы специального назначения. Гидеон уже видел за деревьями корпус, где работал отец: внушительные белые колонны и кирпичный фасад в окружении изумрудных лужаек и ухоженных дубов. Когда-то там был институт благородных девиц, и на вид с тех пор мало что поменялось. Между лужайкой и корпусом было расчищено от машин широкое пространство. За кочкой залегли двое снайперов.

Мать повернулась к сыну и приказала сильно напугавшим его тоном:

— Сиди в машине и ни в коем случае не вылезай! — Еще страшнее тона было ее серое застывшее лицо.

Она вышла из машины, и ее мигом увела рассекшая толпу фаланга полицейских.

Она забыла заглушить мотор, в салоне работал кондиционер. Гидеон чуть опустил стекло, и в машину ворвался вой сирен, бормотание раций, крики. Мимо пробежали двое в синем. Полицейский неподалеку что-то рявкнул, со всех сторон зазвучали новые, еще более визгливые сирены.

Кислый, искаженный электронным мегафоном голос произнес:

— Выходи с поднятыми руками!

Толпа разом затихла.

— Ты окружен. У тебя нет выхода. Отпусти заложника и немедленно выходи!

Тишина. Гидеон огляделся. Внимание толпы было приковано к дверям корпуса с колоннами, перед которыми залегли снайперы. Там, видимо, и разворачивалось действо.

— Здесь твоя жена. Она хочет с тобой поговорить.

Эфирные помехи на всю округу, потом тысячекратно усиленный всхлип, при других обстоятельствах вызвавший бы смех.

— МЕЛВИН? — Снова оглушительное хлюпанье. — МЕЛВИН!

Гидеон замер. «Это же голос моей мамы!..» — пронеслось у него в голове.

По бессмысленности происходящее соревновалось с дурным сном. Этого не может быть! Гидеон машинально взялся за ручку, распахнул дверцу и вышел в удушающий зной.

— Мелвин! — Всхлип. — Прошу тебя, выходи. Обещаю, тебе не причинят вреда. Умоляю, отпусти этого человека!

Голос хриплый, чужой — но обмануться невозможно: голос принадлежал матери.

Гидеон стал продвигаться среди бесчисленных людей в полицейской и военной форме. Никто не обращал на него внимания. Он достиг внешнего ограждения, положил руку на грубую деревянную перекладину, выкрашенную в голубой цвет. Как он ни всматривался в здание впереди, никакого движения разглядеть было невозможно. Здание плыло в жарком мареве и выглядело мертвым. Дубовые листья безжизненно повисли, безоблачное небо казалось плоским и бледным почти до белизны.

— Мелвин, если ты его отпустишь, они тебя выслушают.

Снова безмолвное ожидание. Потом какая-то возня в дверях. Незнакомый Гидеону мужчина в костюме вышел, пошатываясь, растерянно огляделся и, мелко перебирая толстыми ногами, засеменил к ограждению. К нему ринулись четверо полицейских в шлемах, с револьверами наготове, и заставили спрятаться за грузовиком.

Гидеон нырнул под ограждение и заспешил в направлении полицейских, людей с рациями, военных. Его по-прежнему не замечали, всем было не до него: все взоры были прикованы к дверям между колоннами.

Наконец оттуда донесся негромкий голос:

— Требую расследования!

Голос отца! Гидеон замер как вкопанный, с отчаянно бьющимся сердцем.

— Расследование! Двадцать шесть трупов!

Какая-то невнятица, разносимая вокруг усилителем, потом гулкий мужской голос:

— Доктор Кру, ваше обращение будет передано по назначению. Но сейчас вы должны выйти с поднятыми руками. Вы понимаете? Сейчас ваше дело — сдаться.

— Вы меня не слушаете, — ответил дрожащий голос. Похоже, отец был напуган, как ребенок. — Погибли люди, и никто пальцем не пошевелил! Мне нужно ваше обещание.

— Обещаю!

Гидеон уже подкрался к внутреннему ограждению и видел приоткрытую дверь.

«Это сон, ночной кошмар, я вот-вот проснусь…»

Ему было нехорошо от жары, во рту чувствовался противный медный привкус. Кошмар — и одновременно самая настоящая реальность!

Потом дверь широко распахнулась, и в черном прямоугольнике проема Гидеон увидел отца, совсем крохотного по сравнению с внушительным зданием. Отец шагнул вперед с задранными вверх, ладонями вперед, руками. Прямые волосы падали ему на лоб, галстук был свернут набок, синий костюм сильно помялся.

— ХВАТИТ! — приказал голос. — СТОЯТЬ!

Мелвин Кру остановился, моргая на безжалостном солнце.

Раздались выстрелы, почти очередь, и отца Гидеона отбросило обратно в темный дверной проем.

С истошным криком «ПАПА!» Гидеон перемахнул через барьер и побежал по раскаленному асфальту стоянки.

— ПАПА!!!

За спиной у него кричали:

— Откуда ребенок?! Не стрелять!!!

Но он уже несся по лужайке к входу. Ему наперерез бежали взрослые.

— Господи! Остановите его!

Он поскользнулся на траве, шлепнулся, вскочил с выпачканными ладонями и коленками. Он видел только подошвы отцовских башмаков, торчащих из темного проема носками к небу, — вытертые подошвы, одна даже с дырой. Это был, конечно, сон.

Прежде чем Гидеона сбили с ног и прижали к земле, он успел увидеть, как дважды дернулись отцовские ноги.

— Папа! — крикнул он с полным травы ртом, пытаясь снова встать, хотя ему на плечи и на спину навалился своей тяжестью, казалось, весь мир. Но он видел, как отец шевелил ногами. Значит, он жив, он встанет, и все снова будет хорошо…

Октябрь 1996 г.

Гидеон Кру прилетел из Калифорнии дешевым ночным рейсом. Прежде чем подняться в небо, самолет два часа простоял на взлетной полосе аэропорта Лос-Анджелеса. Из аэропорта Аллена Даллеса он приехал в Вашингтон на автобусе, потом доехал на метро до конечной станции, там сел в такси. Неожиданный перелет нанес удар по его финансам. Он и так с опасной скоростью тратил наличность, не имея возможности откладывать деньги, а ведь последняя работа принесла ему больше обычного, потому что товар было нелегко продать.