— «Pectus Est Quod Disertos Facit», — прочитал Гидеон.

— Что за абракадабра? Латынь?

— «Красноречивым делает сердце», — перевел Гидеон.

— Ну и глупость! — О’Брайен удрученно покачал головой. — Кто изрек этот напыщенный бред?

— Квинтилиан, «Обучение оратора». Вполне помпезно и бессодержательно для девиза частной школы. — Гидеон встал. — Спасибо, Том.

— Разве мне не полагается еще одна тысяча баксов?

— Не подавись сандвичем. Я с тобой свяжусь. — Прежде чем выйти, Гидеон обернулся. — Ты, наверное, еще не получил ответ от врача?

— Получил! Я как раз собирался тебе об этом рассказать.

— И что?

— Надеюсь, парень с этого рентгеновского снимка не из числа твоих друзей.

Гидеон замер.

— Это еще почему?

— Врач говорит, что ему крышка.

Гидеон сел на виниловый табурет в круглосуточной закусочной и заказал кофе, яйца пашот, картофельные оладьи, тост и мармелад. Пышная официантка в униформе из 1950-х годов, приняв заказ, ушла, напевая арию.

— Вам бы на оперную сцену, — бросил он ей вслед рассеянно.

Она оглянулась с безмятежной улыбкой.

— Я как раз оттуда.

Нью-Йорк, Нью-Йорк… Но благодушествовать не получалось. Он не мог пошевелиться.

«Надеюсь, парень с этого рентгеновского снимка не из числа твоих друзей…»

А вдруг врач, к которому обратился О’Брайен, ошибся? Так бывает иногда. Хотя вряд ли…

Что лучше: знать или пребывать в блаженном неведении? Прожить свой последний год, ни о чем не догадываясь? У Гидеона было странное чувство: будто он уже покинул свое тело, перестал принадлежать к миру живых. Все его приоритеты претерпели молниеносную переоценку. Что толку теперь знакомиться с женщиной, заводить семью? Заниматься карьерой тоже ник чему. Можно курить, преспокойно накапливать в себе холестерин. Все, буквально все утратило прежний смысл.

Он отхлебнул кофе, пытаясь стряхнуть странное ощущение.

«Всему свое время. Еще успею обо всем подумать. Сейчас нужно довести до конца порученную работу».

Гидеон заставил себя сосредоточиться на Трокмортонской академии. Он не ошибся, говоря о девизе частной школы. На сайте учебного заведения нашлись кое-какие важные сведения. Заведение было солидное, тщательно оберегающее информацию о своих учащихся и преподавателях. С другой стороны, слабые места есть у всех. О слабом месте Трокмортонской академии буквально вопил ее напыщенный лозунг «Pectus Est Quod Disertos Facit». Ее изъяном было высокомерное себялюбие. На нем можно было сыграть.

Теперь требовался план, как злоупотребить этой слабостью. В академии трудились отнюдь не идиоты. О том, чтобы явиться туда, прикинувшись суперуспешным, полным осознания своей важности менеджером миллиардного хедж-фонда, вздумавшим отдать туда учиться собственного сынка, нечего было и мечтать. Таких субъектов там видели нередко и успели изучить. На них там иммунитет. Прикинуться знаменитостью, выдуманной или существующей? Нет, из-за «Гугла» такие штучки больше не проходят. Тут требуется прямо противоположное: игра на их надеждах, предположениях, а то и предрассудках.

В голове у него уже начал созревать план. Недостатком плана было то, что для его осуществления требовалось два человека. Джексон исключалась: она занималась собственной частью задания, к тому же ему не хотелось делить с ней лавры. Для его целей подходила Орхидея. Совестно, конечно, снова ее использовать, но цель в данном случае оправдывает средства. И потом, разве она не говорила, что ждет его звонка?

На соседний табурет взгромоздился клиент со сложенным номером «Нью-Йорк пост». Гидеон разозлился: три часа ночи, а какому-то ослу приспичило сидеть с ним чуть ли не в обнимку!

Официантка принесла заказ Гидеона и обратилась к его соседу. Тот заказал кофе и плюшку. Она налила ему кофе, принесла плюшку и удалилась в кухню.

— Как жизнь? — промямлил сосед Гидеона, разворачивая газету.

Гидеон раздраженно покосился на него и решил не отвечать.

— Наверное, у вас проблемы с наличными, — пробормотал сосед, изучая первую страницу.

Гидеон почувствовал прикосновение к своей ноге и, посмотрев вниз, увидел, что сосед держит под столом толстую пачку денег. Прежде чем он успел отреагировать, пачка перекочевала в карман его пиджака. При этом сосед не переставал читать газету. Гидеон вскинул голову и вгляделся в его лицо.

Это же Гарса, старый знакомый, правая рука Эли Глинна в «ЭИС»!

Гидеон почувствовал изумление пополам со злостью. Все его попытки оставаться невидимым не стоили, оказывается, ломаного гроша!

— Это очень кстати, — проговорил он, стараясь скрыть замешательство. — А то я уже переживал, что Глинн не пришлет своего мальчика на побегушках.

Гарса нахмурился. Его прежняя невозмутимость дала трещину.

— Это у вас вместо благодарности?

— Благодарность? Уверен, вы знали о ситуации гораздо больше, чем рассказали, вводя меня в курс дела. Я чувствую себя как использованный презерватив.

Гарса сложил газету, допил кофе, отодвинул тарелочку с плюшкой, встал и положил на стойку несколько долларов.

— Вы справлялись с задачей — до поры до времени. На вашем месте я бы не ныл, а встревожился из-за того, что мы сумели вас засечь. Если это удалось нам, удастся и Кивающему Журавлю.

И он вышел в темноту, оставив на свету, на стойке, газету с жирно набранным заголовком:

Ниже красовалась фотография Роджера Мариона.

Человек по прозвищу Кивающий Журавль медленно шел по тротуару за окнами закусочной. Кру еще находился там, болтал с пухленькой официанткой. Мужчина, передавший ему деньги, ушел. Он не представлял интереса для Журавля — тому был нужен Кру.

Он присел на выступ цоколя брошенного дома по соседству, поставил рядом с собой банку с пивом в жирном бумажном пакете, опустил голову. Строй мусорных баков, ожидающий утренних мусорщиков, отбрасывал длинную тень и дополнительно скрывал его лицо. Молодая шумная компания перешла улицу на углу и исчезла в темноте. Какое-то время оттуда доносились вопли и хохот, потом все стихло.

Держа правую руку в кармане плаща, он разминал пальцы, поскрипывая острыми как бритва наперстками. Он был обучен применению многих экзотических видов оружия, включая одежные щетки, духовые музыкальные инструменты, трости, вилки, но эти заточенные и отполированные наперстки — его собственное изобретение.

В детстве, в китайском учебном храме, он постигал американскую культуру — кинематограф, литературу, видеоигры, музыку. Особенно музыку, ибо она — душа народа. По собственной инициативе он освоил блюз-гитару с медиатором и научился исполнять сочинения Большого Билла Брунзи, Скипа Джеймса и особенно Слепого Уилли Джонсона. «Hard Time Killing Floor Blues» — вот настоящая американская музыка!

Он напевал себе под нос, перебирая пальцами воображаемые струны в бездонном кармане. Ногти с острыми насадками клацали, как вязальные спицы.

Заметив краем глаза движение внутри закусочной, он, не переставая напевать, посмотрел туда и увидел Кру. Тот вышел из закусочной и стал переходить улицу своей неподражаемой прыгающей походкой. Потом направился по тротуару прямо на Кивающего Журавля. Журавль, по-прежнему сидя с опущенной головой, в надвинутой на глаза шляпе с обвислыми полями, поджидал его, все так же напевая себе под нос и клацая ногтями.

Он позволил Кру пройти мимо, смеясь про себя: все оказалось еще проще, чем он думал, — прикончить Кру можно в два счета. Но теперь имелись причины не убивать его — отличные причины. На углу Си-авеню кандидат в мертвецы махнул рукой, и рядом с ним тут же затормозило такси. Кивающий Журавль запомнил номерной знак и запел немного громче.