Первая фаза: Вирман действует открыто, как должностное лицо, не скрывая ни того, кто он такой, ни того, как много он может сделать, ни того, кто стоит за его спиной. Он внушает будущим свидетелям, что способен распорядиться их судьбой, способен возвеличить их, но также и бросить в тюрьму.

Вторая фаза: Вирман показывает, что он тоже человек, насколько это ему удается. Он пытается даже проявлять отеческие чувства. Во всяком случае, он стремится показать, что понимает своего собеседника. Он намекает, что и ему не чужды некоторые человеческие слабости, в этот момент он даже подмигивает собеседнику, демонстрируя свое доверие и надеясь на то, что ему ответят тем же.

Третья фаза: Вирман апеллирует к общим идеалам и к полному послушанию при виде противника. Он говорит о Германии голосом, полным страсти. В заключение взывает к справедливости, от которой редко кому удается уйти.

— Мои вам поздравления, — удивленно произнес Ратсхельм. — Но разве не лучше было бы все это трехступенчатое воззвание обратить сразу ко всему учебному отделению, вместе взятому, а не к каждому фенриху в отдельности?

— Лучше? Разумеется, — согласился старший военный советник юстиции, наслаждаясь изумлением, которое он произвел на собеседника. — Лучше, но не эффективнее! Воззвание или же призыв к отдельному человеку, сделанное доверительным тоном, воспринимается почти как долг. Это уже опробовано на практике. И, как правило, усилия не проходят даром.

— Удивительно! — признался капитан Катер. — Однако разрешите мне задать вам один вопрос, уважаемый. К чему столь длинные речи? Возьмите лучше этих парней сразу же под пресс. И они тут же начнут говорить, да еще как говорить!

— Подобный метод можно применять тогда, когда располагаешь хотя бы минимальными пунктами. Но только не здесь! Здесь я должен иметь добровольных свидетелей, которых обязан уговорить, и уметь извлечь из них нужное, как извлекают вещи из сундука; при этом они должны верить, что делают это совершенно добровольно.

Успех сопутствовал старшему военному советнику юстиции Вирману. Незадолго до полуночи ему кое-что стало ясно. Из сорока фенрихов, помеченных в его списке, неопрошенными остались только пятеро. Это были Амфортас и Андреас, которые до сих пор оставались приверженцами Хохбауэра. Такими они значились в блокноте Вирмана. Затем следовали Бемке и Бергер, все еще верившие в справедливость. Последним из этой пятерки был Крамер, пытавшийся держать нейтралитет, так сказать, парадный конь тех, кто не придерживался ни того, ни другого лагеря. Вирман не ждал от него особой пользы, но и вреда тоже.

Эту пятерку Вирман решил обработать особенно тщательно: время для этого у него было. Не спеша он составил для себя довольно мрачный портрет обер-лейтенанта Крафта. При этом нужно было обойти кое-какие опасные подводные камни. Так, после полуночи еще раз напросились на беседу фенрихи Редниц, Меслер и Вебер, хотя их больше никто не собирался вызывать.

— Мы хотим дать кое-какие показания, — сказал Редниц, выступая руководителем этой небольшой группы.

— Я вас не вызывал, — проговорил Вирман.

— Мы явились не по вызову, а добровольно.

— В этом нет никакой необходимости!

— Мы позволим себе иметь другое мнение, — заметил Редниц. — Мы можем дать важные показания.

— То, какими являются ваши показания, важными или неважными, позвольте решать мне, — с легким раздражением сказал Вирман.

— Вы не можете ничего решать до тех пор, пока не выслушаете нас. — Трое фенрихов стояли словно три дуба, устремив взгляд на старшего военного советника юстиции.

Вирман, словно ища поддержки, посмотрел на капитана Ратсхельма, присутствовавшего при беседах в качестве начальника потока.

— Кру-гом! — скомандовал он им.

Фенрихи немного помедлили, а затем, отдав честь, выскочили в коридор, сильно хлопнув дверью.

— Странное поведение, — проговорил старший военный советник юстиции.

— Это у них от Крафта, — объяснил Катер. — Теперь вы видите, как важно положить конец его проискам.

И как раз в этот момент дверь распахнулась и в комнату вошел обер-лейтенант Крафт. Остановившись, он обвел взглядом присутствовавших, а затем сказал:

— Привет.

Капитан Ратсхельм, услышав это неуставное приветствие, вздрогнул, а потом холодно произнес:

— Я что-то не помню, господин обер-лейтенант Крафт, чтобы вас сюда приглашали.

— В этом нет необходимости, — спокойно объяснил Крафт. — Я пришел сюда по собственному желанию, но в ваших интересах.

— Во всяком случае, — ехидно бросил Катер, — вы здесь не на месте.

— Как раз это-то я и собирался сказать вам, господин капитан, — вежливо сказал обер-лейтенант. — Вас уже довольно долго разыскивают, и не кто-нибудь, а ваш прямой начальник капитан Федерс. Ему нужно срочно поговорить с вами.

— Это в такое-то позднее время?

— Капитан Федерс готов принять вас в любое время, но чем позднее вы придете, тем меньше это доставит вам радости.

Катер был уверен, что Федерс вовсе не собирался с ним беседовать, но еще больше он был уверен в том, что Федерс приложит все силы, чтобы помочь своему дружку Крафту.

Тем временем капитан Ратсхельм судорожно думал о том, как он нанесет новый удар своему упрямому офицеру-воспитателю. Однако его опередил Вирман, неожиданно заявивший:

— Я рад, что обер-лейтенант Крафт сам пришел сюда. Я как раз собирался пригласить его к себе.

— В случае, господин старший военный советник юстиции, — начал Крафт вежливо, — если вы намерены и с меня снять допрос, я хотел бы попросить вас действовать строго по уставу. В таком случае я требую пригласить сюда протоколиста, а также попросить третьих лиц оставить нас одних, тем более что они в большей или меньшей степени имеют отношение к данному случаю и могут помешать ведению расследования.

— Это замечание распространяется и на меня, господин старший военный советник юстиции? — сразу же спросил Ратсхельм у Вирмана.

— Не обращайте на него внимания, господин капитан, — ответил ему военный юрист. — Собственно говоря, я намерен на сегодняшний день официальную часть своей работы закончить. А с господином обер-лейтенантом Крафтом я хочу побеседовать неофициально. Надеюсь, вы разрешите мне это, господин капитан?

Попрощавшись с Вирманом, Ратсхельм прошел мимо Крафта, даже не посмотрев на него, и вышел из кабинета. Его шаги были отчетливо слышны из погруженного в ночную тишину коридора.

— Вот мы и остались одни, — проговорил Вирман и усмехнулся. — Давайте поговорим друг с другом откровенно.

— Господин старший военный советник юстиции, я, как офицер-воспитатель, несу полную ответственность за подчиненных мне фенрихов, а это означает, что я не потерплю ничего такого, что не соответствовало бы этим моим обязанностям. К их числу я отношу и формальный допрос, особенно в присутствии сомнительных третьих лиц. Подобный шаг я рассматриваю как формальную ошибку. Я не только протестую, но и намерен письменно заявить об этом. Я требую, чтобы впредь все расследования и допросы вы проводили в присутствии нашего следователя капитана Шульца.

— Почему вы так волнуетесь, господин обер-лейтенант? — спросил Вирман. — Все это напрасно, вы пришли слишком поздно! Но, пожалуйста, садитесь, я объясню вам все подробно.

Крафт опустился на стул и, вытянув ноги, принялся рассматривать старшего военного советника юстиции. Вирман улыбался, и хотя эту улыбку можно было истолковать как дружескую, на самом деле она свидетельствовала о его чувстве превосходства.

— Вы пришли слишком поздно, — повторил Вирман. — Я понимаю, что вы можете в какой-то степени осложнить мне ход расследования. Однако вам не удастся повлиять на его результат.

— Если вы хотите, я могу сфабриковать совершенно противоположные результаты.

— Я убежден, что вы получите их в готовом виде. После всего того, что я о вас слышал, Крафт, у меня сложилось впечатление, что вы похожи на человека, который пройдет даже по трупам.