Крафт помог надеть Эльфриде пальто, надел шинель, открыл дверь и вывел возлюбленную в коридор. И остановился, освещенный матовым светом электролампочки: перед ним словно из-под земли появился фенрих Редниц. Он отдал офицеру честь.

— Могу я минутку поговорить с вами, господин обер-лейтенант?

— Вы меня здесь ожидали, Редниц?

— Да, господин обер-лейтенант, ожидал примерно с четверть часа, так как я не хотел вам мешать.

Обер-лейтенант понимающе кивнул. Следовательно, фенрих был осведомлен о его личной жизни, возможно даже, что он кое-что слышал о ней от других.

«Ну, если об этом известно пока только одному Редницу, то это еще терпимо», — подумал Крафт и, обратившись к Эльфриде, попросил:

— Пройди, пожалуйста, немного вперед, я тебя сейчас догоню. Или, быть может, вы, Редниц, собираетесь надолго меня задержать?

— На три минуты, господин обер-лейтенант, не больше.

Обер-лейтенант Крафт вместе с Редницем вернулся в комнату. Первый взгляд офицер невольно бросил на неубранную кровать, но Редниц, казалось, не замечал ее: он не сводил глаз со своего обер-лейтенанта.

— Господин обер-лейтенант, — откровенно начал фенрих, — могу я спросить вас, о чем вы сегодня разговаривали с Хохбауэром перед подрывом бункера?

Крафт, казалось, нисколько не был удивлен таким вопросом, а если даже и был удивлен, то по крайней мере не показывал этого. Он посмотрел на фенриха с той же откровенностью, с какой тот глядел на него.

— Вы это могли бы и не спрашивать, Редниц, так как и без меня все знаете.

— А каков результат, господин обер-лейтенант, могу я узнать это?

Крафт внимательнее присмотрелся к фенриху и заметил на его лице выражение не только откровенности и доверия, но и участия.

Немного помолчав, обер-лейтенант сказал:

— Я хочу спросить вас, Редниц, зачем вам понадобилось знать это. Дело в том, что многого я вам не могу сказать, но не скрою, что Хохбауэр признался в том, что он сделал.

— Ну что ж, — с удовлетворением отметил Редниц, — тогда все ясно.

— К сожалению, мой дорогой, ясно далеко не все, — проговорил обер-лейтенант и опустил голову. — Речь здесь идет не столько о признании, сколько об установлении факта, который совершился, так сказать, без свидетелей, и, следовательно, Хохбауэр может смело отказаться от тех слов, которые он сказал мне. А у меня, Редниц, нет никаких доказательств его вины, ни одного доказательства. Я знаю убийцу, но не могу призвать его к ответу, Редниц. Вот как все это выглядит. Вы это хотели узнать от меня?

— Если все действительно выглядит так, как вы сказали, господин обер-лейтенант, тогда, пожалуй, имеется другая возможность. Один обходный маневр, но он-то и приведет вас к цели. Или вы, быть может, намерены всю эту историю похерить?

— Говорите же, дружище! Говорите! Выкладывайте, что вы еще знаете!

И фенрих Редниц рассказал о трех любопытных вещах.

Во-первых, о наличии довольно подробного описания, в котором с указанием времени (вплоть до минут) были зафиксированы все частные визиты фенриха Хохбауэра к начальнику потока капитану Ратсхельму. Более того, в этой бумаге перечислялись все свидетели этих визитов и их высказывания по данному поводу.

Во-вторых, о красивом голубом батистовом платочке, слегка запачканном, с вышитой монограммой «ФФ», что расшифровывалось не иначе как Фелицита Фрей.

В-третьих, о некой Марии Кельтер, проживающей в Вильдлингене-на-Майне по улице Кранихгассе, четыре, с дополнительными данными о городском парке, памятнике жертвам минувшей войны и событиях, произошедших примерно в двадцать один час тридцать пять минут.

— Дружище, этого вполне достаточно, — с убеждением сказал обер-лейтенант Крафт.

В двадцать два ноль-ноль рабочий день в казарме официально заканчивался, так как в это время объявлялся отбой.

В это время хозяин военного ларька выпроваживал последних гостей и выключал свет. Часовые, стоявшие у ворот, запирали их и даже закрывали калитку, однако еще не запирали ее.

В это же время начинали действовать дежурные, ответственные за дисциплину и порядок в казарме: дежурный унтер-офицер по административно-хозяйственной роте; дежурные фенрихи по потокам; дежурные девушки из числа женского гражданского персонала. Все они выясняли количество присутствующих, количество отсутствующих, их фамилии, проверяя их по спискам уволенных в городской отпуск. В общем, в тот вечер все было в порядке.

В казино жизнь била ключом: офицеры только что управились со своим ужином, так как игра, затеянная генералом, заняла гораздо больше времени, чем предполагалось, казалось, ей конца не будет. Игра эта потребовала большое количество жертв, но главной жертвой оказался капитан Ратсхельм. После ужина каждому офицеру было разрешено выпить по полбутылки вина, и они стремились немедленно воспользоваться этим разрешением. После игры каждый из них знал, как он должен вести себя во время большого пожара.

После объявления отбоя многие фенрихи еще не спали, большинство из них работало, тихо переговариваясь между собой. В помещении учебного отделения «X» было оживленно: отмечалось успешное окончание операции «Памятник воинам прошлой войны», которой руководил Вебер, а Хохбауэр торжествовал победу. Участники этой операции несколько запоздали и вернулись в расположение части через забор.

И лишь один Бемке вернулся в расположение части без опоздания. Свое возмущение он высказал Редницу. В данный момент он искал утешения в любимом «Фаусте», подолгу обдумывая очередную строфу.

На узле телефонной связи для столь позднего времени царило необычное оживление. Обе дежурившие на коммутаторе телефонистки едва успевали работать, их то и дело отвлекали некоторые фенрихи, а им нужно было еще следить за летной обстановкой, так как ожидалось несколько воздушных налетов противника.

— Вот как! — произнес один из гостей. — Выходит, что здесь самолеты противника еще ни разу не появлялись. Готов спорить, что на их картах эта дыра вовсе и не значится.

— Устраивайся поудобнее, девочка, — предложил капитан Катер. — Чувствуй себя как дома. Или, быть может, тебе не нравится мое бунгало?

— О нет, — заверила капитана Ирена Яблонски, с любопытством оглядывая обстановку. — Мне здесь все очень нравится.

— Тогда садись, куда хочешь. Ну, например, на кровать.

— Спасибо, — охотно согласилась Ирена и села на указанное место.

Ей действительно нравилось все, что она видела. Помещение показалось ей слишком большим, в такой комнате смело могли расположиться пять или шесть девушек. На полу лежал большой ковер, на окнах висели цветные гардины из тяжелой материи. Кровать застлана пушистым покрывалом.

— Ты спокойно можешь снять туфли, — великодушно сказал Катер. — А то выйдешь на улицу и сразу же простудишься: погода-то вон какая скверная.

— На меня погода не влияет, — сказала Ирена.

— Все-таки лучше сними туфли, — посоветовал ей Катер. — А ноги можешь спрятать под одеяло: так будет и приятно и тепло.

Ирена Яблонски сделала так, как ей советовали. По характеру она была покладистой и чувствовала свое превосходство: остальные девицы лежали на жалких койках в своих клетушках, а она как-никак являлась гостьей своего шефа капитана Катера.

— Сейчас я открою бутылочку шампанского, — проговорил Катер, — чтобы отпраздновать сегодняшний день.

— О, чудо! — воскликнула Ирена.

Катер открыл окошко и достал из-за него бутылку шампанского, которую он выставил туда для охлаждения. Затем достал два фужера, взятых, судя по всему, из казино. Подсев к Ирене на кровать, он сказал:

— Ну а теперь выпьем!

Он наполнил фужеры до краев. Шампанское сильно пенилось, и несколько капель упали Ирене на платье. Катер попытался вытереть пятна. Причем делал он это так активно, что Ирена жеманно захихикала и заломалась.

— Ну, выпьем! — предложил еще раз Катер.