Капитан Федерс бросил на схему беглый взгляд и сразу же все понял; возможно, он был единственным офицером, который сообразил это.

— Господа, — начал Федерс деловым тоном, сразу же взяв верх над нервозным беспокойством, — да это же настоящий хаос. Нечто подобное можно встретить довольно редко. Над решением такого ребуса поломает голову девять десятых офицеров.

И вдруг от радости капитана Федерса, разгадавшего загадку этого тактического шедевра, не осталось и следа.

— Если генерал пожелает разыграть этот вариант до конца, то нам не освободиться отсюда и до полуночи. Проклятие! — мрачно сказал капитан Крафту.

«Проклятие! — думали и другие офицеры. — Черт бы побрал нашего генерала!»

А генерал, слегка сузив глаза, рассматривал офицеров. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Адъютант генерала тем временем, как обычно на подобных занятиях, зачитал список участвующих в игре. И, как всегда, никто не был забыт, все офицеры без исключения были заняты в предстоящих «скачках». Даже оба начальника курсов и те были задействованы: один — в роли бургомистра, а другой — коменданта железнодорожной станции, что уже само по себе свидетельствовало о том размахе, который должна была принять эта игра.

Поэтому не вызвало особого удивления даже то, что один из офицеров был назначен по плану игры начальником военной школы номер пять. И этот жребий, который сначала был воспринят как особая честь, пал на капитана Ратсхельма, который с гордостью поднялся со своего места, услышав собственную фамилию.

— Я всегда считал Ратсхельма «канделябром», — проговорил Федерс. — Однако того, что ему сейчас предстоит сделать, я бы ему никогда не пожелал.

А спустя четыре минуты предсказание Федерса уже оправдалось. Стоило только Ратсхельму отдать свое первое распоряжение: «Блокировать всю казарму!» — как господин генерал тотчас же вмешался. А спустя две минуты Ратсхельм был повержен, ибо генерал Модерзон объявил ему, что блокирование казармы в создавшейся ситуации подобно самоубийству.

— На вашем месте любой фенрих, бросив беглый взгляд на схему, сообразил бы, что для эффективной борьбы с пожаром никак не обойтись без помощи извне, — язвительно заметил генерал.

Затем в игру вошел бургомистр, за ним — вновь назначенный комендант железнодорожной станции, после чего последовали распоряжения пожарных служб, и так далее и тому подобное.

Через девять минут после начала игры Ратсхельм был положен на обе лопатки. Он тут же был «отстранен» от должности начальника военной школы номер пять и назначен старшим вспомогательной команды, которая должна была тушить пожар ведрами с водой. «Разжалованный» Ратсхельм уныло поплелся на свое место. Почти упав на стул, он уже был не в состоянии воспринимать происходившее вокруг.

Майор Фрей вдруг побледнел и сразу же сник, так как до него дошел смысл того, что здесь разыгрывалось, да и его утренний разговор с генералом красноречиво свидетельствовал об опасностях, которые из него вытекали. И он не на шутку начал опасаться за свое положение.

Однако еще далеко не закончив окончательный разгром, генерал своим деловым, холодным тоном, каким он обычно привык отдавать распоряжения, проговорил:

— Господин капитан Федерс и господин обер-лейтенант Крафт свободны от продолжающейся игры.

— Вы вполне могли бы и не ходить со мной, Крафт, — сказал капитан Федерс, обращаясь к обер-лейтенанту, когда оба офицера вышли в коридор. — То, что я намерен сделаться вполне могу сделать один. — А заметив, что Крафт покачал головой, мрачно добавил: — Только не пытайтесь помешать мне сделать намеченное!

Они сели в машину и поехали по заледенелым улочкам, особенно осторожничая на крутых поворотах. Фары машины были замаскированы, и их свет пробивался лишь в узкие щелочки. Было видно, что шел снег, а улицы были такими пустынными, будто городок этот представлял собой театр военных действий, только по ту сторону бойни, откуда к линии фронта беспрерывно шли эшелоны со смертоносными грузами.

Капитан Федерс вел машину, обер-лейтенант сидел рядом. Настоящего водителя машины Федерс оставил в казарме, как полноправный командир роты он имел на это право. Мотор натужно ревел, увлекая машину вперед по дороге.

— Бригадный генерал медицинской службы, которого мы сейчас увидим, — объяснял Федерс, — самая настоящая свинья, не имеющая ни малейшего представления об этике. Он намерен всех бедняг, которые сейчас находятся на той вилле, попросту говоря угробить.

— Дайте газ, Федерс!

— Большего из этой колымаги уже не выжмешь. Однако мы и так не опоздаем, и все благодаря вашей интервенции против генерала. Дело в том, что я зарезервировал местечко для бригадного генерала в одной гостинице, где он сможет поесть печенки, кровяной колбасы и отдохнуть. А я ему сейчас такой десерт преподнесу, что он у него в горле застрянет.

— А что, если он на самом деле окажется человеком с принципами и никого не собирается сживать со света, тогда что?

— Тогда, Крафт, я брошусь ему на грудь и выплачусь на ней.

Вскоре они свернули с главной улицы на боковую, приближаясь к вилле Розенхюгель. Запретная зона оказалась неоцепленной, ворота раскрыты настежь, шлагбаум поднят, ну а уж таблички с надписью «Скорость 10 км» для них и вовсе как бы не существовало. Они подъехали к главному входу, у которого уже стояла машина марки «мерседес», принадлежащая бригадному генералу медицинской службы, на переднем сиденье которой преспокойно спал водитель. Судя по его виду, нетрудно было догадаться, что и он, видимо, плотно поужинал, и притом с возлияниями.

Быстро выйдя из машины, Федерс и Крафт направились к парадному, где под фонарем уже стоял майор медицинской службы Крюгер. От скупого света фонаря, падавшего на его лицо, он казался старше и выше обычного.

— Добро пожаловать, господин обер-лейтенант Крафт, — поздоровался он, протягивая ему руку.

— Ну? — спросил Федерс.

— Девятнадцать, — ответил Крюгер.

— Ах эта свинья! — бросил Федерс, направляясь внутрь здания. Пройдя несколько шагов, он остановился и, обращаясь к майору Крюгеру, сказал: — Ты, Гейнц, выходишь из игры, иди к своим больным, которым ты нужен, а уж остальное предоставь нам. Крафт, пошли со мной.

Оставив Крюгера, который еще ниже опустил голову, на месте, они, миновав безлюдную ординаторскую, вошли в кабинет майора медицинской службы, в котором как раз и находился тот человек, которого они разыскивали, — бригадный генерал медицинской службы. Это был небольшой господин с розовым, круглым, кажущимся добродушным лицом и голубыми глазами. Руки он скрестил на груди, как это обычно любят делать задиры мальчишки. Сначала он с довольным видом осмотрел бумаги, лежавшие перед ним, а уж только после этого взглянул на вошедших.

— А-а, это опять вы, мой дорогой! — воскликнул генерал-медик, обращаясь к Федерсу. — А я уж думал, что вы уехали, даже не попрощавшись со мной, особенно после того, как мы с вами так великолепно поговорили. А ужин, который вы для меня заказали, за что я вам очень благодарен, был просто великолепен. Ну а уж вино, мой дорогой, тысяча девятьсот тридцать третьего года не вино, а настоящая поэма. Что с вами? Вы себя неважно чувствуете?

— Вы уже закончили свою работу здесь? — спросил Федерс, подходя к генералу ближе. Он забыл представить Крафта, и тот стоял, притворив за собой дверь и прислонившись к косяку, будто намереваясь никого не выпускать отсюда.

— Разумеется, — начал генерал-медик несколько расстроенным, но отнюдь не обеспокоенным тоном, — самую тяжелую и ответственную работу, которую не могу никому передоверить, я действительно закончил. И закончил с результатом, который можно было предвидеть заранее. Правда, далось мне это нелегко, но здесь речь шла о моем профессиональном долге. Вы, конечно, знаете — это требование часа, так сказать, требование нашего этического самосознания.

— Выходит, вы намерены лишить девятнадцать человек жизни, и только потому, что это якобы является вашей обязанностью?