В последнее время женщинам было строго-настрого запрещено вступать в контакт с фенрихами. Первое время, когда в школе обучались еще первые потоки фенрихов, к этому запрету относились несерьезно, так как женский персонал школы не только сам предоставлял себя фенрихам в полное распоряжение, но и готов был выполнить любое их желание. Однако с приходом в школу генерал-майора Модерзона женский персонал уже не имел возможности вступать в прямые служебные контакты с фенрихами.

Так, Эльфрида Радемахер работала у командира административно-хозяйственной роты, а Марион Федерс — в хозяйственном отделе. Как только они познакомились, они довольно часто перезванивались. Более того, даже встречались друг с другом в рабочее время; с папками в руках (что придавало им деловой вид) они могли спокойно поболтать о своих делах.

Чаще всего они встречались в канцелярии административно-хозяйственной роты, и не только потому, что запасы кофе у Катера были неистощимы, помимо этого, они заметили, что капитан Катер старается обходить их стороной, делая вид, что не замечает их. Однако обе они не знали, что капитан Катер, наблюдая их встречи, делал у себя в блокноте пометки об этом, указывая точное время и продолжительность беседы.

— Я сама себе создаю заботы, — сказала как-то Марион Федерс. — До этого я постоянно беспокоилась о муже, который за последнее время, как я заметила, сильно изменился.

— Уж не хотите ли вы сказать, — довольно откровенно, как обычно, поинтересовалась Эльфрида Радемахер, — что вас беспокоит дружба вашего супруга с обер-лейтенантом Крафтом?

Марион Федерс кивнула:

— А вы не находите, что оба они образуют несколько необычную пару, а? С тех пор как они встретились и познакомились, оба начали высказывать порой довольно опасные идеи.

— Я мало что понимаю в этом, — уклончиво ответила Эльфрида.

— Но ведь вы это чувствуете, не так ли?

— Я не имею никакого влияния на обер-лейтенанта Крафта.

— Но ведь вы же помолвлены с ним!

Эльфрида рассмеялась:

— Мы любим друг друга, или, по крайней мере, каждый из нас надеется на это. Однако, несмотря на это, я не пользуюсь никакими правами.

Марион Федерс уставилась на Эльфриду Радемахер задумчивым взглядом. Немного помолчав, она наконец сказала:

— Вы очень его любите, не так ли? А потому вы не имеете права не предупредить его, не уберечь его от совершения какой-либо глупости. Дело в том, что оба они бросаются в глаза. Кто их знает, тот не может не заметить даже тогда, когда они пытаются скрыть свои помыслы. Хочу сказать вам вполне откровенно: сначала я очень обрадовалась, что два этих необыкновенных человека подружились, но со временем меня охватил страх.

— Уж не хотите ли вы, Марион, чтобы они раздружились?

— Да, — ответила фрау Федерс с изумительной готовностью. — Когда они вместе, они представляют собой опасность, хотя оба и руководствуются самыми лучшими мотивами. Если нам удастся разъединить их, то мы как бы автоматически уменьшаем опасность вдвое. И сделать это — ваша обязанность, Эльфрида.

— Почему я должна это делать? — уклончиво спросила Эльфрида Радемахер. — И почему вы думаете, что именно мне это удастся? Я знаю обер-лейтенанта Крафта всего несколько недель. А вы, Марион, как-никак супруга капитана Федерса, и уже довольно давно.

— Вы знаете, Эльфрида, что это за брак, к тому же я не имею на него сильного влияния. У вас же, как мне кажется, все обстоит несколько иначе. И исходя из этого, вы должны сделать все возможное для того, чтобы разъединить их, пока еще не поздно.

Прибыв на местность, на которой он должен был проводить занятия по подрывному делу, обер-лейтенант Крафт произвел последние приготовления.

Он лично подготовил удлиненный заряд, восемь специально назначенных фенрихов находились в непосредственной близости от него, остальная часть учебного отделения расположилась в пятидесяти метрах от него в укрытии. Все было продумано до мелочей.

Погода, словно по заказу, была великолепной. Деревья простирали свои ветви в голубое высокое небо. Земля замерзла от легкого морозца, и когда на нее наступали, казалось, что под ногами жесткий бетон. Каждый звук растекался в морозном тумане.

Однако ни одному фенриху не было холодно.

Они молча и внимательно следили за каждым движением обер-лейтенанта Крафта, видели его неторопливые, точные движения, слышали его спорные, но ясные распоряжения. На этот раз он действовал искуснее обычного, а выражение его лица было серьезнее, чем когда бы то ни было.

Постепенно до фенрихов стало доходить, что сейчас здесь происходит не что иное, как то, что позволяет восстановить обстановку и атмосферу того самого дня, когда погиб лейтенант Барков, все, до самых мельчайших деталей. Взрывчатка, инструмент — все лежало на тех же самых местах, да и сами фенрихи были разбиты точно на такие же группы, как и в тот раз.

Вот обер-лейтенант Крафт приступил к установке взрывного заряда весом в десять килограммов. Встав на колени на свежевыброшенной из углубления земле, он посмотрел вверх: вокруг него сгрудилось восемь фенрихов. Двое из них, Андреас и Хохбауэр, находились к нему ближе остальных, трое, а именно Крамер, Вебер и Бергер, находились на удалении нескольких метров, а трое остальных располагались несколько в стороне, это были Меслер, Редниц и Бемке.

— Кто тогда помогал лейтенанту Баркову? — спросил обер-лейтенант.

— Я, — ответил фенрих Хохбауэр, стараясь произнести это короткое «я» с небрежностью.

— Тогда попытайтесь, Хохбауэр, делать то же самое, что вы делали тогда.

— Слушаюсь, господин обер-лейтенант, — проговорил Хохбауэр с явно наигранной небрежностью. — Я попытаюсь.

Хохбауэр тут же подошел к обер-лейтенанту Крафту и встал рядом с ним на колени. Оба начали подготавливать заряд, затем они уложили его в землю, сверху заложили несколькими кирпичами, а уж потом засыпали землей. Из земли торчал лишь бикфордов шнур.

Когда все было сделано, обер-лейтенант встал с колен. Внимательно осмотрев место взрыва, он взглянул на часы. И уж только после этого быстрым шагом направился к остальной группе фенрихов, что располагалась в укрытии, метрах в пятидесяти от него. Подойдя к группе, он сразу же обратился к Амфортасу:

— Скажите, на каком именно месте вы тогда вывихнули себе ногу?

Амфортас, судя по виду, явно нервничал. Он засуетился, чтобы поскорее показать это место — небольшую выемку, до которой было всего-навсего несколько шагов.

На вопрос Крафта о том, что же случилось после этого, Амфортас ответил:

— Лейтенанта Баркова кто-то позвал, и он подошел сюда точно так же, как сейчас подошли вы, господин обер-лейтенант. Он внимательно осмотрел мою ногу и распорядился, чтобы меня немедленно отправили в укрытие. Вот и все.

— Хорошо, всем в укрытие!

Отдав эту команду, обер-лейтенант Крафт направился к группе подрывников, что находилась метрах в пятидесяти от него. На ходу он еще раз взглянул на часы. Прошло немногим более четырех минут. Как только он дошел до места взрыва, то спросил:

— Что здесь произошло за мое отсутствие?

— Абсолютно ничего, — ответил ему фенрих Хохбауэр.

— А что произошло тогда, при лейтенанте Баркове?

— Тоже ничего, господин обер-лейтенант, — с готовностью ответил Хохбауэр и посмотрел на остальных фенрихов.

— Андреас, — обратился офицер к фенриху, который стоял к нему ближе остальных, — вы тогда что-нибудь заметили?

— Ничего не заметил, господин обер-лейтенант, — поспешно ответил Андреас. — Абсолютно ничего.

Однако, несмотря на это, Крафт одного за другим опросил каждого фенриха, хотя заранее догадывался о том, что они ему могут сказать. Крамер, Вебер и Бергер уверяли, что они ничего не видели, так как в тот момент были заняты разговором. Меслер, Редниц и Бемке заявили, что они вообще находились в таком положении, что ничего не могли видеть. Крафт тотчас же проверил, соответствует ли их заверение истине. Оказалось, что действительно ни заряда, ни шнура они со своего места видеть никак не могли.