— Когда я стану психоисториком, то буду знать!

Мурек улыбнулся:

— И сохранишь при этом рассудительность двенадцатилетнего?

— Вопрос с подвохом, — уклончиво сказал Эрон. Взглянув на слепые окна кабины и фото ребенка на приборной доске, он наклонил голову и прислушался. — Мы начали делать круги. Я чувствую это и без пама.

— Мы уже на месте, но не сядем, пока я не дам команду.

— Я что, еще не успокоился?

— Уже почти. Послушай меня, Эрон. Когда отказывают правила, все, что у тебя остается, — умение рассуждать. Ничто не убьет тебя быстрее, чем комбинация неверных правил и отсутствия рассудительности. Заметь, ни одно правило не может быть применимо к любым ситуациям. Это относится и к правилам насчет секретности. — Он взглянул на экран физиодетектора. — Как ты себя чувствуешь?

Эрон прислушался к своим эмоциям.

— Отлично. Я только что вынес суждение двенадцатилетнего: ты не злобный великан. Извини, что я приударил за Немией.

— Значит, у тебя есть правило, которое указывает, когда надо извиняться? — криво усмехнулся Мурек.

— Ну как, я достаточно спокоен?

— Судя по прибору, успокаиваешься.

— Значит, мы можем садиться?

— Погоди, есть еще один, последний момент. Мы много говорили о секретах, и ты сильно облегчил свою совесть. Очень хорошо. Это было необходимо для успеха операции. — Мурек дал команду на посадку. — Но я еще хочу задать тебе головоломную задачку, чтобы ты подумал над ней по дороге в Азинию и там, в ее древних стенах. Она как раз на тему секретов и рассудительности.

— Ты никогда не упустишь случая завершить лекцию какой-нибудь задачкой! Может, попробуешь хоть иногда без этого обходиться, чтобы больше походить на нормального человека?

— В то время как ты перестанешь быть человеком, превратившись в психоисторика…

Эрон дружески пихнул его:

— Ладно, давай! За тобой последний выстрел. Еще один я выдержу.

— Психоисторики дают обет служить человечеству. Они клянутся, что сохранят в тайне свои методы предсказания будущего, и при том исходят из того, что эти методы, будучи обнародованы, потеряют силу и наступит всеобщий хаос, так?

— Да, верно.

— Вот пример: если преступник знает, что на месте преступления будет полиция, то он совершит преступление в другом месте, а полиция, зная, что он знает… в общем, все очень запутывается. — Мурек повернулся, снял с Эрона шлем и датчики и посмотрел ученику прямо в глаза. — Есть одно очень неприятное побочное следствие этой «благородной» клятвы хранить тайну: сообщество психоисториков представляет собой элиту такую же самовластную, как старый императорский двор, а мы, как низшие существа, зависим от их милости, на которую никак не можем повлиять. Но — и это очень большое «но» — обет хранить тайну ты должен будешь принять до того, как станешь психоисториком и будешь знать достаточно, чтобы принять сознательное решение, и потому твоя клятва будет вынужденной, а не добровольной.

— А ты хочешь, чтобы я не торопился и принял решение потом?

— Это не мое дело, я только веду машину.

Мурек нажал что-то, и стекло кабины вновь стало прозрачным. Они пикировали прямо в узкую горную долину. Эрон едва успел оглянуться вокруг, как аэрокар уже приземлился и вкатился в ангар.

— Но они не примут меня, если я откажусь давать клятву!

— Скорее всего нет.

— Я могу сделать вид…

— В этом нет необходимости. Любой обет можно потом, по зрелом рассуждении, пересмотреть — если, конечно, ты к тому времени не станешь рабом принятых правил.

Колпак кабины открылся. Перед ними на полосатом черно-желтом полу ангара стоял Ригон. На его татуированном лице играла сияющая улыбка. Протянув руку, он помог мальчику спуститься.

— Где мы? — спросил Эрон, нетерпеливо оглядываясь и пытаясь что-то рассмотреть, пока высокие двери ангара окончательно не захлопнулись.

— Тебе это знать ни к чему, — ответил Мурек, провожая его по боковому коридору к шахте левитатора. — Необходимый секрет, — усмехнулся он.

Поднявшись наверх, все трое сняли одежду и прошли сквозь очищающий барьер, после чего их тела обволокли специальные стерильные костюмы. Операционная была освещена тусклым красным светом — более высокие частоты могли повредить чувствительные квантронные компоненты. Усадив Эрона в кресло, с него осторожно сняли пам, затем подключили мозг мальчика к единой информационной сети, объединявшей все приборы в комнате. Никто не произнес ни слова — впечатление было, что эту процедуру он проходил ежедневно. Ригой надел огромные рабочие очки. Что касается Мурека, то он, по-видимому, присутствовал лишь для того, чтобы присматривать за своим беспомощным учеником. Как и прежде, с Немией, Эрон заметил, что его ощущения, более не контролировавшиеся памом, резко обострились, хотя на этот раз, в отсутствие эротического возбуждения, он был гораздо спокойней. Контуры машин казались слишком резкими, цвета — слишком насыщенными, движения роботов, которые передвигали и поворачивали его странно чужой пам, — слишком отточенно-угловатыми. Показания на экранах приборов, о назначении которых он теперь не мог и догадываться, были наполнены таинственным мистическим значением.

Ригон все работал и работал за своим пультом. Иногда он что-то делал руками, иногда — отдавал команды и наблюдал за автоматическими операциями. Время тянулось бесконечно, терпеть и ждать было настоящей пыткой, но Эрон стойко переносил испытание. В его сознании царило странное спокойствие.

Наконец Ригон поднял очки на лоб и улыбнулся.

— Ну вот, все в порядке, это было легко, теперь — самая трудная часть. Держись, парень, смотри, не намочи штаны!

Он снова надвинул очки, которые делали его похожим на тролля, и тут же вернулся к работе. Эрону захотелось встать и посмотреть, но он не мог.

— Пусть работает, — сказал Мурек.

Прошел еще час. Эрон не спал, но в его сознании проносились странные животные фантазии, похожие на сны. Их причудливые повороты завораживали, хотя без пама он не мог их даже запомнить.

После того как пам снова подключили, мальчика перенесли в элегантно обставленную комнату отдыха. Там были хрустальные люстры, развлекательные панели, мягкие кровати и кушетки. На стенах висели изысканные живые картины с регулируемой скоростью движения. Но всего этого Эрон даже не заметил — он лихорадочно искал свои новые возможности и… ничего не находил. Он задавал сам себе трудные вопросы, но ответов не было. Это было ужасно! Операция провалилась!

Однако Ригон выглядел спокойным и довольным. Мурек сразу начал колдовать над кухонным автоматом, пока не получил какой-то густой алкогольный напиток, похожий на сироп, который принялся пить большими глотками. Совсем не похоже на него. Прямо на глазах наставник превращался совсем в другую личность: привычная расчетливая сдержанность исчезала, как будто его телом овладевал какой-то дикарь. Хотя, может быть, в этом была виновата операция, изменившая восприятие Эрона…

Молчание явно затянулось.

— Ну что, парень, — произнес наконец наставник-пришелец, — ты еще помнишь теорему Пифагора? — Первые глотки сиропа, по-видимому, начали действовать.

— Конечно! — с негодованием воскликнул Эрон.

— Не надо мне твоих «конечно»! — Мурек включил ближайшую стену. — Докажи мне ее! Что значит «а квадрат плюс b квадрат равно с квадрат»?

Чтобы ублаготворить учителя, Эрон с помощью пама нарисовал на экране синий треугольник. Построил квадраты на катетах, разрезал их на части, потом сдвинул их и составил новый квадрат на гипотенузе.

— В чем дело? В эти детские игры я могу играть и без пама! — презрительно бросил он.

Наставник что-то довольно пробормотал в ответ, затем проглотил остаток сиропа и растянулся на одной из кроватей. В тот момент Эрон ненавидел своих спутников. Безмозглые уроды приговорили его прожить жизнь таким же усредненным ничтожеством, каким он был всегда! Если жизнь настолько жестока, что наградила его тупым гандерийцем-отцом и такой же матерью, то он мог по крайней мере надеяться получить какой-нибудь особенный пам, который поднял бы его над всеми в Галактике. А теперь ему отказано даже в этом! Хуже того, они, наверное, еще что-нибудь там напортили…