Казалось, он хотел еще что-то сказать, но в эту минуту на них обрушились Эммелайн и Конистан.

Грэйс почувствовала, как знакомые страхи охватывают ее с прежней силой, тем более, что лорд Конистан поклонился ей с самым суровым и нахмуренным видом. Слава Богу, что они с Дунканом не стали предметом всеобщего внимания: к ним подошли только Эммелайн с лакеями и Конистан, в то время как остальные гости, казалось, совершенно не интересовались тем, что происходит в дальнем конце гостиной. Одни весело болтали, другие не без труда пытались наладить разговор с партнерами, найденными по жребию. Сделав такое наблюдение, Грэйс немного успокоилась, и это дало ей сил, не теряя самообладания, выдержать полный скрытого напряжения обмен любезностями между братьями и Эммелайн. Поджатые губки и упрямо выпяченный подбородок хозяйки дома недвусмысленно свидетельствовали о том, что в данный момент она совсем не рада обществу виконта.

К ее удивлению, первым вступил в бой Дункан.

– Что-нибудь не так? – воскликнул он, обращаясь к брату. – Могу я узнать, чем вызвана недовольная мина на твоем лице? Или тебе не нравится праздник, устроенный Эммелайн? Что до меня, то я просто очарован, даже слов не нахожу!

Грэйс, не удержавшись, взглянула на Дункана расширенными от изумления глазами. Никогда раньше на ее памяти он не обращался к Конистану так… таким уверенным тоном. А когда Дункан обернулся к ней и даже подмигнул, ей показалось, что ее нервы не выдержат столь серьезного испытания, и она вновь лишится чувств. Но тут ее вовремя осенило, что, потеряв сознание, она рискует не узнать, каково будет продолжение захватывающих событий, а этого ни в коем случае нельзя было допустить! Поэтому Грэйс постаралась успокоиться, до боли стиснув в кулачки руки. Ни за какие блага на свете она не хотела бы упустить ни единой секунды предстоящей схватки!

Ответ Конистана был словно подернут инеем.

– Прекрасная вечеринка, я и не спорю!

Даже лакеи, стоявшие по бокам от Эммелайн с декоративными серебряными чашами в руках, обменялись взглядами, уловив накапливающееся в воздухе грозовое напряжение.

Услыхав, как Дункан спрашивает Конистана: «А ты уже выбрал себе партнершу?» – Грэйс в отчаянии скосила глаза сначала в одну чашу, потом в другую. Вопрос прозвучал вполне невинно, но поскольку одна из чаш была пуста, а во второй осталось всего две пары перчаток, – ее собственные и еще одни короткие, сшитые из черных кружев шантильи, принадлежавшие Эммелайн, – она сразу догадалась, что Дункан поддразнивает брата.

– Нет, не выбрал, – сухо ответил Конистан. – Я собирался сделать это, но, похоже, та пара, которую я искал, так до сих пор и не попала ни в одну из чаш. Мне это показалось чрезвычайно странным, ведь я своими глазами видел, как юная леди сняла перчатки и положила их поверх остальных! – Грэйс судорожно перевела дух и, подняв глаза, встретилась с его холодным и властным взглядом. – Но зато я вижу их сейчас! – продолжал он. – Мне это таинственное появление кажется совершенно непостижимым, ведь всего полминуты назад их здесь не было!

Конистан повернулся и направил свой пристальный суровый взор на Эммелайн. Та приняла вызов с равнодушной улыбкой и ответила совершенно невозмутимо:

– Смею заметить, что это уже не имеет значения, милорд, поскольку вы пропустили свою очередь и лишились права выбирать. Теперь вам придется подождать, пока свой выбор сделает Дункан.

После этого она сладко улыбнулась и сделала знак лакеям поднести чаши поближе.

Грэйс ясно видела, что виконт еле удерживается от резкого ответа, но ему пришлось смириться с невозможностью сделать выговор хозяйке прямо посреди бала, и он ограничился тем, что бросил многозначительный взгляд на Дункана, а потом на перчатки. Ей показалось, что Конистан пытается предупредить брата, однако Дункан явно и демонстративно решил не обращать на него внимания. Он разыграл целый спектакль: взял пару кружевных черных перчаток, поднес их к носу, сделал вид, что принюхивается, и почесал затылок, словно не зная, что предпринять. Затем он проделал то же самое с ее длинными белыми перчатками, даже приложил одну из них к руке Грэйс, а другую к бархатному, расходящемуся колоколом вишневому рукаву Эммелайн.

Не удержавшись, Грэйс рассмеялась. Ей стало особенно весело, когда она заметила удивление на лице своей подруги и оцепенелую гримасу, исказившую черты виконта.

– Я в затруднении, – провозгласил Дункан. – В сущности, мне приходится выбирать между двумя в равной степени прекрасными дамами. Однако должен признаться, что я всегда был неравнодушен, – тут он сделал театральную паузу, чтобы заставить брата еще немного помучиться неизвестностью, – к белым перчаткам.

Эммелайн не сдержала ликующего вопля. Повернувшись к Конистану, она воскликнула:

– Вот вы и остались в дураках, милорд! Ну а теперь ведите меня к столу, я умираю с голоду!

Когда гости разошлись на ночь, Дункан проводил брата в его, теперь уже скандально известную, спальню.

– Все еще не могу поверить! – повторял Дункан, обращая взор к Конистану, пока они пересекали парк, разбитый позади особняка. – Не могу поверить, что ты спишь в сарае!

Нежный аромат роз и цветов водосбора тянулся за ними следом, гравий мягко хрустел у них под ногами. Дункан уже успел выслушать в изложении Эммелайн всю историю о том, сколько хлопот и неприятностей доставил ей его сводный брат и как ее глупая шутка обернулась созданием печально знаменитых «хором».

– Дело не в том, что Скотби пришлось воздвигнуть теремок на руинах, – сказала Эммелайн. – А вообще-то это неплохая мысль! Надо будет подумать, как его использовать в будущих турнирах! – добавила она со смехом, пояснив, что подобный флигель может служить местом самых романтических встреч. – Просто я надеялась одержать маленькую победу над Конистаном, наказать его за то, что он имел наглость появиться здесь на день раньше назначенного срока. Что за ужасные манеры у вашего брата! Но, как бы то ни было, шутка не удалась. Я хотела заставить его испить до дна горькую чашу унижения, а взамен получила апартаменты, действительно достойные важной персоны, причем его заслуга в их возведении тоже несомненна. Хуже всего то (если оставить в стороне сам факт, что мне не удалось одержать даже самой крошечной победы над вашим ужасным братцем), что теперь в имении Фэйрфеллз выстроены новые прекрасные апартаменты, не имеющие никакого практического применения! Чистейшее безумие!

Слова Эммелайн все еще были свежи в памяти Дункана, когда братья оказались на разных дорожках, разделенных невысокими кустами живой изгороди, искусно подстриженными в виде шахматных фигур.

– А главное, Роджер, – продолжал он, повышая голос и торопясь обойти препятствие по боковой дорожке, – Эммелайн мне сказала, что по уговору ты должен был спать в сарае только прошлую ночь; на сегодня и на все оетавшиеся дни она приготовила для тебя лучшую комнату в доме! Хотя должен тебя предупредить: она не преминула добавить, что на лучшей комнате в доме настояли Блайндерз и этот твой засушенный камердинер, а не она! А посему, дорогой братец, скажи мне, что ты задумал? Спать в сарае только для того, чтобы труды слуг не пропали даром! Тебе не кажется, что это уж слишком? Никогда раньше не слыхал, чтобы ты разводил подобные церемонии! А может, ты сам задумал какую-то интригу?

– Интриги – не моя стихия. В ремесле свахи никто не может тягаться с мисс Эммелайн Пенрит. Я уступаю ей поле боя!

Дункан, ускоривший шаги, чтобы нагнать Конистана, бросил на брата пытливый взгляд. От него не укрылись ни суровость его тона, ни борцовский разворот плеч. Казалось, Конистан, подобно боевому фрегату, идущему под всеми парусами, рассекает грудью прохладный ночной воздух, стиснув руки в кулаки и воинственно выставив вперед подбородок.

– Смотри на куст не налети! – окликнул брата Дункан.

Боевой пыл Конистана рассмешил его. Он не смог бы с уверенностью сказать, что именно привело виконта в такую ярость, но у него имелось два предположения, первое из которых затрагивало его самого, а второе касалось Эммелайн. Он решил испробовать последнее.