Убедившись, что юные леди послушно выполняют ее приказ, Эммелайн продолжала:

– Каждый из джентльменов, желающий найти партнершу для обеда и начинающегося вслед за ним бала, должен выбрать пару перчаток в одной из чаш. Ради вашего же блага я от души надеюсь, что, войдя в гостиную сегодня вечером и вступив в разговор с прекрасными дамами, вы обратили внимание на их туалеты.

Среди мужской части зала при этих словах пронесся стон разочарования и досады: все, как один, джентльмены признались, что не обратили никакого внимания на перчатки своих избранниц!

– Пусть это послужит вам уроком! – с веселым смехом вскричала Эммелайн. – Разве вы, господа, не знаете, сколько усилий мы затрачиваем при выборе платьев, перчаток и прочей мишуры с одной-единственной целью – угодить вам?

– Я, например, всегда любуюсь красотой самой дамы, а не ее одеждой! – нашелся Брант Девок. – Неужели вы думаете, что я стану обращать внимание на какие-то перчатки, в то время как я очарован красотой ее лица?! Это нечестно!

– Прекрасно сказано, доблестный рыцарь, – ответила Эммелайн, следуя стилю и духу минувшей эпохи. – В награду за столь изысканный комплимент дарую вам право первым выбрать себе партнершу!

Он тотчас же выступил вперед, расплываясь в самодовольной улыбке.

– Ей-Богу, мне это нравится! Отличная мысль!

Лакеи все еще ходили по залу, так как не все дамы к этой минуте успели снять и отдать перчатки, поэтому ему пришлось подождать. Он терпеливо наблюдал, как замешкавшиеся юные леди снимают и кладут перчатки в серебряные чаши. Его улыбка стала еще шире, когда он заметил, в которую из чаш опустила свои перчатки цвета лаванды мисс Оливия Брэмптон.

Теперь уже и другие господа начали вытягивать шеи, чтобы разглядеть, что за перчатки надеты на каждой из дам. Вспыхивали споры, высказывались догадки по поводу тех леди, которые поспешили первыми расстаться со своими перчатками. В общем и целом Эммелайн могла быть довольна: эту часть своего плана ей удалось воплотить без сучка, без задоринки. Но при мысли о том, что еще предстояло сделать, – а речь шла о поступке, который она сама не могла бы назвать иначе, как самым, что ни на есть, бессовестным жульничеством, – у нее от страха задрожали колени. Однако увидев, как Грэйс снимает белоснежные батистовые перчатки, перехватив тоскующий влюбленный взгляд, брошенный ею на Дункана, Эммелайн вновь обрела прежнюю решимость. Она внимательно проследила, в какую из чаш ее подруга бросила свои перчатки, и кивнула шуту, подтвердив, что Грэйс – именно та, кого он должен выделить среди остальных.

Верный шут ее не разочаровал: вскоре он уже резвился вокруг Грэйс, поминутно хватаясь за сердце, словно сраженный насмерть ее красотой. Он так старался, целуя ее пальцы и падая в обморок у ее ног, что девушка вскоре зарделась и заулыбалась в счастливом смущении. Эммелайн решила, что никогда в жизни ее подруга не была так хороша, как в эту минуту.

Оглядывая толпу, она вскоре заметила Дункана. Он стоял подле одного из высоких окон, из которого открывался вид на озеро. Сама не веря собственным глазам, Эммелайн отметила, что молодой человек впервые смотрит на Грэйс с неподдельным интересом и даже искренним восхищением.

Она не удержалась от улыбки, чрезвычайно довольная тем, что ее усилия увенчались таким безоговорочным успехом. Однако ее ликование сразу же угасло, как только она встретилась глазами с пронизывающим взглядом Конистана. Увы, он тоже – не случайно, разумеется! – оказался неподалеку от Дункана и не только не захотел ответить на ее улыбку, но, напротив, высокомерно поднял бровь. Черт бы его побрал! С этой минуты ей придется быть очень-очень осторожной в своих действиях. Не дай Бог, он что-нибудь заподозрит!

Лорд Конистан оказался в затруднительном положении. Судя по подозрительно яркому блеску в изумрудных глазах Эммелайн, она задумала и сейчас приводила в исполнение какую-то дерзкую каверзу, самым непосредственным образом связанную с экстравагантным способом подбора партнеров для обеда и бала. Но в то же время его настолько сильно поразил ее облик, ему так понравилось ее бархатное платье в старинном духе, обрисовывающее прелестную стройную фигуру, что он почти готов был ослабить бдительность и придумать собственную уловку, чтобы стать ее партнером на этот вечер. Мучительное, но – Боже! – такое знакомое раздражение охватило его душу, когда он вновь, уже в который раз, ощутил двойственность своих намерений в отношении Эммелайн. Ему хотелось начать ухаживать за нею всерьез, выяснить, что в действительности кроется за ее очарованием и красотой, но в то же самое время его обуревало желание задать ей хорошую трепку.

По крайней мере это интригующее начало помогло ему разрешить одну загадку: почему вчера, рассматривая из-за плеча Эммелайн карточки с расположением гостей за обеденным столом, он не увидел плана на сегодняшний вечер. И если совесть нашептывала ему, что подсматривать через плечо нехорошо, что, поступая подобным образом, он ведет себя ничуть не лучше, чем сама Эммелайн, то одного взгляда, брошенного на Дункана, одной мысли о том, какая судьба ждет его сводного брата, если оставить его один на один с коварными затеями хозяйки дома, оказалось довольно, чтобы рассеять все сомнения и колебания в душе Конистана.

Судя по тому, как при самых различных комбинациях Грэйс оказывалась сидящей либо рядом, либо напротив, но неизменно в поле зрения Дункана, можно было смело предположить, что он разгадал первую уловку Эммелайн. Что ж, эту часть ее дьявольской интриги нетрудно будет разрушить!

Однако стоило Конистану обернуться к Грэйс, как его в сотый раз с того самого момента, как она появилась в гостиной, обуяли сомнения. Если бы не Дункан, привлекший к ней внимание брата, виконт ее, наверное, даже не узнал бы. Она очень изменилась, изменилась настолько, что, глядя на нее, он недоверчиво покачал головой. Хотя ему было совершенно ясно, что его настоящий враг – Эммелайн, он предпочел бы, чтобы Грэйс по-прежнему оставалась пугалом огородным.

Сегодня он впервые увидел Грэйс после того вечера, когда она упала в обморок на балу у миссис Уитригг, и ему пришлось признать, что с тех пор она просто расцвела. Ее каштановые волосы, красиво уложенные, обрамляли лицо, оживляя его шаловливыми кудряшками. Цвет лица всегда был самой привлекательной из ее черт, но сейчас Конистану казалось, что никогда прежде ему не доводилось любоваться такой нежной, молочно-белой кожей. Смущенная прыжками шута, то и дело замиравшего в нелепых позах у ее колен, Грэйс покраснела, и нежный румянец расцвел у нее на щеках бутонами роз, раскрывающимися навстречу солнцу. И платье отлично сидит на ней, подумал Конистан, сам себе удивляясь, что замечает подобные вещи. Но тут ему пришло в голову, что до сих пор вся ее одежда была столь же немодной, сколь и скверно сшитой. Цвет платья – яркий, насыщенный синий – тоже подчеркивал красоту ее хрупкой фигурки и по-детски невинного личика. Да, Грэйс была сказочно хороша и могла бы поспорить красотой с любой другой молодой леди в парадной гостиной.

Взглянув на Дункана, Конистан не мог не заметить, что его сводный брат не меньше, чем он сам, потрясен переменами во внешности мисс Баттермир.

«О Господи, – подумал виконт, – мы пропали!»

– Танец с Перчатками! – обратился он к Дункану. – Странный способ подыскивания партнеров для гостей, ты не находишь?

Он надеялся заставить Дункана сделать определенные выводы относительно побуждений, которыми руководствовалась Эммелайн.

Однако Дункан, заслышав эти слова, неожиданно рассвирепел.

– Не знаю, что ты имеешь в виду! – воскликнул он в припадке раздражения. – Мне, например, эта идея представляется чрезвычайно удачной, ведь гости в большинстве своем очень молоды. Да-да, я просто очарован возможностью выбрать себе партнершу таким оригинальным способом! – Он бросил взгляд на Гарви Торнуэйта, стоявшего по другую руку от него, и с улыбкой добавил: