Он повернулся так, что лицо его было обращено ко всем, кроме нее.

– И что же Господь сказал снова? – спросила Франсина, поглаживая живот.

– Сказал, что Хедерингтона удушили, – вступил в разговор Бенедикт, вытаскивая из кармана мятый носовой платок. – Удушили подушкой.

Эдмунд понюхал остатки напитка в своей фляжке:

– И Господь представил доказательства этого?

– Действительно, – сказал Гэвин, дожидаясь, пока слуга выйдет из комнаты. – Он это сделал.

– Что это? – спросила леди Стентон, убыстряя движения своего веера.

– Это наволочка с подушки, матушка, вся в пятнах.

– Она из гостевой спальни Хедерингтонов, – подтвердил Гэвин.

Мисс Стентон подошла ближе и уставилась на тряпицу:

– Убийцы часто пользуются теми орудиями, что окажутся под рукой. А что может быть удобнее, чем перьевая подушка, когда жертва крепко спит в своей постели?

– Послушайте, – сказал Гэвин, осторожно встряхивая запятнанную ткань, чтобы разгладить складки и морщины. На пол с нее упало несколько чешуек запекшейся крови.

– Кровь!

Мисс Пембертон заправила за ухо непокорную прядь.

– У лорда Хедерингтона была ранка на лбу. Не так ли? Кровь попала на наволочку, когда убийца прижал подушку к пораненному лицу графа.

Эдмунд снова наполнил пустой бокал золотистой жидкостью из фляжки.

– Откуда нам знать, что Лайонкрофт не сам размазал кровь Хедерингтона по наволочке после общения мисс Пембертон с Богом?

Гэвин рявкнул:

– Я высоко ценю твою несокрушимую веру в мою неисчерпаемую отвагу и дерзость, но я не мог этого сделать.

Франсина подняла тонкую выщипанную бровь:

– Почему же?

– Потому что, – медленно возразила мисс Пембертон, – когда вчера мы вошли в спальню, кровь уже свернулась и засохла. Помните? Повязка на его голове была покрыта запекшейся кровью. Она была темной и заскорузлой, и след крови на крыле его носа выглядел так же, и его оттенок был…

– Довольно, мисс Пембертон, – сказала леди Стентон, со щелчком складывая веер. – Вы высказали свою точку зрения. Кровь могла попасть с одного места на другое еще при жизни Хедерингтона.

Гэвин положил наволочку на письменный стол так, чтобы окровавленная поверхность была видна всем.

– Ба, – фыркнул Бенедикт. – Мы видим кровь, но она может принадлежать кому угодно.

– И да и нет, – возразила мисс Пембертон. – Если бы это была чья-то чужая кровь, то она не могла бы попасть на подушку и наволочку лорда Хедерингтона. У меня, например, нет ни ран, ни царапин. Как и у леди Стентон и ее дочери. Как и у мистера Лайонкрофта.

В это краткое мгновение Гэвин осознал, что главным благоприятным для него качеством этой женщины была ее способность рассуждать здраво. Он улыбнулся мисс Пембертон, которая внимательно смотрела на Бенедикта. Она не только заметила изъян в логике новоиспеченного лорда, но и заявила о своей уверенности в потенциальной невиновности Гэвина. И, возможно, теперь все внимание будет перенесено на настоящего убийцу.

– Ни у кого из нас, – со вздохом заявила Франсина.

– Похоже, что так, – согласился Бенедикт. – Значит, это должна быть кровь Хедерингтона. Другого объяснения я не вижу…

Его платок снова взлетел к лицу, потому что Бенедикт разразился новым приступом отчаянного лающего кашля.

– Мне кажется, – промямлил Эдмунд заплетающимся языком, – ты сам, старина, мог уронить на него пару капель крови. Твой носовой платок покрыт пятнами. Возможно, ты сам удушил этого себялюбивого негодяя прошлой ночью и при этом закашлялся.

Бенедикт замер.

– Нет, – покачала головой мисс Пембертон. – Крови на его носовом платке очень мало по сравнению с наволочкой. К тому же платок еще покрыт слизью. А на наволочке слизи нет.

– Право же, мисс Пембертон это так, – вступила в разговор Франсина, прижимая ко рту кулачок. Ее узкое лицо под слоем румян, казалось, побледнело еще больше.

Эдмунд вертел в руке свой бокал.

– Значит, мы возвращаемся к исходной точке, к Лайонкрофту? Верно?

– Нет, – возразила мисс Пембертон, – мы возвращаемся к мнению, что это мог совершить любой.

– Хотя мы пришли к согласию относительно того, что все могли быть заподозрены, Лайонкрофт, похоже, самый вероятный преступник, – вступила в разговор мисс Стентон. – У него был мотив, средства и возможность совершить преступление. Мы все видели, как эти двое, он и Хедерингтон, бранились за ужином, и сам Лайонкрофт признал, что был настолько разгневан, что… О Господи! Вы наступили мне на ногу, Эванджелина!

Мисс Пембертон бросила язвительный взгляд на Гэвина: он мог бы поцеловать ее.

Леди Стентон хлопнула дочь сложенным веером по плечу:

– Следите за своей речью, юная леди!

– Я просто высказываю то, что…

– …что у остальных на уме, – перебила Франсина. – Прошу меня простить, Лайонкрофт, но вы знаете, что это правда. Мы можем облечь наши подозрения в слова.

Гэвин стиснул зубы. Он знал, что это так – все они приняли как данность его вину с момента, когда обнаружили, что Хедерингтон мертв. А, судя по выражению их лиц, ничего иного они от него и не ожидали.

И единственной причиной, почему они снизошли до визита в его дом и все еще оставались под его кровом, было то, что все они, ярые любители скандалов, гораздо больше желали залезть к нему в карман, чем избавиться от его общества.

Будь он человеком бедным и без связей, здесь не осталось бы ни одного из них.

Но при наличии богатого стола и неиссякающей выпивки, а также безотказного угождения его слуг, все это общество было готово не обращать внимания на столь досадный инцидент, как убийство. Во всяком случае, до поры до времени.

Однако даже они, эти отъявленные светские паразиты, должны были видеть предел своих возможностей.

– Ну, – заметил Эдмунд, будто прочитав мысли Гэвина. – Если облечь наши подозрения в слова, следует ли перейти от слов к действиям?

– Действиям? – повторил Гэвин, нимало не заботясь о том, что слова его прозвучали настолько угрожающе, что даже пьяный Эдмунд отшатнулся и отступил на несколько шагов назад. – И что это за действия?

– Я уверена, что он имел в виду виселицу, – пискнула девица Стентон. – По правде говоря, я готова держать пари, что… О, черт возьми, Эванджелина! Если вы снова это сделаете, я… О! Ладно, матушка! Не надо ставить синяки на моем плече. Я буду держать язык за зубами.

Она скрестила руки на груди и яростно уставилась на собравшееся общество.

Гэвин поднялся со стула и вытянулся во весь рост.

– Не может быть убеждения без доказательств. А доказательств у вас нет.

Леди Стентон бросила выразительный взгляд на мисс Пембертон:

– Мы скоро сорвем маску с убийцы. Я не сомневаюсь в этом.

Девица Стентон подвинулась к матери. Франсина и Бенедикт обменялись понимающими взглядами. Эдмунд фыркнул, прикрывая рот бокалом. А это означало только, что все общество давно избрало виновного и теперь оставалось только найти доказательства его вины, чтобы вздернуть его.

Внезапно Гэвину показалось, что шейный платок душит его.

Пообедав в одиночестве в своей комнате, потому что у него не было ни малейшего желания возобновлять разговор о вероятности своей вины в безвременной кончине графа, Гэвин почувствовал все нарастающее беспокойство. Обычно это время он проводил в библиотеке за книгой или гулял за пределами поместья, а иногда отправлялся верхом в ближайший клуб, где можно было побоксировать.

Но любой из его своенравных подозрительных гостей мог забрести в библиотеку, когда на небе не было ни одной звезды, полный мрак царил в полях, и у него не было ни малейшего желания объяснять, почему он оставил своих «гостей» ради поездки в ближайший городок и тренировок по боксу.

Когда наконец желание двигаться пересилило его склонность к уединению, Гэвин покинул свою спальню через обычную дверь, вместо того чтобы воспользоваться той, что скрывалась за зеркалом, и вышел в холл.