— И Шерхорн про него рассказывал! — видно было, что Рита взволнована. — Агенты германской разведки в Москве зимой 1941 года сообщали, что по всей стране идет работа по поиску знаменитых икон, которым приписывалась магическая сила. Шерхорн утверждал, что сам читал копии этих донесений.

— Ни один советский функционер в здравом уме не осмелился бы отдать такой приказ. Это мог сделать только Сталин, — заметил Александр Валентинович. — Насколько я знаю, икону Казанской Божьей Матери, точнее ее список, взяли на борт самолета, который облетел Москву по особому маршруту. Все началось с видения Богородицы митрополиту гор Ливанских Илии. Про него Иосифу Виссарионовичу рассказал набожный маршал Шапошников. Генсек был в таком отчаянии, что поверил ему и выполнил в точности все предписания митрополита.

— А какое отношение имеет эта история к нашей тайне? — спросил Ральф.

— Самое прямое, — пояснил Александр Валентинович. — В Ленинграде господин Жданов получил странный по тем временам приказ: обеспечить облет вокруг города самолета с православной иконой на борту. Одновременно Молотовым было дано указание срочно вернуть в Москву часть святынь, согласно определенному каталогу, а также обеспечить надежную охрану некоторых экспонатов московских музеев, эвакуированных из города на восток… В том числе речь шла о знаменитой Донской иконе Божьей Матери. Дальше несколько спецотрядов НКВД были отряжены сопровождать святыни в Москву, в Ленинград и в Сталинград.

— Один из отрядов, сопровождавший эту самую икону, был перехвачен группой СС, — подхватила рассказ Рита. — Этой группе были приданы два сотрудника «Аненербе», в том числе Курт Шерхорн… Он сообщил мне, что Гиммлер недаром отдал приказ перехватить икону одной из лучших спецгрупп СС. Если бы она попала в руки команды «Остланд», занимавшейся сбором ценностей, возможно, груз бы затерялся.

Итак, рейхсфюрер секретным приказом направил на поиски иконы подразделение, которое работало по программе «Аненербе» в районе некоего «большого водоема под Ленинградом». Это была группа под командованием Карла Целлера.

Собравшиеся за столом переглянулись.

— Странно, — заметил Александр Валентинович. — Перед тем как приехать сюда, я говорил с Кареном. Он показал мне протокол задержания в районе Барятино группой 3-го отдела контрразведки «Смерш» отряда СС под командованием Карла Целлера, видимо, сопровождавшего особо ценный груз. В описи этого груза значится, помимо прочего, «икона, предположительно, с изображением Богородицы»… Этот протокол полностью противоречит тому, что рассказал Рите Курт Шерхорн, но косвенно подтверждает информацию германских источников тех лет. В них про экспедицию Целлера последний раз упоминается в конце декабря 1941 года. И на протоколе «Смерша» стоит дата 28 декабря…

— Кто-то нам врет… — предположил Антон.

— Не думаю, что Шерхорн обманывал, — возразила Рита. — Ему не хотелось уносить в могилу свои секреты.

— Может, вы и правы, — кивнул Александр Валентинович. — Погоний подозревает, что существовали две экспедиции и два Целлера…

— Это уже слишком! — воскликнул Антон.

— Не скажи. Ответь мне на вопрос: где сейчас находится Донская икона? Не знаешь? Так вот: к твоему сведению, она хранится в Государственной Третьяковской галерее, и искать ее по калужским лесам не имеет смысла.

— Ничего не понимаю…

— А я, кажется, понимаю. Экспедиция лже-Целлера не должна была угодить в руки контрразведки, но наши неожиданно прорвались на участке Мосальск-Барятино. Взяли аэродром. Группе СС просто некуда было деваться. Что же касается настоящего Карла Целлера, он служил лишь приманкой для всех — как для своих, так и для нашей контрразведки. У нас о его миссии хорошо знали. Скорее всего, нам специально «сливали» эту информацию через Ойгена Отта, единственного, кстати, выжившего из «Черной Капеллы». Я видел его уже после войны.

— Как интересно! — воскликнула Рита.

— Было дело, — улыбнулся Александр Валентинович, довольный произведенным эффектом. — Помню, когда я посетил его в «имении» под Берлином, он мне рассказывал о некоем циркуляре Гиммлера, по-моему, от августа 1941 года, в котором главный эсэсовец предписывал детально изучить эзотерическое наследие «восточных варваров». Но значения этому я тогда не придал. Передо мной в те годы стояли более земные задачи.

И еще вспоминаю, Погоний как-то рассказывал, что в начале осени 41-го на стол начальнику внешней разведки НКВД Павлу Фитину лег доклад нашего агента в Берлине по кличке «Корсиканец». В нем говорилось, что руководство рейха всерьез заинтересовано в конфискации на наших оккупированных территориях как можно большего числа религиозных реликвий — икон, мощей святых. К этой работе должны были привлекаться зондеркоманды СС, эксперты из института «Аненербе» и (внимание!) специальные группы, направляемые из «Центра» для выполнения особо важных заданий.

— Александр Валентинович, — поинтересовался Ральф, — не очень верится, что у немцев был такой интерес к иконам в момент, когда надо было думать о теплых штанах для солдат?

— Нацисты были чрезвычайно педантичны, любую мелочь принимали во внимание, — заметила Рита. — Кроме того, нельзя забывать, что в СС создавали собственную религию, которая должна была заменить христианскую веру. Многие в рейхе всерьез верили в такую возможность.

— А в СССР иконы в домах и учреждениях заменили бюстами Ленина и статуями Павлика Морозова, — напомнил Александр Валентинович. Взглянув на Риту, от пояснил: — Павлик Морозов — это такой наш юный герой, который ради преданности советской власти выдал ей своего родного отца.

— Интересная история, — проговорила Рита. — При этом, как люди недостаточно образованные, многие нацисты, так сказать на всякий случай, внимательно относились к легендам о чудодейственных реликвиях.

— Легенды — легендами, а факты — вещь упрямая, — заметил Александр Валентинович. — Кутузов в 1812 году попросил Высочайшего позволения доставить под Бородино «Одигитрию» — Смоленскую икону Божьей Матери, — наши выстояли. Куликовскую битву выиграли, а в шестнадцатом веке хана Гирея от Москвы прогнали с Донской иконой. Крестный ход под Москвой совершали с Казанской иконой, и неважно, пешком или на самолете, но в 1941 году Москву не отдали. Больше того, в тот год лютые морозы ударили аж в начале октября. Кстати, тела Ленина — символа новой религии, как ты правильно намекал, — в это время в Москве как раз не было. Его еще 3 июля отправили в Тюмень в сопровождении хранителя Збарского. Вот тебе, Антошка, и легенды…

— Прости, дядя Саша, но нельзя забывать, сколько народу при этом положили, чтобы Москву отстоять. Какое в этом великое чудо?

— А я согласна с Александром, — прервала их спор Рита. — И считаю, что по крайней мере Гиммлер имел справку о чудесах, которые приписывались некоторым иконам в России. Он серьезно относился к таким вещам.

— Но как же икона, из-за которой чуть не погиб мой дядя? — спросил Ральф. — Ведь получается, что Шерхорн видел ее в этом самом ящике, именно ее он искал после войны.

— Увы, — Рита развела руками. — Это была копия. Именно она и должна была, в случае чего, угодить в руки советской разведки, а попал подлинник.

— Да, — проговорил Александр Валентинович. — Как говорится, «дело закрыто». И как же все просто объясняется — чудотворные иконы!

Антон и Рита стояли обнявшись на краю деревни. Они гуляли уже больше двух часов и никак не могли наговориться. Все тайны, загадки, сокровища, исторические факты уступили место другим темам. Они рассказывали друг другу о себе, делились чувствами, целовались, радовались каждой секунде и готовы были полюбить целый мир. Мир не оставался в долгу, укутывая их спокойным и теплым весенним вечером.

— Рита, — очнулся наконец от сказочных видений Антон, — Шерхорн знал, что он и его люди были лишь приманкой?

— Вовремя же ты о нем вспомнил… Нет, не знал. Точнее, не верил. Наоборот, когда я спросила, в курсе ли он, что Донская икона Божьей Матери сейчас хранится в Москве, в Третьяковской галерее, он только улыбнулся и сказал: «Es ist nicht alles Gold, was glänzt».